пальца, точно помню), пропустить её конец сквозь дно
лодки, захлестнуть за ось винта и, обернув этой лентой
несколько раз неподвижную ось, вытащить её через дно
обратно в лодку. Затем, связав (а скорее срастив) края
этой ленты, превратить её в бесконечный канат,
которым можно было заставить винт работать. Я
попытался воплотить увиденное. Откуда же взять эту
ленту? Тут же я узнал: эта лента во мне. Как только эта
мысль оформилась, я увидел всю картину со стороны:
ночной океан, в лодке сидим мы с Н., я, стоя на корме,
манипулирую как бы пустыми руками, словно
перетягиваю несуществующий канат. Лодка двигалась
сначала неуверенно, потом все быстрее, по мере
приобретения моего опыта в обращении с силовой
веревкой. Сноровка появилась очень быстро, и дальше
не нужно было уже тянуть ленту руками (вернее,
ощущать, что ты тянешь что-то руками), а просто
видеть, как она должна работать, и она работала. После
этого всего берег, который мы чувствовали с корабля,
быстро приблизился. Это была не естественная земля, а
огромный остров, явно созданный кем-то в форме
круглого непропеченного бетонного торта,
ощетинившегося во все стороны серыми ноздреватыми
лепестками мокрых от воды пирсов.
К одному из этих пирсов мы и пришвартовались.
Помню, бетон был покрыт слизью, от чего неудобно
было залезать с низкой лодки на эту постройку. Потом
мы стали искать людей, чтобы узнать хоть что-нибудь
об этом месте. Ходили долго, вокруг были звуки, шумы
обитаемого мира, но на глаза никто не попадался.»
***
Я встречаю Н., она только что вышла из какого-то
дома. Мы стоим на обочине улицы в полдень
солнечного дня. Голова и плечи Н. обтянуты какой-то
красной пленкой.
Вот я, которую ты искал, говорит она, — если я тебе
нужна, бери меня. Я чураюсь вида этой красной херни.
под которой скрыты её лицо, волосы и плечи, и
отвечаю, что такая она мне не нужна. Она куда-то
уходит, оставляя меня одного.
И тут меня бело-голубой молнией пронзает мысль,
что нужно было разрезать, снять эту пленку, хотя бы
попробовать это сделать. Я бросаюсь вдогонку Н., ищу
её на соседних улицах, в дальнем переулке замечаю её с
уже свободными волосами, бегу за ней, но не успеваю
остановить её: она входит на территорию, оцепленную
колючей проволокой, идет к темно-серым зданиям под
низким пасмурным небом. Я тоже захожу на эту
территорию и вижу, что Н. уже поднялась по лестнице
на верхний этаж одного из зданий. Я вижу, как за ней
захлопываются тяжелые бронированные двери. Я
понимаю, что она стала одной из женщин, которая
стирает белье «крутым».
Ко мне подходит охранник и спрашивает, что я здесь
делаю. Я ему говорю, что где-то здесь должна быть
школа, может быть это не здесь, а в окрестностях, да,
это не здесь. Он мне недвусмысленно объясняет, чтобы
я проваливал отсюда, что мне нельзя здесь находиться.
Я, оглядываясь, медленно ухожу, хотя все мое тело
почти орет, что нужно сваливать отсюда, из этого тем-
но-свинцового сумрака как можно быстрее.
И вот я уже иду по каким-то сумрачным улицам рядом с зоной, где осталась Н., и на правой
обочине открыт люк в какие-то подземелья, я туда заглядываю —это полузатопленные водой
бледно-серые залы, и если туда падаешь — уже никого никогда не встретишь. Я отшатываюсь
от перспективы такого одиночества, а вслед за мной из люка вырывается змей, хозяин этих
подвалов, но не успевает меня схватить. В дальнем конце улицы я вижу какую-то женщину,
которая дает мне понять, что из каких-то высших религиозных соображений мне нужно войти
в эти подземелья, обязательно нужно, убеждает меня эта экзальтированная особа, но мое тело
знает, что я туда не захочу ни за что и никогда.»
***
Кто-то организовал показ разных существ (нелюдей),
воплощенных в формах людей. В этой демонстрации
есть полнота благодаря присутствию представителей
всех видов существ других миров, имеющих отношение
к жизни людей; и пустота ночи за их спинами чиста и
тотальна — в ней нет ничего растворенного и
непроявленного.
***
Чтобы увидеть невообразимое, нужно исчерпать
вообразимое или знать свои способности к его
созданию и заимствованию.
Сон: «Отряд мужчин, я среди них, идет по холмам.
Спускаясь по очередному склону, мы видим край
темного леса, лежащего перед нами. У каждого из нас в
правой руке копье. В глубине чащобы, будто раздвинув
ветви деревьев, я вижу два красных, как тлеющие угли,
глаза. Оттуда ко мне протянулась какая-то длинная
серая лента — язык, волна — она приподняла меня,
обхватив где-то в нижней части живота, и втянула в
глубину леса.
Передо мной стоят старуха и маленькая девочка.
Старуха раза в три больше девочки, и я понимаю, что в
конкретности физического мира девочка и старуха —
это один человек.
Мои симпатии на стороне девочки, чья отрешенность и легкость имеют своей другой
стороной особое безразличие по отношению к старухе и происходящему вообще. На девочке
короткое черное платье, с линиями серебряных блесток, и во сне я знаю суть какого человека
я вижу таким образом. Меня затащила сюда старуха. Это её красные глаза я видел во тьме
чащобы. Она безумно рада, у неё только что слюни не текут, когда она зыркает на мой живот.
Огромный рост и грязно-серые лохмотья, в которые она одета —нечто вроде дерюги или
Пирамида