ничего не имеем против такого сравнения с греческим
философом, но решительно возражаем против какого-либо
сравнения в этим французским контистом; мы считаем, что
это является незаслуженным камнем, брошенным в память
великого арийского мудреца. Нигде этот плодовитый
писатель не излагает отрицания брахманами - как
древними, так и современными - Бога -
"непознаваемого", вселенского Духа; также ни один другой
востоковед не обвиняет в этом индусов, как бы ни были
извращены общие выводы наших ученых о буддийском
атеизме. Наоборот, Жаколио неоднократно констатирует,
что ученые пандиты и образованные брахманы никогда не
разделяли суеверий широких масс, и подтверждает их
непоколебимую веру в единство Бога и в бессмертие души,
хотя, вне всякого сомнения, ни Капила, ни посвященные
брахманы, ни последователи школы веданты никогда не
признали бы существования антропоморфического творца,
"Первопричины" в христианском смысле. Жаколио в своем
труде "Индоевропейские и африканские традиции"
является первым, выступившим против профессора
Мюллера за то, что последний выразился, что индусские
боги "только маски без актеров... имена без существ, а не
существа без имен" [381, с. 291]. Приводя в поддержку
своих аргументов многочисленные цитаты из индусских
священных книг, он добавляет:
"Возможно ли отказать автору этих страниц в наличии
определенной и ясной концепции о божественной силе, Единственном
Существе, хозяине и Суверене вселенной?.. Разве алтари воздвигались
метафоре?" [381, c. 294, 295]
Последний аргумент совершенно справедлив,
поскольку он касается отрицания Макса Мюллера. Но мы
сомневаемся, понимает ли этот французский рационалист
философию Капилы и Вьясы лучше, чем германский
филолог понимает "теологическую дребедень", как он
назвал "Атхарваведу". Профессор Мюллер и Жаколио
могут иметь величайшее право называться
эрудированными и быть весьма осведомленными по
санскриту и другим древним восточным языкам, но у них
обоих не хватает ключей к тысяча и одной тайне древней
тайной доктрины и ее философии. Только в то время, когда
германский филолог даже не потрудился заглянуть в эту
магическую и "теологическую дребедень", в отношении
французского индолога мы находим, что он никогда не
упустит возможности исследовать. Кроме того, он честно
признает недостаточность своей компетенции, чтобы когда-
нибудь измерить этот океан мистического учения. В его
существование он не только крепко верит, но и во всех
своих трудах беспрестанно обращает внимание науки на
его несомненные следы на каждом шагу в Индии. Все же,
хотя ученые пандиты и брахманы - его "почитаемые
учителя" из пагод Вилленура и Челамбрума в Карнатике
[383, c. 32], как это кажется, решительно отказались
открыть ему тайны магической части "Агручада
Нарикшай" [378, c. 78] и треугольника Брахматмы, - он
остается при честном заявлении, что все возможно в
индусской метафизике, даже и то, что системы Капилы и
Вьясы до сих пор не были правильно поняты. Немедленно
вслед за этим Жаколио ослабляет свое утверждение
следующим противоречием:
"Однажды мы осведомлялись у одного брахмана из пагоды
Челамбрум, который принадлежал к скептической школе натуралистов
Вьясы, верит ли он в существование Бога. Он, улыбаясь, ответил нам
"Ахам эва парам Брахма" - Я сам - бог.
- Что вы род этим подразумеваете?
- Я подразумеваю, что каждое существо на земле, как бы оно ни
было скромно, является бессмертной частью бессмертной материи"
[375, с. 339].
Этот ответ таков, что его мог бы высказать каждый
философ древности, каббалист или гностик ранних веков.
Он содержит в себе самым дух дельфийской и
каббалистической заповеди, так как эзотерическая
философия уже многие века тому назад разрешила
проблему, что такое человек, кем он был и кем будет. Если
люди, верящие в библейский стих, который учит, что
"Господь Бог создал человека из праха земного и вдохнул в
его ноздри дыхание жизни", отвергнут в то же самое время
идею, что каждый атом этого праха, так же как каждая
частица этой "живой души", содержит "Бога" внутри себя,
тогда мы с жалостью будем взирать на логику такого
христианина. Он забывает стихи, которые предшествовали
тому, о котором идет речь. Бог равно благословляет
каждого зверя в поле и каждую живую тварь как в воде, так
и в воздухе, и Он наделяет их всех жизнью, которая есть
дыхание Его собственного Духа и душа животного.
Человечество есть Адам Кадмон "Непознаваемого", Его
микрокосм и Его единственный представитель на земле, и
каждый человек есть бог на земле.
Мы хотели бы спросить этого французского ученого,
который кажется таким осведомленным по каждой шлоке
Книг Ману и по другим ведическим писателям - о
значении следующей, хорошо ему знакомой сентенции:
"Растения и растительность проявляются во множестве
форм вследствие их предшествующей деятельности; они
окружены мраком, но тем не менее наделены внутренней
душой и равно ощущают удовольствие и боль" ("Ману", кн. I).
Если индусская философия учит присутствию в какой-
то степени души в низших формах растительной жизни и
даже в каждом атоме в пространстве, - как же тогда
возможно, что она могла бы отрицать присутствие этого
самого бессмертного принципа в человеке? И раз она
Пирамида