суеверие средних веков, которое стольким людям стоило
жизни и за которое этот автор ратует в целом томе, - есть
чудовищное произведение фанатизма и эпилепсии. Оно не
может иметь объективной формы; приписывать его
влияние Дьяволу есть кощунство: ибо это значит что Бог,
после сотворения Сатаны, разрешил ему избрать такое
направление, так действовать. Если мы вынуждены верить
в вампиризм, то мы делаем это в силу двух
неопровержимых утверждений оккультной
психологической науки: 1. Астральная душа есть
отделимая, отличная от нашего эго сущность, и она может
бродить, уноситься далеко от тела, не порывая при этом
нити жизни. 2. Труп не совсем мертв до тех пор, пока его
обитатель может снова входить в него, последний может
собрать достаточно материальных эманаций из него, чтобы
быть способным появляться в почти земной форме. Но
придерживаться мнения, вместе с де Мюссе и де
Мирвилем, что Дьявол, которого католики наделили такою
властью, что в своем антагонизме он равняется
высочайшему Богу, обращается в волков, змей, собак,
чтобы удовлетворить свою похоть и порождать уродов,
значит придерживаться идеи, в глубине которой скрыты
семена поклонения дьяволу, сумасшествия и святотатства.
Католическая церковь, которая не только учит нас верить
этому чудовищному заблуждению, но еще и заставляет
своих миссионеров проповедовать такую догму, не должна
испытывать возмущения против поклонения Дьяволу,
практикуемого некоторыми парсийскими и южно-
индийскими сектами. Как раз наоборот, ибо, когда мы
слышим, как иезиды повторяют известную пословицу:
"Поддерживай дружбу с демонами; давай им твое
имущество, твою кровь, и служи им, и ты можешь не
беспокоиться о Боге - Он ведь не будет причинять тебе
зла", - мы находим, что он только последователен в своей
вере и почтителен к Господу; его логика здрава и
рациональна; он уважает Бога слишком глубоко, чтобы
допустить, что Тот, кто сотворил вселенную и ее законы,
способен причинять ему вред, бедному атому; ну, а демоны
вот тут; они несовершенны, и поэтому у него имеются
основания бояться их.
Поэтому Дьявол в своих различных превращениях
может быть только заблуждением. Когда нам кажется, что
мы видим и слышим и ощущаем его, то это весьма часто
ничто другое, как наша безнравственная, развращенная,
загрязненная душа, которая видит, слышит и чувствует.
Подобное привлекает подобное, говорят; таким образом, в
соответствии с настроением, в каком наша астральная
форма просачивается и выходит из тела во время сна и в
соответствии с нашими ежедневными занятиями, которые
все в значительной степени отпечатываются на этой
пластической капсуле, называемой человеческой душой,
последняя привлекает в свое окружение духовные
существа, близкие себе по духу. Здесь причина, почему
некоторые сны и видения бывают чисты и прекрасны, а
другие - дьявольские и непристойные. Человек
просыпается и либо спешит в исповедальню, либо хохочет
над своим сном. В первом случае ему обещают, в конечном
счете, спасение ценою нескольких индульгенций (которые
он должен купить у церкви), и, может быть, чуточку
чистилища или даже ада. Какое это имеет значение? Разве
ему не обеспечена вечная жизнь и бессмертие, что бы он ни
делал? Это - Дьявол. Прогнать его молитвенником,
колокольчиком и кропилом со святою водой! Но "Дьявол"
снова возвращается, и часто верующий вынужден
перестать верить в Бога, когда он ясно ощущает, что
Дьявол берет верх над его Творцом и Хозяином. Тогда он
попадает в другую крайность. Он остается безразличным и
отдается целиком Дьяволу. Он умирает, и читатель уже
узнал продолжение этого из предыдущей главы. Эта мысль
прекрасно выражена доктором Эннемозером:
"Религия здесь [в Европе и Китае] не пустила таких глубоких
корней, как у индусов", - говорит он, возражая против этого
суеверия. - "Дух греков и персов был более изменчивый...
Философская идея о принципах добра и зла и о духовном мире... должна
была способствовать традиции в создании видений с небесными или
адскими образами, и с самыми страшными искажениями, которые в
Индии создавались гораздо проще более страстным фанатизмом; там
провидец воспринимал посредством божественного света, здесь же он
терялся во множестве внешних объектов, с которыми он смешивал себя,
отождествляясь с ними. Конвульсии, сопровождавшиеся отсутствием
сознания, ушедшего из тела в далекие страны, здесь были обычны, так
как воображение было менее устойчиво и также менее духовно.
Внешние причины также различны; образы жизни, географическое
положение, искусственные средства, вносящие различные
видоизменения. Образ жизни в Западных странах всегда был очень
изменчив, и поэтому нарушает и искажает работу чувств, и внешняя
жизнь отражается на внутренний мир сновидений. И духи, поэтому,
бывают бесконечно разнообразны по виду, и склоняют людей к
удовлетворению своих страстей, показывая им способы, как это делать,
вдаваясь даже в малейшие подробности, что гораздо ниже
возвышенных натур индийских провидцев".
Пусть изучающий оккультные науки сделает свою
натуру такой же чистой и свои мысли такими же
возвышенными, как натура и мысли индийского провидца,
и он сможет спать нетревожимый никакими вампирами,
инкубами и суккубами. Вокруг бесчувственного тела такого
спящего бессмертный дух распространяет божественную
силу, которая защитит от всякого дурного приближения,
как если бы это была хрустальная стена.
"Haec murus aeneus esto: nil conscire sibi, nulla pallascere culpa".
Пирамида