64, 65].
Мы видели в Индии небольшое братство факиров,
поселившихся вокруг маленького озера или, вернее, пруда с
водой, дно которого было буквально выстлано огромными
крокодилами. Эти чудовищные амфибии выползают,
греются на солнце в нескольких футах от факиров, причем
некоторые из последних могут находиться в
бездвижимости, погруженные в молитву и созерцание. До
тех пор, пока виден хотя бы один из этих святых нищих,
крокодилы безобидны и безвредны, как котята. Но мы
никогда не советовали бы иностранцу рискнуть одному
приближаться к ним на несколько ярдов. Бедный француз
Прадин так и нашел безвременную могилу в утробе одного
из этих чудовищ, которых индусы называют моудела.
(Следовало бы сказать ниханг или гхариял.)
Когда Ямвлих, Геродот, Плиний или какой-либо
другой древний писатель рассказывает нам о
священнослужителях, которые заставляли очковых змей
выходить из алтаря Изиды, или тауматургах одним
взглядом укрощающих самых свирепых животных, то их
считают лжецами или невежественными идиотами. Когда
современные путешественники рассказывают нам о тех же
самых чудесах, совершаемых на Востоке, их считают
экзальтированными болтунами или незаслуживающими
доверия писателями.
Но вопреки материалистическому скептицизму
человек, в самом деле, обладает такою силою, какую мы
видели проявленною в вышеприведенных примерах. Когда
психология и физиология станут достойными названия
науки, европейцы убедятся в существовании в человеке
потенциала той таинственной и грозной мощи, которая
скрывается в человеческой воле и воображении независимо
от того, сознает он это или нет. И все же как легко понять,
что эта мощь заключается в духе, если мы только будем
думать о том великом трюизме в природе, что каждый,
даже самый незначительный атом в ней движим духом,
который един в своей сущности, ибо самая малейшая его
частица представляет целое; и что материя есть только
конкретная копия абстрактной идеи, в конце концов. В
этой связи разрешите нам привести несколько примеров
могущественной силы даже несознательной воли, которая
творит согласно соображению или скорее по способности
различать изображение в астральном свете.
Нам стоит только припомнить очень знакомый
феномен стигматов или же родимых пятен, которые
являются результатом невольного посредничества
материального воображения в состоянии возбуждения. Тот
факт, что мать может оказать влияние на внешность еще
неродившегося ребенка, был хорошо известен древним, и у
состоятельных греков был обычай устанавливать
прекрасные статуи около кровати, чтобы у будущей матери
всегда были перед глазами совершенные образцы.
Хитроумный трюк, к которому прибег еврейский патриарх
Яков, чтобы рождались полосатые и пятнистые телята,
является иллюстрацией к этому закону среди животных. И
Ариканте рассказывает "о четырех пометах щенят подряд,
родившихся от здоровых родителей, причем в каждом
помете было несколько нормально сформированных
щенков, тогда как у остальных не было передних
конечностей, и у них были заячьи губы". Труды Гоффрея
Сент Илера, Бардаха и Элама содержат описания большого
количества таких случаев и особенно много их в
значительном томе доктора Проспера Лукаса "О
наследственности в Природе". Элам приводит цитаты из
Причарда об одном случае, когда ребенок негритянки и
белого был отмечен черным и белым цветом на различных
частях тела. Он добавляет с похвальной искренностью:
"Это - исключения, которые наука в ее нынешнем состоянии не
может объяснить" [251, с. 25].
Жаль, что этому примеру более не следуют. Среди
древних Эмпедокл, Аристотель, Плиний, Гиппократ,
Гален, Марк Дамасский и другие дали такие же
удивительные описания, как и наши современные
писатели.
В одном труде, опубликованном в Лондоне в 1659 г.
[290], был выдвинут сильный аргумент против
материалистов, доказывающий могущество человеческого
сознания над тонкими энергиями природы. Автор, доктор
Мор, рассматривает утробный плод как пластическую
субстанцию, которой мать может придавать красивую или
некрасивую форму, или сходство с каким-либо лицом или
лицами, и может наложить на него отпечаток какого-либо
портрета или изображения, которое было бы вернее назвать
астрографом, и которое ярко присутствовало в ее
воображении. Такое воздействие с ее стороны может быть
вольным или невольным, сознательным или сильным, так в
каждом отдельном случае. Это зависит от ее незнания или
знания глубоких тайн природы. Говоря о женщинах
вообще, отпечатки на утробный плод могут более считаться
результатами случайности, нежели сознательного
проектирования; а так как личная атмосфера каждого
населена в астральном свете изображениями его или ее
непосредственных членов семьи, то чувствительная
поверхность утробного плода, которую можно уподобить
поверхности фотопленки, вполне вероятно, может
воспринять изображение близкого или отдаленного по
времени предка, которого мать никогда не видела, но
который в какой-то критический момент как бы попал в
фокус фотокамеры природы. Говорит доктор Элам:
"Около меня сидит пациентка из далекого континента, где она