ртуть преображены Сведенборгом в сущность, причину и
следствие не задевают скрытой идеи разрешения загадок
Книг Моисея единственным возможным методом, методом,
употребляемым герметистами - методом соответствий.
Его учение о соответствиях или герметическом
символизме - это учение Пифагора и каббалистов - "как
наверху, так и внизу". Это также учение буддийских
философов, которые в своей еще более абстрактной
метафизике, перевернув обычный способ определений,
даваемых нашими наиболее эрудированными учеными,
называют образы невидимого мира единственными
реальностями, а все остальное, следствия причин или
видимые прототипы - иллюзиями. Как бы
противоречивыми ни казались их различные объяснения
Пятикнижия по своей поверхности, все они стремятся
доказать, что священные писания всех стран, Библия так
же, как Веды или буддийские писания, могут быть поняты
и тщательно просеяны лишь при помощи света
герметической философии. Великие мудрецы древности,
мудрецы средних веков и мистические писатели нашей
современности - все были герметисты. Или свет истины
просветил их через их способность к интуиции, или как
результат изучения и регулярных посвящений, фактически
они приняли метод и пошли по пути, начертанному такими
людьми, как Моисей, Гаутама Будда и Иисус. Истина,
символизированная некоторыми алхимиками, как небесная
роса, опустилась в их сердца, и они собирали ее на
вершинах гор после того как разостлали чистую льняную
ткань, чтобы принять ее; и таким образом, в одном
значении, они обеспечили каждый себя и по-своему
универсальным растворителем. Сколько им было
позволено поделиться с другими - это другой вопрос. Та
завеса, которая по словам писаний, закрывала лицо
Моисея, когда, спустившись с горы Синай, он учил народ
Слову Божиему, не может быть снята по воле только
одного учителя. Это зависит от слушателей, снимут ли они
тоже завесы со своих сердец. Павел высказывает это
просто; и его слова, адресованные к коринфянам, могут
быть приложены к каждому мужчине и к каждой женщине
во всех веках мировой истории. Если "их умы ослеплены"
сияющей кожей божественной истины, то - будет или не
будет убрана герметическая завеса с лица учителя, - она
не может быть убрана с их сердец, если они "не обратятся
к Господу". Но последнее название не должно быть
отнесено ни к одному из трех антропоморфированных лиц
Троицы, но к "Господу", как его понимают Сведенборг и
герметические философы, то есть к Господу, который есть
Жизнь и ЧЕЛОВЕК.
Постоянный конфликт между мировыми религиями -
христианством, иудаизмом, язычеством, брахманизмом,
происходит из нижеследующего единого источника:
Истина известна только немногим; остальные, не желая
снять завесу со своих собственных сердец, воображают, что
она ослепляет глаза соседа. Бог всех экзотерических
религий, включая и христианскую, несмотря на его
претензии на тайну, есть идол, выдумка, и не может быть
ничем другим. Моисей, наглухо укутавшись в завесу,
говорит жестоковыйным множествам о Иегове, жестоком
антропоморфическом божестве, как о высочайшем Боге,
глубоко захоронив в глубинах своего сердца истину, о
которой нельзя "ни говорить, ни раскрывать ее". Капила
рубит острым клинком своих сарказмов брахманистских
йогов, которые притворяются, что они в своих мистических
видениях видели ВЫСОЧАЙШЕГО ЕДИНОГО. Гаутама
Будда скрывает истину под непроницаемым одеянием
метафизических тонкостей и рассматривается потомками,
как атеист. Пифагора с его аллегорическим мистицизмом
и метемпсихозом считают ловким обманщиком, а за ним
такую же оценку получают другие философы, например,
Аполлоний и Плотин, о которых обычно говорили, как о
визионерах, если не как о шарлатанах. Платона, чьи труды
никогда не были прочитаны большинством наших великих
ученых иначе, как только поверхностно, многие из его
толкователей обвиняли в нелепостях и ребячествах, и даже
в незнании своего собственного языка, по всей
вероятности за высказывание о высочайшем, что "понятие
такого рода не может быть выражено словами, подобно
другим заучиваемым предметам"; а также за нахождение
у Пифагора слишком частого применения "завуалировки".
Мы могли бы заполнить целый том именами неправильно
понятых мудрецов, чьи сочинения - лишь потому, что
наши материалистические критики не в силах поднять
закрывающую их завесу - предаются забвению, как
мистические нелепости. Наиболее значительна черта этой,
кажущейся непостижимой тайны, может быть, заключается
в укоренившейся привычке большинства читателей судить
о сочинении по его словам и недостаточно выраженным
идеям, не касаясь духа самого произведения. Часто
оказывается, что философы, принадлежащие совсем
различным школам, употребляют множество неодинаковых
выражений, некоторые из них затемненные и
метафорические - все образные, и все же говорят об одном
и том же предмете. Подобно тысячам расходящихся лучей
одного огненного шара, каждый луч, тем не менее, ведет к
центральной точке; так и каждый мистический философ -
будь это восторженно преданный энтузиаст подобно Генри
Мору; раздражительный алхимик, прибегающий к
базарной фразеологии - подобно своему противнику
Евгению Филалету, и атеист (?) подобно Спинозе, - все
они имели в виду один и тот же предмет - человека.
Пирамида