стучали, со лба
лил ручьями пот. Он так сжал наложницу, что у той затрещал
позвоночник, и
она вскрикнула - но тут же тяжелая рука закрыла ей рот.
"Молчи!" - выдавил
белый как мел Диоклетиан. Собака подбежала к самому ложу,
замерла,
ощетинилась... и вдруг ее начало рвать: из огромной огненно
красной пасти
вывалились наружу какие-то кишки, кости, жилы, мясо... Когда
груда
изверженного достигла края ложа, из нее вдруг стал вырастать
красный
призрак с расплывающимися очертаниями. Наложница чувствовала,
что умирает
от страха, что сердце не выдерживает, но отвести глаз она не
могла. Мигом
позже стало ясно - это призрак юнца-маразматика, умервщленного
предыдущего
императора. У Диоклетиана судорогой свело нижнюю челюсть,
руки, ноги. Он
хрипел, стонал, слюна текла по подбородку... призрак
приблизился, занес
руки над застывшим поверженным Диоклетианом, улыбнулся
зловеще. Его
скрюченные пальцы потянулись к белому дрожащему горлу. И
замерли, чуть
коснувшись его. "Страшно?!" - вопросил призрак ледяным
отрешенным голосом.
Диоклетиан ответить не смог, он был на грани безумия. Призрак
сдавил горло
жертвы, начал душить. Он душил долго и медленно, то отпуская,
то вновь
сдавливая костяные жесткие пальцы - это была страшная пытка!
Напоследок
призрак рассмеялся тихо, промолвил: "Нет, я теперь тебя не
буду убивать! Я
тебя убью потом! Когда придет твой час! А до того я буду
приходить к тебе
каждую ночь..." Вот тут новоявленный император пришел в себя.
Он вскочил на
ноги, отбросил наложницу, выхватил меч и трижды перерубил
стоящего перед
ним сверху донизу. Призрак не исчез, даже не сдвинулся с места
- меч
проходил сквозь его красное расплывчатое тело. "Жди меня! Жди
каждую ночь!"
- прошептал он бесстрастно. И исчез.
Диоклетиан долго не мог успокоиться. Он сидел на краю ложа,
дрожал, глаза
его были безумны. вспомнив про наложницу, он снова схватился
за меч. Но
ослабевшая рука не удержала оружия, меч выпал.
Девушка отползла по мраморному полу в угол, укрылась с
головой бархатной
портьерой. И все же она подсматривала в щелку. А смотреть было
на что,
казалось, новоявленный император умирает: он опять начал
биться в
конвульсиях, хрипеть, выкрикивать что-то неясное... Девушка
ничего не могла
понять. Но когда она случайно поглядела вверх, то увидала на
сумрачном
подрагивающем от мигания свечей потолке восковое женское лицо
- оно было
огромным, раза в четыре больше, чем обычное. Глаза на этом
лице были
стеклянно-зелеными, застывшими, из краешка плотно стиснутых
губ сочилась
кровь.
"Изыди! Убирайся прочь! - завопил Диоклетиан. - Я не хочу
тебя видеть!"
Но лицо не исчезало. Только глаза стали оживать, наливаться
неземным
огнем, кровью, отблесками какого-то ослепительножелтого
пламени.
"Прочь, Вифиния! Прочь!" С Диоклетианом случилась самая
настоящая
истерика - он бился головою об пол, катался по бесценным
персидским коврам,
совал лицо и руки в пламя свечей, раздирал ногтями кожу,
рыдал, хохотал,
пытался заколоться кинжалом... А лицо тем временем становилось
все более
выпуклым, отделялось от потолка, опускалось вниз.
Появились длинные и тонкие белые руки, они тянулись к
беснующемуся, но не
дотягивались. "Нет! Я не уйду, Диоклетиан! Мне нужна кровь -
твоя кровь!"
Женский призрак опустился на ложе, теперь он был размерами с
обычную
крупную высокую женщинупатрицианку. И ничего призрачного в ней
не было -
только плоть ее была мертвенно-белой, а глаза горящими,
прожигающими. "Дай
мне жертву! Или иди сам сюда!" Покойница вытянула руки перед
собой. Но
Диоклетиан опередил ее - он бросился к бархатному занавесу,
схватил
умирающую со страху наложницу, подтащил к ложу, бросил к ногам
Пирамида