искания, а также, как выяснилось, договориться о новом сеансе регрессии. Он
рассказал, что дней за десять до нашей встречи он, став более восприимчивым
к взаимодействию с пришельцами, попросил их дать ему какой-нибудь знак в
подтверждение того, что они действительно существуют. В два или три часа
ночи, пребывая в полусне, он почувствовал легкое прикосновение к своему
плечу. Он страшно перепугался, но прикосновение продолжалось. "Меня как
будто дразнили", - пояснил Скотт. Конкретность ответа на его просьбу привела
Скотта в ужас. "Я попросил их что-нибудь мне показать, они и показали.
По-своему", - сделал вывод Скотт.
Многие испытавшие открывают для себя новые духовные горизонты, как
только начинают относиться к похищениям более терпимо, задумываясь об их
глубинном смысле и значении. Скотт стал с большим любопытством относиться к
нравственному значению феномена встреч с пришельцами, кроме того, он стал
посещать акупунктуриста и даже целителя-шамана. Он стал подвергать сомнению
традиционные концепции современной медицины. В частности, он замечает:
"Сталкиваясь с некоторыми врачами, я чувствовал, что могу им
помочь лучше, чем они мне. Хотя это очень самонадеянно с моей стороны, и мне
это известно". Желая провести еще один сеанс регрессии, Скотт рассчитывал
избавиться от травматических впечатлений, оставленных похищениями, и
сформировать более сбалансированное двустороннее сотрудничество с
пришельцами. Мы решили провести сеанс через пять дней.
В начале сеанса мы поговорили о том, каким испуганным и ранимым
был Скотт прошлым летом. В то же время мы согласились, что он стал менее
скованным. И хотя Скотт недавно пережил похищение, мы решили провести
"открытую регрессию", то есть он был волен вспоминать что угодно, а я обещал
воздержаться от наводящих вопросов.
В начале сеанса после непродолжительной паузы секунд в тридцать -
сорок Скотт вспоминает, как в тринадцать лет лежит на столе и ощущает рядом
"их" присутствие. Прежде он никогда не вспоминал это событие. Он видит
металлическую трубку диаметром дюйма четыре, являющуюся частью прибора,
стоящего у стенки. От прибора отходят и другие трубки. На соседнем столе
какого-то человека исследуют с помощью другого инструмента, кривого и
загнутого, напоминающего банан. Этот образ то всплывает в сознании Скотта,
то пропадает.
Вскоре Скотт сообщает, что видит женщину, которая подносит к нему
несколько цилиндров на подносе, и в каждом находится младенец. "Я взбешен,
- сообщает Скотт, - но не знаю, что я могу сделать в своем положении".
Женщина подходит к нему вплотную. Вероятно, она и стала действующим лицом в
той "галлюцинации", где женская фигура склонялась над его кроватью. Она
как-то связана с процедурой добывания его спермы для производства новой
партии младенцев, подобных тем, которых ему продемонстрировали.
Скотт понимает, что страх мешает ему разглядеть пришельцев,
смотреть прямо на них. Раньше он считал, что существа нарочно уклонялись от
его взгляда. Вероятно, рассмотрев пришельцев, он рассказал бы о них
родителям, а пришельцам почему-то этого не хотелось. Они объяснили Скотту,
что он сам принадлежит к их семейству.
"Если я принадлежу их миру, почему я здесь?" - спросил меня Скотт.
Я предложил ему поискать ответ на этот вопрос. Пациент задумался. Тем
временем в его памяти возник какой-то цилиндр диаметром дюймов шесть и
длиной не менее фута, он был прозрачный и заполнен прозрачной жидкостью.
Скотт заявил: "Я хочу быть одним из них, но в то же время хочу быть собой. А
быть и тем и другим невозможно".
- Но почему? - спросил я.
- Так я нигде не буду дома, - просто ответил Скотт.
Далее Скотта привели в помещение с толстыми стенами из камня,
располагавшееся, как он выразился, "среди множества эскалаторов". "Здесь
жарковато, но хорошо, - делится впечатлениями Скотт.
- Много людей. И это лучше, чем семья. Про меня здесь знают
абсолютно все". Тем не менее место кажется пугающим и странным. В это время
я почувствовал, что Скотт пытается оценивать образы, возникающие в его
сознании, применяя аналитическое мышление. Я стараюсь направить его по
другому пути, прошу выдавать информацию такой, какая она ему является, а
критику оставить на более поздний срок.
"Это невероятно!" - восклицает Скотт. Он рассказывает, что
существа все про него знают. Он спрашивает пришельцев, почему они не
остаются на земле. Выясняется, что они к этому "еще не готовы" - их органы
дыхания не приспособлены для нашей атмосферы.
Скотт называет и другие проблемы, мешающие пришельцам
сосуществовать с людьми на Земле. В частности, инопланетяне слишком быстро
мыслят. Их мыслительные процессы опережают человеческие, они опасаются, что
могут причинить нам вред, а они этого вовсе не хотят.
- Каким образом скорость их мышления может нам навредить? -
спрашиваю я.
Скотт объясняет, что человек не может угнаться за гуманоидом, и
если ему начинают передавать информацию, очень скоро наступает
информационная перегрузка.
В этот момент наш сеанс приобретает интересный оборот. Скотт
признает, что он всегда упорствовал, не желая признать факт существования
пришельцев. Я прошу его поразмышлять над тем, что именно он отрицал. К моему
изумлению, он отвечает: "Отрицал, что я один из них". По словам Скотта,
признав существование пришельцев и тем самым свою общность с ними, он обрек
бы себя на ностальгические чувства по нашему, земному миру. Скотт
признается, что с детства чувствовал себя чужим среди людей. Ему всегда
хотелось убежать. Но куда бы он ни бежал, он не достигал места, в которое
Пирамида