Через десять дней после сеанса Ли отправилась в путешествие в Индию, где
намеревалась изучать тибетский буддизм.
Мать уже в Индию послала ей мой отчет о сеансе гипнотической
регрессии со Скоттом. Прочитав его, Ли стала беспокоиться, что, вскрыв
детали своей истории, она будет относиться к себе как к жертве. Как написала
Ли, она хотела бы, чтобы ее история стала достоянием общественности. Однако
она не желала, чтобы история сводилась лишь к описанию серии травмирующих
эпизодов, связанных с сексом, экспериментами, физическим принуждением. Она
желала бы, чтобы был отражен и другой момент. "Я хочу, - писала девушка, -
чтобы люди знали, какие бесценные возможности духовного роста и развития
чувствительности, внимания к любым существам, от насекомых до млекопитающих,
к другим измерениям и планетарным системам открывают встречи с пришельцами.
Такое изложение отразит мое истинное отношение к пережитым мной событиям: я
не жертва межгалактического изнасилования, а человек, который в ранней
юности получил мощный заряд интеллектуальной и духовной энергии в результате
встречи с пришельцами. Поэтому я полна странной, необъяснимой благодарности
к ним". И далее:
"Философия тибетского буддизма признает духовные встречи и
сознание, свойственное похищенным".
Мать Скотта и Ли работает в конторе по продаже недвижимости и
помогает мужу в бизнесе. Возможно, она также имеет опыт похищений, но она в
первую очередь примечательна другим: Эмма с редкой настойчивостью и
пониманием поддерживала своих детей в том, что касалось их переживаний,
связанных с похищениями, она единственная из родителей систематически
посещает собрания моей группы поддержки. Психические травмы, полученные ее
детьми вследствие похищений, она переживала очень болезненно. Она со всей
серьезностью относилась к рассказам детей о похищениях и поверила в их
реальность. Кроме того, интуиция подсказывает ей, что процессы, в которые,
казалось, вовлечены ее дети, служат целям духовного развития и просвещения.
Такая позиция, неважно, какой она окажется в итоге - справедливой или
ошибочной, уникальна, никто из родителей испытавших ее не разделяет.
Отец Скотта, Генри, двадцать лет держал автомеханическую
мастерскую и недавно занялся новым бизнесом. Генри немногословен, не любит
распространяться о своих мыслях и взглядах, но тоже всегда поддерживал своих
детей. Он верит в то, что они ему рассказывают, но для него как для человека
практического более характерно желание найти физические доказательства
встреч с пришельцами или увидеть происходящее своими глазами.
Кроме того, у Скотта есть брат Роберт, он никак не связан с
похищениями, слушает рассказы о них с отрешенным видом, но проявляет
сочувствие и понимание к брату и сестре. У Роберта трое детей:
девочки-близнецы трех лет и сын, которому в декабре 1993 года исполнился
год, дети также не подвергаются похищениям. Скотт благодарен своим близким
за поддержку, за теплую домашнюю атмосферу; в отличие от многих испытавших
он не склонен приписывать свои отношения с пришельцами семейному разладу,
травматическим эпизодам, пережитым в детстве. "Я знаю свою семью, то, как я
рос. Семейные обстоятельства никак не могли сделать меня уязвимым".
Когда я впервые встретил Скотта, он уже не первый месяц боролся с
психической травмой, вызванной опытом похищения, пережитым в апреле 1990
года, - он, будучи в сознании (то есть без гипноза), помнил маленьких
гуманоидов, вторгшихся в его комнату. Эта сцена вызвала в его памяти другую.
В возрасте десяти лет он уже встречался с похожими существами в своей
спальне. Через уфологические организации Скотт вышел на психотерапевта и
стал у него лечиться. Лечение пошло ему на пользу; его врач с помощью
гипноза помогла ему выявить предшествующие эпизоды похищений. Первая встреча
Скотта с пришельцами, судя по всему, состоялась еще в трехлетнем возрасте. С
ноября 1991 года Скотт регулярно посещал собрания нашей группы и встречался
со мной дополнительно. В марте и декабре 1992 года мы провели два сеанса
гипноза, или релаксации, так как Скотт желал получить более живое и ясное
представление о своих прошлых опытах встреч с пришельцами. Наши беседы имели
не столько лечебный, сколько исследовательский характер, мы выступали скорее
в роли сотрудников и коллег.
Детали анамнеза были почерпнуты из медицинской карты Скотта,
заведенной в одной из клиник Бостона, где его в четырнадцать лет обследовали
по поводу "эпизодов спутанности сознания, предварительно диагностированных
как инсульт". В шесть месяцев у Скотта, по сообщению его матери, случился
приступ с потерей сознания, который сопровождался повышением температуры; в
пять лет он пережил еще один приступ, без повышения температуры, но с
болевыми ощущениями в ухе. В то время его не возили на обследование в
больницу. Но мальчика посмотрел семейный доктор, пришедший к выводу, что
приступ вызван возбуждением праздничного дня. Теперь Скотт считает, что
приступы были следствиями паники, вызванной похищениями.
Первый случай похищения, который вспоминает Скотт, произошел с ним
в трехлетнем возрасте. Летом 1991 года под руководством психотерапевта он
исследовал эпизод, относившийся к девятилетнему возрасту. Вдруг Скотт
перескочил на шесть лет назад, вспомнил, как он играл с машинками перед
домом. Вдруг, обернувшись, он заметил, что рядом появились "они". Существа
выросли ниоткуда и поддели Скотта своей удочкой. Еще Скотт помнит, как он
бросился бежать к матери, а когда прибежал, ничего не мог ей объяснить, а
только плакал. "Я видел там огромных муравьев", - сказал он. Когда Скотт
вспомнил этот эпизод, он ужасно разволновался и буквально спрыгнул с
кушетки, сеанс гипноза пришлось прервать. Воспоминания остались неизученными
- вплоть до нашего сеанса регрессии.
С восьмилетнего возраста Скотта начали водить по врачам -
невропатологам и психоневрологам. У него обнаруживали странные "приступы"
или "припадки" со спутанностью сознания, провалами в сознании - все это
описывалось очень приблизительно и не диагностировалось. Вначале его
характеризовали как восьмилетнего мальчика, пребывающего в постоянном
беспокойстве. Кроме того, ребенок постоянно страдал сильными пульсирующими
болями в голове. Головные боли были диагностированы как "атипичные мигрени",
для лечения применялись легкие болеутоляющие средства. Ему несколько раз
делали ЭЭГ. Первая энцефалограмма выявила легкие аномалии, а последующие