стремился. Теперь он точно знает, что пришельцы обитают за пределами
солнечной системы. Так объяснил Скотт, почему он избегал видеть гуманоидов.
- Мое человеческое начало не желает это видеть.
- Что вы подразумеваете под словом "это"? - спросил я.
- Их. Человеческая ипостась не желает иметь дела с гуманоидной.
Реакция человека - страх, будто он столкнулся со зверем. Они воспринимаются
как звери, и ты сам реагируешь, как напуганный зверь. Тем не менее, -
подчеркивает Скотт, - люди должны понять, что пришельцы, которых я в детстве
называл "чернильницами" за их огромные, темные глаза, - такие же живые
мыслящие существа, как и мы сами. Мы должны понять это, хотя мы и выглядим
иначе, иначе мыслим. Мы и они - это разные формы жизни.
Далее рассказ Скотта приобрел масштабы апокалиптического видения,
что я не впервые наблюдаю у испытавших. Скотт заговорил о грядущих
глобальных переменах. Пришествие пришельцев состоится лишь после того, как
здесь станет "безопаснее". Но до этого землян будет оставаться все меньше:
люди будут вымирать от инфекционных заболеваний, в первую очередь от СПИДа,
который по степени распространения будет сопоставим с чумой во времена
средневековья. Эта информация действовала на Скотта угнетающе. Кроме того,
он сознавал, что не вправе ее выдавать. И хотя Скотт был явно убежден в
достоверности своих сведений, он не преминул оговориться: "Надеюсь, что я
ошибаюсь".
Теперь Скотт видел Землю глазами пришельца, рассматривая ее
сверху. Под ним была неизвестная планета, желтая, безводная, преимущественно
покрытая пустынями, имени ее он не знал. Он выбрал ее для себя, потому что
она более всего напоминала ему родную планету. Раньше на этой планете была
жизнь, но случилась какая-то катастрофа, связанная "с наукой", планета
обезлюдела. У Скотта болела душа, когда он, всхлипывая, рассказывал о том,
как "наука разрушила нашу планету". Я спросил своего пациента, известны ли
ему подробности глобальной катастрофы. По его словам, он больше ничего не
знал, а вот пришельцы предвидели несчастье, но не могли его предотвратить.
После регрессии он вспомнил, что Земля умерла, потому что люди не смогли
вовремя остановить то, что изобрели, а инопланетяне создали себе для жизни
искусственную среду обитания.
Скотт неохотно признал, что пришельцы намереваются обосноваться на
Земле и жить здесь без людей. Они согласились бы сосуществовать с людьми,
если бы те изменились. Потом он противопоставил людей и пришельцев. Люди -
одни, и не хотят ни с кем делиться. А у пришельцев ни у кого нет
собственного мира, все знают все, и никто не имеет секретов. Я расспросил
его о нем самом. "Я один из них", - ответил он, но в своей человеческой
ипостаси он ограничивает свои способности в области любви и готовность
делиться "из-за собственного невежества".
Скотт говорил еще о традициях, мешающих человеческому альтруизму.
Из страха, что его обидят, что он не получит желаемого, человек не хочет
открываться и считает, что это нормально.
Скотт заявил: "Когда-то должны начаться перемены". На мой вопрос о
его призвании как лидера в этом процессе Скотт раньше упоминал о своей
миссии: он ответил, что должен выступать в роли посредника между двумя
видами. Он сказал, что ему предстоит много работы, на которую уйдет много
времени.
Я спросил, хватит ли ему времени, и он ответил уверенным "да".
Почувствовав, что мой пациент устал, я спросил его, хочет ли он
обсудить что-либо еще.
Он ответил:
- Так или иначе придется это сделать.
- Что сделать? - спросил я.
- Если мы не совершим перемены, пришельцы сделают их сами. Мне
кажется, мы не сможем жить вместе с ними.
После регрессии Скотт почувствовал неловкость. Ему было трудно
поверить в то, что он говорил. Он заметил, что в его взрослой жизни нет
никаких обстоятельств, которые подтверждали бы достоверность его рассказа.
"Оба мира никак между собой не сообщаются, - заметил Скотт, и мы редко имеем
возможность проникнуть в другой мир". Скотт сказал, что в мире "вселенского
сознания" страх вообще отсутствует. Скотту страшно и грустно признать
реальность пришельческого мира, тем более если он действительно принадлежит
этому миру. Для него это означает, что на Земле он - посторонний. Я спросил
его, не пытался ли он примирить в себе земную и пришельческую ипостаси.
Пациент уверенно возразил, что это невозможно, в чем он убедился на
собственном опыте еще подростком. Я рассказал ему, что со мной работают еще
четверо или пятеро "двойных агентов", и предложил им объединиться в группу.
Скотт одобрил эту идею.
После этого сеанса гипнотической регрессии мой пациент испытал
огромное облегчение. По его признанию, его всегда мучила раздвоенность, он
чувствовал себя сумасшедшим. А теперь он пришел к выводу, что, отрицая свою
принадлежность к миру пришельцев, он действует деструктивно по отношению к
собственной личности. Его заинтересовало, какую роль играет телепатия в
существовании двойственной личности.
Перед тем как завершить сеанс, мы с Пэм спросили у Скотта, что он
может сказать по поводу проекта пришельцев, в котором они используют людей.
"Не думаю, что они стараются нас уничтожить, - ответил Скотт. - Мне кажется,
они забирают частицу из нас и сообщают нам все свои свойства, одновременно
заимствуя наши. Тем самым мы делаемся более похожи друг на друга". Однако,
по словам Скотта, подобная интеграция - весьма сложный процесс, "так как не
всех, возможно, можно усреднить".
Пирамида
