на всю святую Русь и оцепенеет намертво вся нечистая сила, наивные деревенские
хозяева долго еще будут темною ночью без шапки, в одной рубахе ходить в старый
дом и с поклонами упрашивать домового пожаловать в новые хоромы, где в подызбице
самой хозяйкой приготовлено
ему угощение: присоленный небольшой хлебец и водка в чашке. Суеверия,
основанные на воззрении на природу, тем дороги и милы простому, нетронутому
сомнениями уму, что успокоительно прикрывают черствую и холодную
действительность и дают возможность объяснять сложные явления самыми простыми и
подручными способами. Проказами домового объясняют как ненормальные уклонения и
болезненные отправления организма, так и всевозможные случаи повседневной жизни.
Вот несколько примеров. Усиленно катается по полу лошадь и мучительно чешется об
стенку и ясли не потому, что недобрый, человек посадил ей в гриву и хвост ветку
шиповника, а потому что ее невзлюбил домовой. На утренней заре холеный иноходец
оказался весь в мыле не оттого, что сейчас вернулся на нем молодой парень, всю
ночь гулявший тайком от отца и ездивший по соседним поселкам с песнями и
товарищами, а потому, что на нем ездил домовой. Поднялось у молодой бабы в крови
бушеванье и почудилось ей, будто подходит к ней милый, жмет и давит, — опять
виноват домовой, потому что, как только баба изловчилась прочитать "Отче", все
пропало!
III
Домовой-дворовой
Как ни просто деревенское хозяйство, как ни мелка, по-видимому, вся
обстановка домашнего быта, но одному домовому-доможилу со всем не управиться. Не
только у богатого, но у всякого мужика для домового издревле полагаются
помощники. Их работа в одних местах не считается за самостоятельную и вся
целиком приписывается одному "хозяину". В других же местах умеют догадливо
различать труды каждого домашнего Духа в отдельности. Домовому-доможилу приданы
в помощь: дворовой, банник, овинник (он же и гуменник) и шишимора-кикимора;
лешему помогает "полевой", водяному — "ичетики и шишиги" вместе с русалками.
Дворовой-домовой получил свое имя по месту обычного жительства, а по
характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о
нем сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он невзлюбил (всегда
неизменно дружит только с собакой и козлом). Это он устаивает так, что скотина
спадает с тела, отбиваясь от корму; он же путает ей гриву, обрезает и общипывает
хвост и пр. Это против него всякий хозяин на потолке хлева или конюшни
поднавешивает убитую сороку, так как дворовой-домовой ненавидит эту сплетницу-
птицу. Это его, наконец, стараются ублажать
всякими мерами, предупреждать его желания, угождать его вкусам: не держать
белых кошек, белых собак и сивых лошадей (соловых и буланых он тоже обижает, а
холит и гладит вороных и серых). Если же случится так, что нельзя отказаться от
покупки лошадей нелюбимой масти, то их вводят во двор, пригоняя с базара, не
иначе как через овчинную шубу, разостланную в воротах, шерстью вверх. С
особенным вниманием точно так же хозяйки ухаживают около новорожденных животных,
зная, что дворовой не любит ни телят, ни овец: либо изломает, либо и вовсе
задушит. Поэтому-то таких новорожденных и стараются всегда унести из хлева и
поселяют в избе вместе с ребятами, окружая их таким же попечением: принесенного
сейчас же суют головой в устье печи, или, как говорят, "подомляют" (сродняют с
домом). На дворе этому домовому не подчинены одни только куры: у них имеется
свой бог.
Прибегая к точно таким же мерам умилостивления домового-дворового, как и
домового-доможила, люди не всегда, однако, достигают цели: и дворовой точно так
же то мирволит, то без всяких видимых поводов начинает проказить, дурить,
причиняя постоянные беспокойства, явные убытки в хозяйстве и пр. В таких случаях
применяют решительные меры и вместо ласки и угождений вступают с ним в открытую
борьбу и нередко в рукопашную драку.
По вологодским местам крестьяне, обезумевшие от злых проказ дворовых, тычут
навозными вилами в нижние бревна двора с приговором: "Вот тебе, вот тебе за то-
то и за то-то". По некоторым местам (например в Новгородской губ.) догадливый и
знающий хозяин запасается ниткой из савана мертвеца, вплетает ее в трехвостную
ременную плеть и залепляет воском. В самую полночь, засветив эту нитку и держа
ее в левой, руке, он идет во двор и бьет плетью по всем (углам хлева и под
яслями: авось, как-нибудь попадет в виновного.
Нередко домохозяева терпят от ссор, какие заводят между собой соседние
дворовые, несчастье, которое нельзя ни отвратить, ни предусмотреть. В
Вологодской губернии (в Кадниковском уезде, Васьяновокой волости) злой
"дворовушко" позавидовал своему соседу, доброму дворовушке, в том, что у того и
коровы сыты, и у лошадей шерсть гладка и даже лоснится. Злой провертел дыру в
чане, в котором добряк дворовой возил в полночь с реки воду. Лил потом добряк,
лил воду в чан и все ждал, пока она сравняется с краями, да так и не дождался: и
с горя на месте повис под нижней губой лошадки ледяной сосулькой в виде
"маленького человека в шерсти".
Оттуда же (из-под Кадникова) получена и такая повесть (записанная в дер.
Куровской, как событие 80-х годов прошлого столетия).
"Жила у нас старая девка, незамужняя; звали ее Ольгой. Ну, все и ходил к
ней дворовушко спать по ночам и всякий раз заплетал ей косу и наказывал: "Если
ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя задавлю". Так она и жила нечесой до
35 годов, и не мыла головы, и гребня у себя не держала. Только выдумала она
выйти замуж, и, когда настал девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой,
незамужнюю ту, старую девку, невесту ту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать
косу и долго не могли ее расчесать: так-то круто закрепил ее дворовушко. На
другое утро надо было венчаться — пришли к невесте, а она в постели лежит
мертвая и вся черная: дворовушко-то ее и задавил".
Не только в трудах и делах своих дворовой похож на доможила, но внешним
видом от него ни в чем не отличается (также похож на каждого живого человека,
только весь мохнатый). Затем все, что приписывается первому, служит лишь
повторением того, что говорится про второго. И замечательно, что во всех
подобных рассказах нет противоречий между полученными из северных лесных
губерний и теми, которые присланы из черноземной полосы Великороссии (из губ.
Орловской, Пензенской и Тамбовской). В сообщениях из этих губерний замечается
лишь разница в приемах умилостивления: здесь напластывается наибольшее
количество приемов символического характера, с явными признаками древнейшего
происхождения. Вот, например, как дарят дворового в Орловской губернии: берут
разноцветных лоскутков, овечьей шерсти, мишуры из блесток, хотя бы бумажных,
старинную копейку с изображением коня, горбушку хлеба, отрезанную от целого
каравая, и несут, все это в хлев, и читают молитву:
— Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко. Я тебя дарю-
благодарю: скотину прими — попой и накорми.
Этот дар, положенный в ясли, далек по своему характеру от того, который
подносят этому же духу на севере, в лесах,— на навозных вилах или "а кончике
Пирамида