образом: гадающий просовывает в двери бани голую спину, а баенник либо бьет его
когтистой лапой (к беде), либо нежно гладит мохнатой и мягкой, как шелковая,
большой ладонью (к счастью). Собрались о святках (около Кадникова, Вологодская
губ.) девушки на беседу, а ребята на что-то рассердились на них — не пришли.
Сделалось скучно, одна девка и говорит подругам:
— Пойдемте, девки, слушать к бане, что нам баенник скажет.
Две девки согласились и пошли. Одна и говорит:
— Сунь-ка, девка, руку в окно: баенник-от насадит тебе золотых колец на
пальцы.
— А ну-ка, девка, давай ты сначала сунь, а потом и я.
Та и сунула, а баенник-от и говорит:
— Вот ты и попалась мне.
За руку схватил и колец насадил, да железных: все пальцы сковал в одно
место, так что и разжать их нельзя было. Кое-как выдернула она из окна руку,
прибежала домой впопыхах и в слезах, и лица на ней нет от боли. Едва собралась
она с такими словами:
— Вот, девушки, смотрите, каких баенник-от колец насажал. Как же я теперь
буду жить с такой рукой? И какой баенник-от страшный: весь мохнатый и рука-то у
него такая большая и тоже мохнатая. Как насаживал он мне кольца, я все ревела.
Теперь уже не пойду больше к баням слушать16.
В сущности, баенник старается быть невидимым, хотя некоторые и уверяют, что
видали его и что он старик, как и все духи, ему сродные: недаром же они прожили
на белом свете и в русском мире такое неисчислимое количество лет.
Впрочем, хотя этот дух и невидим, по движению его всегда можно слышать в
ночной тишине—и под полком, и за каменкой, и в куче свежих неопаренных веников.
Особенно чутки к подобным звукам роженицы, которых по этой причине никогда не
оставляют в банях в одиночестве: все при них неотлучно находится какая-либо
женщина, если не сама бабка-повитуха. Все твердо убеждены, что баенник очень
любит, когда приходят к нему жить родильницы до третьего дня после родов, а тем
паче на неделю, как это водится у богатых и добрых мужиков. Точно так же все
бесспорно верят, что банища — места поганые и очень опасные, и если пожару
приведется освободить их и очистить, то ни один добрый хозяин не решится
поставить тут избу и поселиться: либо одолеют клопы, либо обездолит мышь и
испортит весь посильный скарб. В северных же лесных местах твердо убеждены, что
баенник не даст покоя и передушит весь домашний скот; не поможет тогда ни
закладка денег в углах избяного сруба, ни разводка муравейника среди двора и т.
п.
Овинник (гуменник)
На деревенских задворках торчат безобразные бревенчатые строения — овины.
Словно чудовища с разинутой черной пастью, Готовою проглотить человека целиком,
обступают они со всех
сторон ряды приземистых жилых изб. В сумерки, а особенно ночью, при легком
просвете на утренних зорях, овины своим неуклюжим видом настраивают воображение
простого человека на фантастический лад и будят в душе его суеверный страх.
Задымленные и почернелые, как уголь, овины являют из себя (как подсказывает
загадка) "лютого волчища, у него выхвачен бочище, не дышет, а пышет".
Так как без огня овин не высушишь, а сухие снопы — что порох, то и суждено
овинам гореть. И горят овины сплошь и рядом везде и каждую осень. Кому же
приписать эти несчастия, сопровождающиеся зачастую тем, что огонь испепелит все
гумно со всем хлебным старым запасом и новым сбором? Кого же завинить в
труднопоправимом горе, как не злого духа, и притом совершенно особенного?
Вот он и сидит в нижней части строений, где разводят теплицы и днем пекут
деревенские ребята картошку, — сидит в самом углу подлаза днем и ночью. Увидеть
его можно лишь во время светлой заутрени Христова дня: глаза горят калеными
угольями, как у кошки, а сам он похож на огромного кота, величиной с дворовую
собаку,— весь черный и лохматый. Овинник умеет лаять по-собачьи и, когда удается
ему напакостить мужикам, хлопает в ладоши и хохочет не хуже лешего. Сидеть под
садилом в ямине (отчего чаще зовут его "подовинником") указано ему для того,
чтобы смотреть за порядками кладки снопов, наблюдать за временем и сроками,
когда и как затоплять овин, не позволять делать это под большие праздники,
особенно на Воздвиженьев день и Покров, когда, как известно, все овины бывают
"именинниками" и по старинным деревенским законам должны отдыхать (с первого
Спаса их готовят). Топить овины в заветные дни гуменник не позволяет; и на
добрый случай — пихнет у костра в бок так, что едва соберешь дыхание; на худой
же конец — разгневается так, что закинет уголь между колосниками и даст всему
овину заняться и сгореть. Не позволяет также сушить хлеба во время сильных
ветров и безжалостно больно за это наказывает.
Гуменник хотя и считается, домовым духом, но самым злым из всех: его трудно
ублажить-усмирить, если он рассердится и в сердцах залютует. Тогда на овин рукой
махни: ни кресты по всем углам, ни молитвы, ни икона Богоматери Неопалимой
Купины не помогут, и хоть шубу выворачивай мехом наружу и стереги гумна с
кочергой в руках на Агафона-огуменника (22 августа). Ходят слухи, что в иных
местах (например, в Костромской губ.) овинника удается задабривать в его
именинные дни, С этой целью приносят пироги и петуха; петуху на пороге отрубают
голову и кровью кропят по всем углам, а пирог оставляют в подлазе. Однако
сведущие люди этим приемам не доверяют и рассказы принимают за сказки.
В брянских лесных местах (в Орловской губ.) рассказывают такой случай,
который произошел с бабой, захотевшей в чистый понедельник в риге трепать для
пряжи. Только что успела она войти, как кто-то застонал, что лошадь, и захохотал
так, что волоса на голове встали дыбом. Товарка этой бабы со страху кинулась
бежать, а смелая баба продолжала трепать лен столь долго, что домашние начали
беспокоиться. Пошли искать и не нашли: как в воду канула. Настала пора мять
пеньку, пришла вся семья, и видят на гребне какую-то висячую кожу. Начали
вглядываться и перепугались: вся кожа цела и можно было различить на ней и лицо,
и волосы, и следы пальцев на руках и ногах. В Смоленщине (около Юхнова) вздумал
мужик сушить овин на Михайлов день. Гуменник за такое кощунство вынес его из
"подлаза", на его глазах подложил под каждый угол овина головешки с огнем и
столь застращал виновного, что он за один год поседел, как лунь. В вологодских
краях гуменника настолько боятся, что не осмеливаются топить и чистить овин в
одиночку: всегда уходят вдвоем или втроем.
Из Калужской губернии (Мещовского уезда) получились такие вести. Лет 40—50
тому назад одного силача по имени Валуя овинник согнул в дугу на всю жизнь за
то, что он топил овин не в указанный день и сам сидел около ямы17. Пришел этот
невидимка-сторож в виде человека и начал совать Валуя в овинную печку, да не мог
изжарить силача, а только помял его и согнул. Самого овинника схватил мужик в
охапку и закинул в огонь. Однако это не прошло ему даром: выместила злобная
нечисть на сыне Валуя — тоже ражем детине и силаче и тоже затопившем овин под
великий праздник: гуменник поджег овин и спалил малого. Нашли его забитым под
Пирамида