- Где на земле ты выучил эти необычные речи? - смогла, в конце концов, она
спросить.
- Они из Книги Закона. Да не изменишь ты в ней ни буквы, - отвечал он.
Мы вполне серьезно начали сомневаться, не попали ли мы в один из тех
фантастических снов наяву, с которыми нас познакомил героин. Но нет, это
был сон совсем иного рода. В сплетениях его чудес неотступно присутствовал
здоровый реализм.
Наконец мы сели прямо и глубоко вздохнули. Гермес поспешил помочь Лу
подняться, и это движение, исходящее от столь диковинного существа, снова
повергло нас в хохот.
А тем временем Дионис разглядывал нас большими серьезными глазами.
- Они подойдут, - неожиданно решил он; и принялся отплясывать свою
маленькую чечетку.
Но мы могли видеть, что Гермес, при всем его желании не мешать другим
людям, выказывает нетерпение, и поспешили подняться. На сей раз его взяла
под руку Лу, оставив меня в обозе с Дионисом, который всю дорогу лепетал
без умолку. Я даже не прислушивался, все это и без того было для меня
чересчур.
Мы вышли на террасу виллы; в распахнутых дверях стоял Царь Лестригонов. Он
сменил свой дорожный костюм на рубище из ярко-голубого шелка с алой
оторочкой, капюшоном и рукавами, такими же, как у мальчишек. Только у него
на груди сияло золотым шитьем Египетское око в равностороннем
треугольнике, окруженном солнечными лучами.
За его спиной стояли две женщины в нарядах, опять же сходными с
облачениями мальчиков. Одной было не больше двадцати пяти, а другой под
сорок. У обоих волосы острижены коротко; у той, что помоложе,
огненно-каштановые, а у старшей - серебряно-седые.
- Это Больсой Лев, - сказал Дионис, - с Афиной и Кипридой.
Гермес отступил и сообщил нам конфиденциально: "Сейчас вы должны первые
сказать "Твори, что ты желаешь", чтобы показать, что вы более пробуждены,
нежели они".
Мы заговорщицки кивнули, и выполнили программу с успехом.
- Любовь - закон, любовь подчиняется воле, - ответили трое на входе. -
Добро пожаловать в Аббатство Телема!
В миг, точно по мановению волшебной палочки, серьезность улетучилась. Нас
тепло представили дамам, и мы начали болтать, точно знали друг друга всю
жизнь. Бэзиль усадил двух богов к себе на колени и слушал, довольный,
рассказ Гермеса о том, как он справился с поручением.
На террасу вынесли стол и мы сели за трапезу. Афина показала нам наши
места и объяснила, что в Аббатстве существует обычай есть молча; "как
только, - сказала она, - мы скажем Волю".
Что же она подразумевает под словами "скажем Волю"? Перед едой говорят
молитву, но мы это последний раз делали очень и очень давно. Как бы то ни
было, эта маленькая загадка скоро разъяснилась.
Она постучала по столу рукояткой тунисского кинжала; его стальное лезвие
было инкрустировано серебром. Она стукнула три раза, потом пять, потом еще
три раза. Этот особый метод явно имел какое-то значение. Затем она
произнесла: "Твори, что ты желаешь да будет то Законом".
Дионис проявил признаки сильного возбуждения. Была его очередь отвечать и
он жутко опасался забыть слова в присутствии чужаков. Он с мольбою
взглянул на Киприду, и та прошептала ему на ушко.
- Сто есть твоя Воля? - вопросил он, готовый лопнуть от уверенности и
гордости.
- Поесть и попить, вот что есть моя воля, - скорбно ответила Афина.
- Ради чего? - поинтересовался, сомневаясь, Дионис.
- Дабы через это укрепилось мое тело.
Сорванец озирался с беспокойством, точно ответ изгнал ветер из его
парусов. Киприда пожала его ручку и он снова расцвел.
- Ради чего? - повторил он без тени смущения.
- Дабы я смогла завершить Великий Труд, - отвечала Афина.
Дионис, похоже, освоил свою игру. Он парировал без малейшего колебания:
- Любовь - закон, подчиняется воле.
- Любовь - закон, любовь подчиняется воле, - поправила его Киприда, и
ребенок еще раз торжественно повторил слова.
- Налетай, - бодро крикнула Афина и села на место.
ГЛАВА V
АББАТСТВО ТЕЛЕМА
Ланч состоял из рыбы, невиданного нами доселе вида; с длинным, тонким
туловищем и клювом, наподобие меч-рыбы. Мы были очень голодны; но эта еда
и при любых обстоятельствах была бы изысканна на вкус. Трапезу продолжили
сыром, медом и мушмулой, а завершили ее, и блистательно, кофе по-турецки;
каждый выпил столько чашек, сколько пожелал, и с бенедектином.
Мы запивали пищу грубым, крепким вином здешнего производства; и оно
казалось нам лучшим из вин. Ведь оно не подвергалось никакой химической
обработке. В нем содержалась некая наследственная живительная сила. Оно
было первобытным, как и все устройства в Аббатстве, однако свежесть и
неискусственность всего этого более чем поразила даже наш развитый вкус.
Ведь мы явно были приглашены к ланчу с избранным обществом олимпийских
божеств; и угощения как будто тоже были им под стать!
Кроме того, у нас не было времени на критику; мы всецело были поглощены
красотой окрестностей.
Далеко на Западе, череда холмов убегала прямо в море, и до самых дальних
вершин было миль пятьдесят; тем не менее, в весенней прозрачности воздуха
они выделялись четко. Мы даже смогли разглядеть на передней линии горной
цепи ряд небольших темных утесов, выступающих параллельно тем, что в дали,
но примерно десятью милями ближе. Оттуда в нашу сторону тянулась береговая
линия витиеватым изгибом неописуемой красоты и величия. Телепил был
расположен на мысе, поэтому ничто не обрывало мощный отрезок морской
стихии между нами и дальним пределом, с его конической формы близнецами,
что нависают над главным городом этого края; тем, из которого мы двинулись
в путь нынче утром.
В левой части береговой линии громоздились фантастических форм и окраски
горы, и они простирались оттуда до самого края холма, где мы сидели. Если
смотреть прямо, то там сливался с горизонтом океан. Свет играл на его
волнах, подобно некой загадочной мелодии Дебюсси. Он разнился в оттенках
от нежнейшего канареечно-желтого и серовато-зеленого через бесконечные
переливы, точно павлиний хвост, до сиреневого и темно-лилового.
Переливчатые заплаты красок блуждали по воде в калейдоскопической
Пирамида