ради рода человеческого.
Разумеется, это было неправдой. И еще, какой дурак скажет тебе о настоящих
корнях его мотивов? Если он предпочитал настаивать, что мы делаем то, что
делают всегда первопроходцы, как я могла противоречить ему?
Искрящаяся лавина блаженства захлестнула мой мозг. Может это и ложь; но,
ей-Богу!, мы должны сделать так, чтобы это стало правдой.
Я полагаю, что в моих глазах зажегся свет, который позволил ему прочитать
мои мысли.
- Respice finem! Суди по концу;
Мужа, а не дитя, мой друг!
- процитировал он задорно.
И затем, к моему абсолютному глубокому изумлению, он повел меня назад в
студию, достал склянку с героином из кедровой шкатулки и вытряхнул
небольшое количество на клочок бумаги. Он скрутил его и положил мне в
руку.
- Не удивляйтесь, - засмеялся он, - ваше лицо говорит мне, что все в
порядке. У вас нет этого взгляда утки, попавшей в шторм, который
свидетельствует о полном порабощении. Как Сэр Питер очень умно заметил на
днях, вы не можете остановиться, пока у вас не будет того, с чем
остановиться. Вы, конечно, продолжаете ваш магический дневник?
- О, да, - вскричала я с радостью. Я понимала, насколько важны, по его
мнению, были эти записи.
Он комично покачал головой.
- О нет, Мисс Беспредельная Лу, речь не о том, что я называю магическим
дневником. Вам должно быть стыдно перед собой за незнание часов, минут и
секунд со времени последней дозы. Nous allons changer tout cela. (Мы все
это переменим - франц.) Вы можете брать это, когда захотите. Я просто
сделал вам своего рода спортивное предложение, и вы должны увидеть, как
долго вам удастся воздерживаться. Но я доверяю вам сделать запись точного
времени, когда вы решили осуществить понюшку, и верю, что вы скажете мне
правду. Выбросите из головы раз и навсегда, что я не одобряю прием этих
веществ. Это целиком и полностью ваше дело, а не мое. Но дело каждого -
быть честным перед самим собой; и вы должны смотреть на меня как на
простое удобство, старую опытную руку в игре, чей опыт может быть полезен
вам в подготовке к битве.
Я примчалась домой другой женщиной. Я не хотела спасать себя. Я ощущала
себя доспехами, сделанными с целью защитить Питера. Моя неподкупность была
необходима не только для моего собственного блага, но и для его.
Питера нет, так что я записала эти строчки. Как удивлен он будет... Мне
странно, почему он так задерживается, и куда он ушел. Ожидание очень
некомфортно, когда тебе нечего делать. Мне бы не помешала доза. Таблетка
не сделала меня сонной; кажется, она успокоила меня. Она отодвинула от
меня лезвие этого ненавистного беспокойства. Я могла выносить ее действие,
если бы мне только удалось отвлечь мой ум от разных дел. Мое сознание
продолжала неотступно терзать мысль о маленьком бумажном пакетике в моей
сумочке. Я обогнула тысячи углов; но за ними всеми всегда оставалось
ожидание. Есть что-то ужасающее в фатальности этого вещества. Казалось,
оно хочет тебя убедить в том, что бежать от него бесполезно. Человеческие
мысли всегда возвращаются ко множеству предметов, которыми, по нашему
представлению, мы вовсе не одержимы. Почему же мы должны испытывать
одержимость с этим порошком, и невозможность избавиться от него? В чем
разница?
ГЛАВА IV
ХУЖЕ СКОТОВ
13 Сентября
Удивительно, как мне удалось пережить все это. Питер пришел прошлой ночью
сразу же после того, как я закрыла свой дневник. Я никогда еще в жизни не
видела его таким: бешеные глаза, налитые кровью, наполовину вылезли из
орбит. Он должно быть напился как сумасшедший. Он подскочил прямо ко мне,
трясясь от гнева, и обдуманно ударил меня по лицу.
- Это послужит тебе уроком, - закричал он, и грязно выругался.
Я не могла ответить. Мне было слишком больно, - не от удара, а от
изумления. Я нарисовала себе в мечтах совершенно другую картину.
Шатаясь, он отступил в середину комнаты и указал на кровь, что струилась
по моему лицу. Грань его кольца порезала мне кончик уха. Мой вид поверг
его в припадок истерического смеха.
Я испытывала к нему только одно чувство - он был болен, и моя обязанность
состояла в том, чтобы ухаживать за ним. Я попыталась добраться до двери и
позвать на помощь. Он подумал, что я убегаю и силком потащил меня через
комнату на кровать, завывая от ярости.
- Так просто ты не смоешься, - завопил он, - но этого с меня довольно. Ты
будешь ждать здесь, пока какой-нибудь Чертов мистер Кинг Лам не явится за
тобой. Не волнуйся, я знаю, что он придет. Он любит грязь, мерзкое
чудовище!
Я разрыдалась. Контраст между двумя мужчинами был слишком шокирующим. И я
принадлежала этому вопящему, изрыгающему ругань скоту с его безумной
завистью и бессмысленной жестокостью!
Да я бы лучше подметала пол в студии Бэзиля всю оставшуюся жизнь, чем быть
Леди Пендрагон.
Какие же боги мастера иронии! Я купалась в радужном потоке славы; я была
почти вне себя от счастья, думая, что стала женой человека в чьих венах
течет кровь величайшего из Английских королей; того самого, чей блеск
позолотил века романтикой; я думала, что могла бы носить под сердцем
королевского наследника. Что за ослепляющее заблуждение!
И Питер сам показал себя достойным своего происхождения. Не он ли в числе
прочих отразил нападение Гуннов-язычников и спас Англию?
Так вот он каков, конец мечты! Этот драчливый хулиган был моим мужем!
Я сидела потрясенная, пока его бессвязные оскорбления не ударили мне в
голову; мое возмущение касалось не меня. Я заслужила все, что получила; но
какое право имел этот выкрикивающий ругательства трус коснуться своими
устами такого человека, как Царь Лестригонов?
Мое молчание, похоже, вывело его из себя больше, чем если бы я ввязалась в
ссору. Он раскачивался и ругался со слепой свирепостью. Казалось, он не
замечал, где я находилась. Смеркалось. Он ощупью пробирался по комнате,
разыскивая меня; но дважды прошел мимо, пока наконец не обнаружил. В
третий раз он споткнулся прямо об меня, схватил за плечо и начал бить.
Я сидела, словно парализованная. Я не могла даже кричать. И снова, и снова
он ругался и яростно колотил меня, но на этот раз так слабо, что я не
Пирамида