Сэра Питера только в июле.
- Ах, тогда это все объясняет, - сказал доктор. - Я отсутствовал все лето
на вересковых пустошах с Маркизой Эйгг. Оторван от этого мира, от этого
мира. Ну, я уверен, что вы счастливы, моя дорогая Леди Пендрагон.
Он всегда произносил титулы с особым звуком, словно ребенок, посасывающий
стебель ячменного сахара.
Я тотчас же поняла, как надо к нему обращаться.
- Ну, разумеется, вы знаете, - заметила я, - что в по-настоящему
продвинутых кругах человеку приходится предлагать гостям героин и кокаин.
Это, конечно, только поветрие, но пока оно существует, человек остается
вне общества, если не следует ему.
МакКолл поднялся из кресла, придвинул маленький расшитый стул ближе ко
мне, и сел на него.
- Я понимаю, понимаю, - пробормотал он доверительно, беря мою руку и
начиная ее вежливо поглаживать, - но вы же знаете, это очень трудно сейчас
достать.
- Это для нас, бедных аутсайдеров, - посетовала я, - но не для вас.
Он отвернул мой рукав, и начал водить своей рукой вверх и вниз по моему
предплечью. Меня сильно задела его фамильярность. Снобизм этого человека
напомнил мне о том, что он был сыном мелкого лавочника в какой-то
шотландской деревне - факт, о котором я не должна была думать ни секунды,
пока он с вкрадчивой настойчивостью рассказывает о Дебре.
МакКолл поднялся и подошел к небольшому сейфу в стене за моей спиной. Я
слышала, как он открыл его и снова закрыл. Он вернулся и склонился у
спинки моего кресла, вытянув свою левую руку так, чтобы я могла видеть то,
что было в его руке.
Это была запечатанная десятиграммовая бутылочка с надписью "Героин
Гидрохлорид" с указанным количеством и именем производителя. Ее вид почти
поверг меня в безумие от нестерпимого желания.
Буквально в ярде от моего лица находился символ победы. Петушок, Бэзил,
закон, моя собственная физическая острая боль - все они пребывали в моей
власти с того момента, как мои пальцы сомкнулись над бутылочкой.
Я вытянула вперед руку; но героин исчез, как будто фокусник сделал свой
хитрый трюк.
МакКолл облокотился всем своим весом о спинку стула и слегка наклонил его.
Его уродливое проницательно-фальшивое лицо зависло в футе от моего.
- Может быть вы действительно поможете мне получить его? - дрожащим
голосом спросила я. - Сэр Питер очень богат. Мы в состоянии позволить себе
заплатить любую цену, какой бы она ни была.
Он издал забавный смешок. Я вся сжалась при виде этого вытянутого вонючего
рта, висевшего надо мной, жадно открытого, обнажившего два белых ряда
острых, длинных клыков.
Меня тошнило от запаха выдохшегося виски в его дыхании.
Он немедленно это понял; позволил моему креслу вернуться в нормальное
положение, и отошел назад к своему столу. Сев там, он с нетерпением
наблюдал за мной, как охотник за приближающимся зверем во время облавы.
Как бы неумышленно он держал в руках бутылочку и бесцельно с ней
забавлялся.
Своим спокойным лакированным голосом он начал рассказывать мне о том, что
называл романом всей его жизни. Впервые, когда он увидел меня, он страстно
влюбился; но он был женатым человеком, и осознание своей чести помешало
ему уступить своей страсти. Он не испытывал, конечно, никакой любви к
своей жене, которая совершенно его не понимала. Он женился на ней из
жалости; но исходя из того, что он был ограничен пониманием своего
правильного чувства, то помимо прочего осознавал, что если дать волю
страсти, хотя и богоданной, это могло означать социальное крушение для
меня, для женщины, которую он любил.
Он продолжал говорить о близости и о духовных друзьях, и о любви с первого
взгляда. Он укорял себя за то, что сказал мне правду только сейчас, но
искушение было слишком сильным. Ирония судьбы! Трагическая абсурдность
социальных ограничений!
В то же самое время он будет чувствовать определенное тайное наслаждение,
если бы знал, что я, со своей стороны, испытывала тогда сходное чувство по
отношению к нему. И все это время он продолжал играться с героином. Один
или два раза он почти уронил его из-за своего нервного возбуждения.
Это тут же навело меня на мысль об опасности, в которой находится
драгоценный порошок. Было очевидно - чтобы получить его, надо подстроиться
под старого развратника.
Я позволила своей голове склониться на грудь и посмотрела на него искоса
уголками глаз.
- Вы не можете ожидать от молодой девушки, что она будет признаваться во
всем, что чувствует, - прошептала я с глубоким вздохом, - особенно если
она вынуждена убивать эти чувства в своем сердце. Нет ничего хорошего в
том, чтобы обсуждать подобные темы, - продолжила я. - На самом деле я не
должна была сюда приходить. Но как я могла догадаться, что вы, такой
замечательный врач, обратили внимание на такого глупого ребенка, как я?
Он возбужденно вскочил на ноги.
- Нет, нет, - сказала я печально с жестом, который заставил его снова
сесть в крайнем смущении. - Я не должна была приходить сюда. Это была
абсолютная слабость с моей стороны. Героин - единственное мое оправдание.
О, не заставляйте меня чувствовать себя такой пристыженной. Но я просто
должна сказать вам правду. Настоящим мотивом моего прихода было то, что я
хотела видеть вас. Сейчас, давайте поговорим о чем-нибудь еще. Позволите
ли вы мне получить этот героин, и сколько он будет стоить?
- Разговор о деньгах среди друзей за такую небольшую услугу неуместен, -
ответил он высокомерно. - Единственное мое сомнение заключается в том, что
правильно ли будет для меня позволить вам им воспользоваться.
Он снова поднял его и прочел этикетку, крутя бутылочку между своими
ладонями.
- Это очень опасный препарат, - продолжил он очень серьезно. - И я не
совсем уверен, оправдано ли то, что я даю его вам.
Что за абсолютная чушь и пустая трата времени, эта социальная комедия! Все
в Лондоне знали хобби МакКолла затевать интрижки с леди, обладавшими
титулом. Он придумал глупую историю о любви с первого взгляда тут же на
месте. Это был просто рискованный ход, как в шахматной игре.
Что касается меня, то мне был отвратителен вид этого человека и он понимал
это. И он понимал также, что мне отчаянно нужен этот героин. Истинная
природа этой сделки была столь же очевидной, как и тюремный сливовый
пудинг.
Однако, я предполагаю, что это развлекло его в некотором смысле, и он мог