Молчание нарушил англичанин, осведомившийся, опасно ли это для них.
-- Когда входишь в пустыню, назад пути нет, -- ответил погонщик. -- А раз
так, то нам остается только идти вперед. Остальное решит за нас Аллах, он же и
отведет от нас беду, -- и добавил таинственное слово: -- Мактуб.
-- Ты напрасно не обращаешь внимания на караван, -- сказал Сантьяго
англичанину, когда погонщик отошел от них. --
Присмотрись: как бы ни петлял он, однако неуклонно стремится к цели.
-- А ты напрасно не читаешь о мире, -- отвечал тот.—
Книги заменяют наблюдения.
Люди и животные шли теперь быстрее. Если раньше они проводили в молчании
дни, а собираясь на привале у костров, вели беседы, то теперь безмолвны
стали и вечера. А потом Вожатый запретил разводить костры, чтобы не
привлекать к каравану внимания.
Чтобы спастись от холода, путники ставили верблюдов и лошадей в круг, а
сами ложились вповалку внутри его. Вожатый назначал вооруженных часовых,
которые охраняли бивак.
Как-то ночью англичанину не спалось. Он позвал Сантьяго, и они начали
прогуливаться вокруг стоянки. Светила полная луна, и Сантьяго взял да и
рассказал англичанину всю свою историю.
Особенно потрясло того, что юноша способствовал процветанию лавки,
где торговали изделиями из хрусталя.
-- Вот что движет миром, -- сказал он. -- В алхимии это называется Душа
Мира. Когда ты чего-нибудь желаешь всей душой, то приобщаешься к Душе Мира. А в
ней заключена огромная сила.
И добавил, что это свойство не одних только людей -- все на свете, будь то
камень, растение, животное или даже мысль, наделено душой.
-- Все, что находится на земле, постоянно изменяется, потому что и сама
земля—живая и тоже обладает душой. Все мы -- часть этой Души, но сами не знаем,
что она работает на наше благо. Но ты, работая в лавке, должен был понять,
что даже хрусталь способствовал твоему успеху.
Сантьяго слушал молча, поглядывая то на луну, то на белый песок.
-- Я видел, как идет караван через пустыню, -- сказал он наконец.—Он говорит с
ней на одном языке, и потому-то она и позволяет ему пройти через себя.
Пустыня проверит и испытает каждый его шаг и, если убедится, что он в
безупречном созвучии с нею, допустит до оазиса. А тот, кто наделен отвагой,
но не владеет этим языком, погибнет в первый же день пути.
Теперь оба глядели на луну.
-- Это и есть магия знаков, -- продолжал Сантьяго. -- Я
вижу, как проводники читают знаки пустыни, -- это душа каравана говорит с душой
пустыни.
После долгого молчания подал наконец голос и англичанин:
-- Мне стоит обратить внимание на караван.
-- А мне—прочесть твои книги, -- отвечал юноша.
Странные это были книги. Речь в них шла о ртути и соли, о драконах и царях, но
Сантьяго, как ни старался, не понимал ничего. И все же одна мысль,
повторявшаяся во всех книгах, до него дошла: все на свете—это разные проявления
одного и того же.
Из одной книги он узнал, что самые важные сведения об алхимии—это всего
несколько строчек, выведенных на изумруде.
-- Это называется «Изумрудная скрижаль», -- сказал англичанин, гордый
тем, что может чему-то научить своего спутника.
-- Но для чего же тогда столько книг?
-- Для того, чтобы понять эти несколько строчек, --
отвечал англичанин не слишком уверенным тоном.
Больше всего заинтересовала Сантьяго книга, рассказывающая о знаменитых
алхимиках. То были люди, посвятившие всю свою жизнь очистке металлов в
лабораториях: они верили, что, если в продолжение многих и многих лет
обрабатывать какой-нибудь металл, он в конце концов потеряет все свойства,
присущие ему одному, и обретет Душу Мира. И ученые тогда смогут постичь
смысл любой вещи, существующей на земле, ибо Душа Мира и есть тот язык, на
котором все они говорят между собой. Они называют это открытие Великим
Творением, а состоит оно из двух элементов: твердого и жидкого.
-- А разве недостаточно просто изучать людей и знаки, чтобы овладеть этим
языком? -- осведомился Сантьяго.
-- Как ты любишь все упрощать! -- раздраженно ответил англичанин.—Алхимия—
наука серьезная. Она требует, чтобы каждый шаг совершался в полном
соответствии с тем, как учат мудрецы.
Юноша узнал, что жидкий элемент Великого Творения называется Эликсир
Бессмертия—он, помимо того что продлевает век алхимика, исцеляет все болезни.
А твердый элемент—это Философский Камень.
-- Отыскать его нелегко, -- сказал англичанин.—Алхимики годами сидят в своих
лабораториях, следя, как очищается металл. Они так часто и так подолгу глядят
в огонь, что мало-помалу освобождаются от всякой мирской суетности и в один
прекрасный день замечают, что, очищая металл, очистились и сами.
Тут Сантьяго вспомнил Торговца Хрусталем, который говорил, что когда моешь
стаканы, то и сам освобождаешь душу от всякой пакости. Юноша все больше
убеждался в том, что алхимии можно научиться и в повседневной жизни.
-- А кроме того, -- продолжал англичанин, -- Философский Камень обладает
поразительным свойством: крохотной части его достаточно, чтобы превратить любое
количество любого металла в золото.
Услышав это, Сантьяго очень заинтересовался алхимией. Он подумал, что надо
лишь немного терпения -- и можно будет превращать в золото все что угодно.
Он ведь читал жизнеописания тех, кому это удалось: Гельвеция, Элиаса,
Фульканелли, Гебеpa, -- и истории эти приводили его в восторг. Всем этим
людям удалось до конца пройти Своей Стезей. Они странствовали по свету,
встречались с учеными мудрецами, творили чудеса, чтобы убедить сомневающихся,
владели Философским Камнем и Эликсиром Бессмертия.
Однако когда Сантьяго попытался по книгам понять, что же такое Великое
Творение, то стал в тупик—там были только странные рисунки, зашифрованные
наставления и непонятные тексты.
-- Почему они так замысловато пишут? -- спросил он однажды вечером у
англичанина, который явно досадовал на то, что лишился своих книг.
-- Потому что понимать их дано лишь тем, кто сознает ответственность
этого, -- отвечал англичанин.—Представь, что начнется, если все кому не
лень начнут превращать свинец в золото. Очень скоро оно потеряет всякую
ценность. Только упорным и знающим откроется тайна Великого Творения. А
я оказался посреди пустыни, чтобы встретить настоящего алхимика, который
поможет мне расшифровать таинственные записи.
-- А когда были написаны эти книги? -- спросил он.
-- Много веков назад.