прежде чем погрузиться в сон.
Он проснулся от того, что кто-то толкал его в бок. Сантьяго устроился
на ночлег посреди рынка, который теперь вновь вернулся к жизни.
Сантьяго оглянулся по сторонам, ища своих овец, и понял, что он в новом мире,
но вместо привычной уже грусти испытал прилив счастья. Он больше не будет
бродить в поисках еды и воды -- он отправится за сокровищами! У него ни гроша в
кармане, но зато есть вера в жизнь. Вчера ночью он выбрал себе судьбу
искателя приключений: он станет одним из тех, о ком читал в книгах.
Не торопясь, юноша побрел по площади. Торговцы открывали свои палатки и
ларьки, и он помог продавцу сластей поставить прилавок и разложить товар. На
лице кондитера играла улыбка: он был бодр, весел и радостно готовился встретить
новый трудовой день, -- и она напомнила Сантьяго старика, таинственного царя
Мелхиседека. «Он печет сласти не потому, что хочет странствовать
по свету или жениться на дочке суконщика. Ему нравится его занятие», --
подумал юноша и заметил, что не хуже старика с первого взгляда может
определить, насколько человек близок или далек от Своей Стези. «Это так просто—и
как же я раньше этого не понимал?!».
Когда натянули брезент, кондитер протянул ему первый выпеченный пирожок.
Сантьяго его с удовольствием съел, поблагодарил и пошел дальше. И,
только сделав несколько шагов, он вспомнил, что, пока они ладили палатку,
кондитер говорил по-арабски, а он—по-испански, и оба понимали друг друга.
«Выходит, есть язык, который не зависит от слов, -- подумал он.—Я на нем
объяснялся со своими овечками, а теперь вот попробовал и с человеком».
«Все одно целое», как говорил старик.
Сантьяго решил пройтись по улочкам Танжера не торопясь,
чтобы не пропустить знаки. Это потребует терпения, но всякий пастух первым
делом учится этой добродетели. И снова подумал он, что в новом мире ему
пригодится то, чему научили его овцы.
«Все одно целое», -- снова вспомнились ему слова Мелхиседека.
Торговец Хрусталем смотрел, как занимается новый день, и ощущал обычную
тоску, томившую его по утрам. Вот уже тридцать лет сидел он на крутом спуске в
своей лавчонке, куда редко заглядывали покупатели. Теперь уже поздно было
что-либо менять в жизни; торговать хрусталем—вот все, что он умел. Было
время, когда в лавке его толпились арабские торговцы, английские и
французские геологи, немецкие солдаты—все люди с деньгами. Когда-то торговля
хрусталем была делом выгодным, и он мечтал, как разбогатеет и старость его
будет скрашена и согрета красивыми женами.
Но изменилось время, а вместе с ним и город. Сеута разрослась и
затмила Танжер, и центр торговли сместился. Соседи-торговцы разъехались,
на спуске осталось лишь несколько лавочек, и никто не хотел подниматься в гору,
чтобы зайти в одну из них.
Но у Торговца Хрусталем выбора не было. Тридцать лет занимался он тем
лишь, что продавал и покупал хрусталь, а теперь было уже поздно менять
жизнь.
Целое утро он смотрел, как проходят мимо редкие прохожие. Это повторялось из
года в год, и он наперед знал, когда появится тот, а когда—этот. Но за
несколько минут до обеда у его витрины остановился юный чужестранец. Одет он был
прилично, однако наметанным глазом Торговец Хрусталем определил, что денег
у него нет. И все же он решил отворить ему и подождать, пока тот уйдет.
На двери висело объявление, извещавшее, что здесь говорят на иностранных
языках. Сантьяго увидел, как за прилавком появился хозяин.
-- Хотите, я вам все эти стаканы перемою? -- спросил юноша.—А в таком виде
их у вас никто не купит.
Хозяин ничего не отвечал.
-- А вы мне за это дадите какой-нибудь еды.
Хозяин все так же молча смотрел на него. Сантьяго понял,
что должен принимать решение. В котомке у него лежала куртка— в пустыне она
не понадобится. Он достал ее и принялся перетирать стаканы. Через
полчаса все стаканы на витрине блестели, и тут как раз пришли двое и
купили кое-что из хрустальных изделий.
Окончив работу, Сантьяго попросил у хозяина еды.
-- Идем со мной, -- отвечал тот.
Он повесил на дверь табличку «Закрыто на обед» и повел
Сантьяго в маленький бар, стоявший на самом верху переулка. Там они сели за
единственный стол. Торговец Хрусталем улыбнулся:
-- Тебе ничего и не надо было мыть. Коран велит кормить голодных.
-- Отчего же вы меня не остановили?
-- Оттого что стаканы были грязные. И тебе, и мне ннадо
было очистить разум от дурных мыслей.
А когда они поели, он сказал:
-- Я хочу, чтобы ты работал в моей лавке. Сегодня, пока ты мыл товар, пришли
двое покупателей—это добрый знак.
«Люди часто говорят о знаках, -- подумал пастух, -- но не понимают этого. Да и
я, сам того не зная, столько лет беседовал со своими овцами на бессловесном
языке».
-- Ну так как? -- настаивал продавец. -- Пойдешь ко мне работать?
-- До рассвета перемою весь товар, -- ответил юноша.—А вы мне за это дадите
денег добраться до Египта.
Старик снова рассмеялся.
-- Если ты даже целый год будешь мыть хрусталь в моей
лавке, если будешь получать хороший процент с каждой покупки, все равно
придется одалживать деньги. От Танжера до пирамид тысячи километров пути по
пустыне.
На минуту стало так тихо, словно весь город погрузился в сон. Исчезли базары,
торговцы, расхваливавшие свой товар, люди, поднимавшиеся на минареты и
выпевавшие слова молитвы, сабли с резными рукоятями. Сгинули куда-то
надежда и приключение, старый царь и Своя Стезя, сокровища и пирамиды. Во
всем мире воцарилась тишина, потому что онемела душа Сантьяго. Не ощущая ни
боли, ни муки, ни разочарования, он остановившимся взглядом смотрел сквозь
маленькую дверь харчевни и страстно желал только умереть, мечтая, чтобы все
кончилось в эту минуту раз и навсегда.
Продавец глядел на него в изумлении—еще утром, совсем недавно, он был так
весел. А теперь от этого веселья и следа не осталось.
-- Я могу дать тебе денег, чтобы ты вернулся на родину, сын мой, -- сказал
продавец.
Юноша не ответил. Потом встал, одернул одежду и поднял котомку.
-- Я остаюсь работать у вас, -- сказал он.
И, помолчав еще, прибавил:
-- Мне нужны деньги, чтобы купить несколько овец.
• ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
Пирамида