— О, дорогая! — воскликнула старуха. — Ты не можешь не знать, что Комедия —
то же, что Кит, я имею в виду, этой стране. И ты наверняка помнишь, что Кит
изрыгнул проглоченного им Иону совсем не там, куда тот собирался прибыть, а там,
где его больше всего ждали. Таковы повадка Китов и здесь, в этой стране.
— А как вы узнаете, что, отправившись на шабаш, попали куда надо?
— «Как на нашей земле означает то же, что «Курица»: Чего не знает Курица,
спрашивают у Кабана; чего не знает Кабан, спрашивают у Кобылы, а если уж та не
знает, так того вообще никому не дано знать — в этой стране.
Илиэль ужасно рассердилась на своих друзей: почему они сами не пригласили ее па
шабаш? В тот день она вернулась из путешествия в самом отвратительном
настроении.
Этот разговор со старухой был лишь одним из многих; разве что он был самым
оживленным и самым логически непротиворечивым. Да и закончился неплохо, потому
что Илиэль узнала важные вещи. И потом, она с'6-гласилась отправиться на шабаш.
Как туда добираются, Илиэль так и не узнала, потому что старуха явно нарочно
темнила. Полагая, что добираться придется известный способом, Илиэль спросила об
этом, но старуха сказали «У нас нет ни козлов, ни ступ с помелом — в этой стране
Большинство других ее видений были полны бесформенных и противоречащих друг
другу ужасов. Это были образы, в которых воплощались ее глупые мысли и
произвольные импульсы; часто они походили на зверей причем таких расплывающихся
и рыхлых, какими представляются позвоночным самые безобразные формы; жизни, то
есть именно те линии эволюционного развития, с которых удалось свернуть им
самим; поэтому они относятся к ним как к экскрементам. Однако безобразие этих
образов как раз и притягивало Илиэль больше всего. Она получала болезненное,
противоестественное удовольствие, наблюдая за каракатицей, расползающейся в
своей черной липкой жиже подобно раздавленной улитке, а лужа этой жидкости
выпускала отростки-ложноножки, жирные, как машинное масло, покрытые
отвратительной слизью, пока не превращалась в некое подобие тарантула, после
чего опять собиралась, точно устав от борьбы с земным притяжением, и снова
напоминала гниющую лужу, но лужу тем не менее живую и к тому же явно обладающую
индивидуальностью, вбиравшей в себя и жадно поглощавшей все, что оказывалось в
пределах ее досягаемости. Илиэль поняла, что эта и другие подобные твари —
символы желаний, жадных и неудержимых влечений, не имеющих однако ни воли, ни
силы, чтобы сделать хотя бы шаг к их осуществлению, и что эта их ограниченность
— для них самих ужасная, непрекращающаяся мука, агония без малейшего проблеска
надежды, бессилие настолько полное, что им не дано было обрести освобождение
даже через Смерть. И еще она поняла, что порождены они ее собственной слабостью;
однако ей нисколько не хотелось избавиться от них, о нет! она наслаждалась их
уродством и беспомощностью, гнев их доставлял ей неизъяснимую радость, хотя это
был ее собственный гнев, подпитываемый ее индивидуальностью и волей. Это была
своеобразная Nostalgic de la boue, (тоска по грязи (фрц.)) только духовная,
которая росла в Илиэль как раковая или иная злокачественная опухоль, самообман,
как обманывает себя тело до тех пор, пока единственным средством спасения не
останется только ампутация; ибо как только плоть утратит свою волю к прочности,
к организации и необходимому развитию, начинается дегенерация, все быстрее
переходящая в разложение, и склон, по которому происходит это стремительное
движение вниз, становится все круче.
Как же тонка нить, по которой человек карабкается к звездам! Какова же должна
была быть сила той подсознательной воли его расы, благодаря которой в течение
тысяч поколений совершался его удивительный подъем! И вот, оказывается,
достаточно всего один раз оступиться; поскользнуться, и он уже в болоте, хотя
еще трепыхается. Дегенерация есть, увы, самая легкая из всех возможностей
выбора, предоставленных человеку, ибо падший использует силу космической
инерции, того самого «давления Вселенной», которое по крайней мере стремится:
присутствовать везде и повсюду; эта сила воздействует'' па человека постоянно и
становится тем сильнее, чем дальше он продвинулся по пути Различения. Нет,
история про Атланта — не сказка, он действительно держит Вселенную на своих
плечах, как и история Геракла, богорожденного мужа, который тяжелой работой
должен заслужить путь на Олимп, взвалив на себя никому более не посильную ношу.
Цена каждого следующего шага на этом Пути безмерна, счет идет на мириады
отданных ему жизней; человек же, который не верит в себя, не только вынужден
воевать с суммой всех вещей в мире, но даже его собственные товарищи обращаются
против него, стараются уничтожить, лишить его индивидуальности и энергии, чтобы
сравнять с серой массой таких же, как они сами. Таково в действительности было
могущество римской империи, воздвигшей Крест на Голгофском холме; и как же слепы
должны были быть Каиафа и Ирод, чтобы таким образом лишить себя своей самой
драгоценной надежды — надежды на освобождение от этой железной тирании! И
предатель нашелся, из тех, кто когда-то «оставил все и последовал» за Сыном
Человеческим.
И кто усомнится в истинной божественности человечества, видя, что даже зачатие
человеков невозможно без Освобождения, того самого, которое олицетворяет" для
нас Он, так ясно сознававший тьму собственного невежества и решившийся сам пойти
ей навстречу, обратив лицо Свое, пылавшее, как яркая звезда, в направлении
Иерусалима?
Глава XIX ВЕЛИКОЕ ЗАКЛЯТИЕ
Операция, задуманная Черной Ложей, была столь же проста, сколь и грандиозна —
как с практической, так и с теоретической точки зрения. В основу ее был положен
известный принцип симпатической магии: сломав предмет, связанный невидимой
связью с неким человеком, ты сломаешь и самого человека. Дуглас догадался
использовать сходство между своим склепом и жилищем Сирила Грея. Теперь ему не
нужно было предпринимать прямую атаку ни на молодого мага, ни на Лизу; он решил
ударить по самому уязвимому месту их союза — по тому существу, которого еще не
было. Больше ничего не требовалось; попытайся он пробить магическую защиту
Сирила, тот без сомнения отразил бы удар, и вся его мощь обрушилась бы на самого
Дугласа. У магии свои законы; человеческие представления о добре или зле ей
безразличны. Если вас переехал поезд, то с точки зрения физики безразлично,
намеревались ли вы покончить с собой или бросились спасать ребенка. Различие
существует, но на гораздо более высоком уровне.
Маг, довольный успешно проведенной операцией низшего уровня, по меньшей мере
неосмотрителен; если же он полагает, что сумел обойти закон упомянутого высшего
уровня, на котором оцениваются духовные и нравственные мотивы каждого действия,
то он просто глуп. В принципе Дуглас сумел бы даже вышвырнуть своего врага за
пределы планеты, однако в результате лишь усилил бы потенциал бессмертного
божественного «Я» своей жертвы, и это «Я» потом вернулось бы, обладая еще
большими знанием и мощью; его же самого такая «победа», как ее расценили бы
глупцы, вышвырнула бы за порог сферы трансформации духа, и его собственное «Я»
оказалось бы сломанным и иссякшим. Он походил бы на человека, который, собрав
все свое добро у себя в доме, поджег его; истинные же адепты, чей дух
трансформируется постоянно, переводят свое добро в такие формы, которым огонь не
страшен.