Люди, считающие себя «магами», об этом чаще всего даже не догадываются. Они
надеются, что накопленных ими бесполезных вещей и сведений хватит, чтобы
перевесить чашу весов высшего суда — все равно как вор, надеющийся когда-нибудь
наворовать столько, что этого хватит подкупить судей и прокурора (что и можно но
наблюдать в Америке). Однако законы природы созданы не человеком, не человеку и
отменять их; если уж на то пошло, их вообще нет. У природы нет «законов» в
человеческом смысле слова, это лишь обобщенные констатации неких наблюдаемых в
природе и осознаваемых разумом фактов, формулы имманентных свойств сущности. Их
нельзя ни обойти, ни отменить, ни игнорировать; всякая подобная попытка тоже
укладывается в эти формулы, всякое нарушение равновесия компенсируется, даже
если временной интервал; между нарушением и компенсацией превышает силы
человеческого восприятия, и компенсируется с безупречной точностью, потому что
мотивы нарушения космосу безразличны. Никакие средства или манипуляции не могут
в конечном итоге изменить даже единств венный атом кислорода в миллионе
миллионов тон воды. Ни одна вещь в космосе не может быть ни изменена, ни
разрушена, она лишь меняет форму. И, это верно в отношении какого-нибудь атома
углерода представление о котором само по себе есть лишь порождение нашего
разума, то насколько же более верно это в отношении столь простой вещи, как
душа, которая есть необходимое условие разума? Есть сомневающиеся в этом?
Ответом может быть лишь встречный вопрос: а кто в этом сомневается?
Наверное, возможен случай, что маг окажется умен и попытается привести в
равновесие все противоречия своей личности, как алхимик, пережигающий в золото
кучу мусора. Однако большинство «магов» даже не пытается проникнуть так глубоко
в суть вещей, их интересует лишь минутный выигрыш. Дуглас тоже нимало не
беспокоился об отдаленных последствиях своих действий; скорее всего, он просто
избегал думать об этом, однако в том, что им двигала прежде всего ненависть к
Сирилу Грею, сомневаться не приходилось. Для важных операций (которые назывались
«вести группу») Дуглас снимал особый склеп, где все всегда было готово. Склеп
находился в доме на тихой улочке между Сеной и бульваром Сен-Жермен. Дом
считался более или менее приличным, наверху в нем находился средней руки
бордель, тоже принадлежавший Дугласу и Баллоку — не прямо, конечно, а через
подставное лицо, вполне благообразную даму. Внизу имелся погребок, где по
традиции собирались парижские апаши, чтобы потанцевать и сколотить очередной
заговор против властей — так, по крайней мере, гласила легенда, — и на каждой
такой вечеринке неизменно присутствовали два ажана с примкнутыми штыками и
выложенными на стол револьверами. На самом же деле Дуглас просто убедился, что
на апашах не заработаешь, и превратил погребок в достопримечательность для
приезжих янки, британцев, немцев и девиц из провинции, жаждущих парижской
экзотики. Опаснее зажиточных торговцев овощами посетителей в погребке никогда не
было, а там и сям расположенные апаши, распевавшие свои песни и время от времени
перекидывавшиеся бутылками или ножами, были попросту местными обывателями,
старательно отрабатывавшими гонорар, еженедельно выплачиваемый им «фирмой».
Из погребка, через вход, не известный даже полиции, можно было - спуститься в
склеп, служивший для вызывания духов. Он был расположен ниже уровня реки; крысы,
сырость и неизбывный запах создавали в нем атмосферу, типичную для тайных мест.
В мире нет мест, более приемлемых для властей, чем дом порока, надежно
охраняемый полицией; и разум мага, ищущего места для своих операций, не мог бы
найти лучшего помещения, свободного благодаря полиции от каких бы то ни было
помех. В погребок на этой улице мог зайти любой, ища хоть налоговых, хоть
магических злоупотреблений: двое полицейских со смехом выставили бы его оттуда.
Вход в магический склеп был скрыт, но не благодаря маскировке, а при помощи
несложной хитрости. Под лестницей, ведшей из погребка наверх, к спальням
прекрасных дам, находился чулан, известный как «Берлога Троп-мэна», где этот
знаменитый преступник однажды прятался несколько дней подряд. На стенах чулана
остались его автографы и весьма примитивные стихи (распетые потом со сцены одним
ушлым эстрадником). Любой посетитель погребка мог, не вызывая никаких
подозрений, пойти осмотреть этот чулан, места в котором едва хватало для одного
человека среднего роста. Выйти же оттуда он мог, не возвращаясь в погребок, а
просто поднявшись по лестнице, что опять-таки никого бы не удивило, ибо многие
так и поступали. Однако тот, кто знал секрет, мог, войдя туда, нажать скрытый
рычаг, и пол в чулане опускался, открывая ход вниз. Внизу был коридор
треугольного сечения, который мог быть затоплен в критический момент; в конце
его была дверь, вполне обыкновенная для больших помещений — последняя
предосторожность перед входом в святая святых. Был там и запасный выход, тоже
устроенный весьма хитроумно — в виде трубы, второй конец которой выходил
непосредственно в Сену ниже уровня воды. Вход и выход имели герметические
запоры. Если кому-то нужно было исчезнуть, ему давали тонкий пробковый пояс, так
что даже самый плохой пловец мог беспрепятственно выбраться на набережную.
Однако этот секрет был известен лишь Дугласу и одному из его приближенных.
Первым шагом, которого Дуглас требовал от своих учеников, решившихся учиться
магии, был отказ от всех принципов и правил морали, чтобы они привыкли нарушать
их и в конце концов закоренели в безнравственности, научившись презирать любые
человеческие эмоции, и прежде всего — любовь. Черная Ложа заставляла своих
членов упражняться в жестокости и подлости. Ги де Мопассану принадлежат два
рассказа из числа тех, которые особенно эпатируют публику: один — о мальчике,
ненавидевшем лошадь, и другой — о крестьянском семействе, мучившем оставленного
ему на попечение слепца. Описанная божественной рукой великого мастера, подлость
убивает желание подражать ей; достаточно задумчивой скорби. Можно сказать, что
подавление всех естественных порывов души составляло основу системы Черной ложи;
в высших ступенях ученик начинал манипулировать ими. То, как сам Дуглас
пользовался любовью, каждодневно отравляя жизнь своей жене, заставило бы самого
добросердечного судью включить его в список злейших преступников века.
Внутренний круг ложи — четырнадцать приближенных Дугласа, он сам и то пока не
известное лицо, которому он подчинялся, женщина, которую называли «Анни» или
«А.Б.», — были связаны мерзейшими узами из всех возможных. Никакие клятвы не
имеют силы в Черной Ложе, первым и главным принципом которой считается отказ от
морали, а целью — устрашение глупцов. В круг Четырнадцати, называвших себя
Гхаагхаэлъ, принимали лишь тех, кто совершил хладнокровное убийство и предъявил
Дугласу доказательства этого. Так каждый шаг этих магов означал для них все
большее рабство; как позволил себе один человек передавать в руки другим такую
мощную силу, с помощью которой о ни могли осуществлять Бог знает какие свои
желания, составляет одну из тайн извращенной психологии. Высшая ступень в Ложе
называлась Тавмиэлъ-Кверетиэлъ, и лишь двое из этих людей, «Анни» и Дуглас,
имели доступ ко всем ее тайнам. Лишь у них и у Четырнадцати были ключи от
склепа, и лишь им был известен секрет замка.
В склепе проводили инициацию учеников, скрыть его местоположение от которых
также сумели с гениальной Простотой. Учеников подвозили к дому на машине, а на
глазах у них были обыкновенные автомобильные очки, вместо стекол в которые были
вставлены металлические пластины. Сам же склеп был оборудован для эвокации.
Устроено там все было сложнее, чем у Весквита в Неаполе, ибо от этого зависела
Пирамида