не вызывает никакого сомнения тот факт, что когда-то эти формальности были
полны содержания. Пусть в настоящее время это безвыходные тупики,— нет
сомнения, что в старину они были дорогами, которые вели к какой-то цели, хотя
бы только к смерти. С очень большой долей вероятности мы можем допустить, что
тибетского искупителя народных грехов после кратковременного владычества на
рыночной площади ждала смерть. В пользу этого предположения говорит то
обстоятельство, что преследователи стреляли в Царя Годов холостыми зарядами; а
указанием на то, что когда-то этот обряд имел летальный исход, служит вера
людей в то, что его смерть является благоприятным предзнаменованием. Едва ли
стоит удивляться тому, что, заплатив столь дорогую цену за то, чтобы в течение
нескольких недель играть роль заместителя божества, по окончании этого срока
Жално предпочитал умереть не лично, а в лице своего представителя, В результате
эту мучительную, но неизбежную обязанность возложили на бедняка, изгоя
общества, парию, с которым жизнь обошлась столь жестоко, что он охотно
соглашался принести ее в жертву по истечении нескольких дней разгульного
веселья. Заметьте, что, если время правления первичного заместителя, то есть
Жално, исчислялось неделями, то срок правления, отведенный заместителю
заместителя, урезан до нескольких дней (по одному сообщению, до десяти, по
другому, до семи). И столь короткая привязь, видимо, представлялась этой
паршивой овце достаточно длинной. Он, впустую потративший столько
драгоценных лет, удовлетворялся несколькими быстро ускользающими
песчинками в песочных часах. В несчастном иаяце с нелепо раскрашенным лицом,
восседающем на рыночной площади в Лхасе и сметающем с людей несчастья
хвостом черного яка, можно видеть как бы заместителя заместителя
уполномоченного, который взваливает на себя тяжкое бремя, снятое с более
благородных плеч. Однако цепь, если следовать ей до конца, не замыкается на
Жално, а прямиком ведет к самому лхасскому папе, Великому Ламе, временным
заместителем которого тот является. Анализ аналогичных обычаев во многих
странах мира свидетельствует о том, что если уж божество в человеческом облике
снисходит до того, чтобы на время передать свою духовную власть в руки
заместителя, то делает, точнее, делало оно это только для того, чтобы предоставить
последнему возможность умереть вместо себя. Таким образом, сквозь туман веков,
еще не рассеянный светильником истории, неясно и мрачно проглядывает
трагическая фигура буддийского папы, азиатского наместника бога на земле,
фигура человекобога, несшего на себе бремя людских скорбей, доброго пастыря,
который складывал голову за свое стадо.
Об искупителях грехов вообще. Вышеприведенное рассмотрение обычая
публичного изгнания всех несчастий деревни, города или страны наводит на
некоторые общие выводы.
Во-первых, бесспорно то, что прямое и опосредствованное изгнание зла по своей
направленности тождественны; другими словами, выступают ли духи в качестве
невидимых сил, или они воплощены в той или иной материальной оболочке,
является побочным по отношению к основной цели ритуала — полному очищению
от всех напастей, которые осаждают народ. Связующее звено между двумя этими
видами изгнания представляет собой обычай вынесения духов на носилках или их
отправки в лодке. В таких случаях злые силы мыслятся, с одной стороны, как
невидимые и неосязаемые, хотя, с другой стороны, для того чтобы избавиться от
них, прибегают к посредничеству материального объекта. Между тем и искупитель
чужих грехов является не более как таким объектом.
Во-вторых, когда общее очищение от напастей совершается периодически,
перерыв между обрядами, как правило, бывает равен году, а сезон, когда
совершается этот обряд, совпадает с более или менее резкой сменой времен года,
например с началом или концом зимы в полярной и умеренной климатических
зонах, с началом или концом сезона дождей — в тропиках. Первобытный человек
приписывает возрастание смертности, связанное с такого рода климатическими
изменениями,— нужно учесть, что речь идет о дикарях, которые плохо одеваются,
дурно питаются и живут в убогих лачугах,— вмешательству демонов, которых он
стремится прогнать. В силу этого обстоятельства жители тропических стран —
Новой Британии и Перу — изгоняли нечистую силу в начале сезона дождей, а
жители сумрачного побережья Баффиновой Земли — с приближением жестокой
полярной зимы. Земледельческие племена, естественно, совмещают общее
изгнание злых сил с такими важными сельскохозяйственными операциями, как сев
или жатва, а так как такого рода периоды, в свою очередь, совпадают со сменой
времен года, переход от охоты и скотоводства к оседлому образу жизни не вносит
никаких изменений во времени проведения великого ежегодного торжества. В
Индии и Гиндукуше часть земледельческих общин, как мы уже знаем, устраивает
очищение от всех напастей во время жатвы, а другая часть — во время сева.
Впрочем, обряд всеобщего очищения от скверны, в какое бы время года он ни^
проводился, знаменует собой начало нового года. Ведь перед тем как вступить в
новый год, люди делают все возможное для того, чтсбы избавиться от прошлых
напастей. В силу этого в очень многих обществах начало новому году кладет
торжественное изгнание злых духов.
В-третьих, следует отметить, что периодическому публичному изгнанию злых
духов, как правило, предшествует (или за ним следует) период всеобщей
распущенности, на время которого теряют силу обычные общественные запреты,
так что практически все преступления, за исключением самых тяжких,
безнаказанно сходят с рук. В Гвинее и в Тонкине такой период предшествует
изгнанию злых духов; на это время приостанавливается обычный порядок
правления в Лхасе, что наводит на мысль о том, что, возможно, и сама фигура
козла отпущения является пережитком такого рода периода всеобщего разгула. У
хо Индии период разгула, напротив, наступает вслед за изгнанием дьявола. Что
касается ирокезов, то предшествовал ли у них этот период изгнанию демонов или
следовал за ним, остается неопределенным. Как бы то ни было, несомненно одно:
необычайное ослабление обычных норм поведения объясняется всеобщим
очищением от напастей, которое ему предшествует или которое за ним следует. С
одной стороны, когда срок всеобщего очищения и отпущения всех грехов
приближается, у людей возникает соблазн дать волю своим страстям — ведь
предстоящий обряд все равно смоет с них стремительно возрастающее количество
этих прегрешений. С другой стороны, непосредственно после совершения обряда
люди ощущают себя свободными от угнетающего чувства, что вокруг них кишат
всевозможные злые духи. Первый порыв их радости выплескивается за пределы,
установленные обычаями и моральными нормами. Когда проведение обряда
совпадает со временем жатвы, необходимый прилив чувств неотделим от
состояния физического довольства, связанного с изобилием пищи.
В-четвертых, следует особо отметить выступление святого или животного в роли
искупителя чужих грехов. Обычай изгна-, ния напастей интересует нас здесь
прежде всего в той мере,* в какой эти напасти перекладываются на плечи бога,
позднее предаваемого смерти. Обычай использования святого человека или
животного в роли козла отпущения за чужие грехи имеет, по всей вероятности,
более широкое распространение, чем; можно судить на основании приведенных
Пирамида