видения. Кроме стихий, которых касался вопрос, упоминается также психическое "потомство"
Boule, являющееся, вероятно, частью ее вклада в будущее творение. Обе эти черты придают ей
заметное родство с фигурой Софии сирийского гнозиса. Иными словами, Boule составляла бы
какую-то версию этой проблематичной, допускающей крайнюю деградацию божьей личности, и
с этой версией мы впервые встретились у Симона Волхва в лице его Энной. ^9
Значение выражения "она взяла Логос" является ключевым в opedk`c`elni идентификации
Boule с "влажной природой". К счастью, то же самое выражение повторяется в описании
соединения Природы с Человеком, где оно не только имеет ярко выраженное сексуальное
значение, но и развивается в описание того, каким образом в этом соединении Природа
полностью поглощает того, кого в этом смысле "берет" (14). Если именно это приключилось
также со "взятым" Boule Логосом, тогда он должен, как позже Антропос, каким-то образом
освободиться от этого состояния погружения. И мы фактически утверждаем, что первым
следствием сферической организации макрокосмоса Демиургом является отрыв Логоса от
низшей Природы вверх, к находящемуся в наивысшем кругу родственному духу. И этот
результат деятельности Демиурга в наивысшей степени согласуется с доктриной, наиболее
выдающимся представителем которой является манихеизм, но которую можно встретить везде в
гностицизме. Она гласит, что упорядочение космоса имело целью получение божественного
принципа, плененного в прекосмической стадии. Не могу противостоять впечатлению, что все
это ставит женскую "Волю Бога" на позицию "влажной природы": именно первой Логос был
"взят" в том смысле, который придает этому слову наш трактат, зато выскакивает вверх из
последней к родственной структуре Вселенной - потому само ее построение имеет характер
первичного "избавления".
В "Поймандре" автор едва допустил следы этой доктрины. В контексте самого "Поймандра"
освобождение Логоса сотворением Демиурга можно прекрасно истолковать как следствие
факта, что вместе с появлением четкой и постоянной организации космоса его присутствие в
низшей Природе с целью разделения ее стихий уже не обязательно, и можно сказать, что он
скорее был освобожден от исполнения задания, чем вызволен из оков. Но остается факт, что его
единение с Boule терминологически отвечает единению Человека с Природой, и что говорится
даже о "потомстве" от этой связи - о "душах" как творениях Boule (удивительное подобие того,
что говорили валентиниане на тему Софии). Если мы сейчас снова всмотримся в эти две
фигуры, которые мы считаем альтернативными версиями одного метафизического принципа,
Boule Бога и первичную Тьму, - то заметим такую трудность, что некоторые из атрибутов
последней (такие, как страшный вид, ненависть, сходство со змием) подходят только первичной
антибожьей Тьме иранского типа, а не божественной Софии, пусть даже покрытой мраком и
отделенной от своего источника. Но достойно внимания также то, что эта Тьма появляется
только после Света и должна была из него возникнуть (в противоположность тому, что гласит
иранский тип), а кроме того, что эта Тьма "воет": обе черты более близки скорее к спекуляциям
на тему Софии, чем к первичному дуализму. Таким образом, в тексте "Поймандра" мы находим,
скорее как обособленный акцент, чем как отдельную тему произведения, слабый отголосок
валентинианской спекуляции.
РЕНЕ ГЕНОН
ТРАДИЦИОННЫЕ ФОРМЫ И КОСМИЧЕСКИЕ ЦИКЛЫ*
(главы из книги)
ГЕРМЕС
Говоря только что о герметической традиции, мы сказали, что она соотносится со знанием не
метафизическим, а только космологическим в двояком понимании - "макрокосмическом" и
"микрокосмическом". Это утверждение, хотя оно и истинно, не нравится некоторым, которые,
видя герметизм через призму своей собственной фантазии, хотели бы в него включить все без
различия; они не знают, чем может быть чистая метафизика... Как бы там ни было, нужно четко
понимать, что мы вовсе не хотели приуменьшить значение традиционных наук, относящихся к
герметизму, так же как и к другим доктринальным формам Востока или Запада; но нужно уметь
поставить все на свои места, и эти науки, как и все специализированные знания, являются все-
таки лишь второстепенными и производными по отношению к главным, для которых они
являются всего лишь аппликацией (применением) на низшем уровне действительности. На
обратное могли претендовать лишь те, кто хотел бы придать "Королевскому искусству"
превосходство над "Священным искусством"; и возможно, именно в этом состоит более или
менее осознанный смысл тех протестов, на которые мы только что намекнули. * Перевод
осуществлен по изданию: Guenon Rene. Formes traditionnelles et cycles cosmicues. - Paris, 1946.
He заботясь о том, что каждый может думать или говорить, так как не в наших привычках
давать себе отчет об этих частных мнениях, нам кажется небесполезным привести несколько
новых уточнений, подтверждающих то, что мы уже сказали; при этом мы подойдем ближе к
тому, что касается Гермеса, поскольку никто не может отрицать, что именно от него получил
свое имя герметизм. Греческий Гермес имеет черты, точно соответствующие тому, о чем идет
речь, и выраженные его главным атрибутом - кадуцеем (жезлом), символику которого мы
изучим более тщательно при следующей возможности; сейчас же нам достаточно будет сказать,
что этот символизм соотносится в основном и непосредственно с тем, что можно назвать
"человеческой алхимией"' и что касается возможностей тонкого состояния, даже если они не
должны браться как подготовительное средство для высшей реализации, каким являются в
индусской традиции соответствующие практики, восходящие к хатха-йоге. Можно превратить
это в космический порядок, поскольку все, что есть в человеке, имеет свое соответствие в мире,
и наоборот; кроме того, по причине этого же соответствия, речь здесь идет именно о
"промежуточном мире", в котором задействованы силы, чья двойственная природа выражена
этими двумя змеями кадуцея. В связи с этим мы здесь напоминаем, что Гермес представлен как
секретарь-посланец богов и как их интерпретатор (hermeneutes) - роль посредника между
небесным и земным мирами; кроме того, ему принадлежит роль "проводника душ", который в
низшем порядке явно имеет отношение к сфере тонких возможностей.^2
В отношении герметизма можно было бы возразить, что Гермес занимает здесь место
египетского Тота, с которым его отождествляли, и что Тот представляет Мудрость, являясь
хранителем и передатчиком традиции; это правда, но поскольку эта ассимиляция не могла быть
совершена без причины, то нужно согласиться с тем, что здесь необходимо ankee внимательно
рассмотреть определенный аспект Тота, соответствующий определенной части традиции,
содержащей знания о "промежуточном мире"; действительно, все, что мы можем знать о
древней египетской цивилизации по тому, что от нее осталось, четко показывает, что знания
этого порядка были более развиты и имели здесь значение большее, чем где бы то ни было. В
остальном существует другое подобие, мы могли бы даже сказать, другая равнозначность, ясно
показывающая, что это возражение лишено почвы: в Индии планета Меркурий (или Гермес)
называется Будха (Budha) - именем, происходящим от корня, который обозначает именно
Мудрость; кроме того, достаточно определить порядок, в котором эта Мудрость, являющаяся по
сути своей вдохновляющим принципом всякого знания, должна найти свое более частное
применение, когда она выступает в этой специальной роли. "
Что касается имени Будха, то любопытно будет заметить, что оно тождественно
скандинавскому Одину, Водену или Вотану^4; потому отнюдь не случайно римляне
отождествляли его со своим Меркурием, а кроме того, среда, день Меркурия*, до сих пор в
германских языках обозначается днем Одина. Что еще более показательно, так это то, что то же
имя мы находим у Вотана (Votan) из древних традиций Центральной Америки, который, кроме
того, имеет атрибуты Гермеса, поскольку он Кецалькоатль (Quetzalcohuatl), то есть "птица-
змей", и союз этих двух символических животных (соответствующих двум стихиям - воздуху и
огню) представлен также крыльями и змеями кадуцея.^5 Нужно было бы быть слепым, чтобы не
видеть в явлениях этого рода признак изначального единства всех традиционных доктрин; к
сожалению, эта слепота повсеместна в нашу эпоху, когда те, кто действительно умеет читать
Пирамида
