путем его сочетали с аркадским герметизмом - спрашивать праздно: его популярность была так
широка, что таких путей должно было быть множество.
Во-вторых, вторжение астрологии. Состоялось оно, впрочем, в довольно скромных размерах:
семь поясов планет знает уже и Платон, их влияние на судьбу людей стало уже в ближайшее
после Александра Великого время распространенным догматом. Конечно, при соединении этих
научных или квазинаучных данных с наивным герметизмом древней Аркадии дело не
обошлось без курьезов: Гермес создает семь планетных поясов, включая, стало быть, поясы
солнца и луны, - а между тем, позднее, когда он замышляет создать человека, солнце и луна еще
не существуют. Мы, однако, благодарны поэту за его небрежность: благодаря ей мы можем с
очевидностью доказать, что астрологическая часть нашей космогонии была вставкой в
первоначальное герметическое учение. Засела она, однако, прочно - авторитет платонической
космогонии был велик, и древнегерметическое представление о "долунности" человеческого
рода пришлось предать забвению.
Но главное - это третий пункт, спекуляция о Логосе. Здесь чувствуется наибольшая близость
к христианству: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог, Оно было в
начале у Бога; все через него начало быть, и без него ничего не начало быть, что начало быть..."
Не кажется ли, что наш космогонист пожелал дать грубоватую иллюстрацию к таинственным и
глубоким словам евангелиста? Но нет: не Логос, как таковой, а воплощение Логоса ("И Слово
стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины") есть то новое, чему учил Иоанн;
Логос же был и раньше видным элементом греческой, специально стоической спекуляции.
Нечего говорить, что как таковой он был в новейшее время предметом живейшего интереса
философов; существуют целые книги, посвященные вопросу о происхождении и развитии
понятия космогонического, "вселенского" Логоса. Специально русская философская литература
обладает превосходным исследованием в указанной области - я имею в виду "Учение о Логосе в
его истории" кн. С. П. Трубецкого (Москва, 1900).
И, разумеется, я ничуть не желаю уронить значение этой или этих книг, которым я сам
многим обязан: все же я не могу не указать на один их недостаток, в силу которого их авторы
проглядели самую суть дела в вопросе о происхождении интересовавшего их понятия. Они
подошли к нему с умственным настроением современных метафизиков; между тем, мышление
той эпохи, когда был создан Логос, было мифологическим, а не метафизическим, и Логос был
мифологемой много раньше, чем стал философемой. Зарождение же Логоса, как мифологемы,
состоялось на почве герметизма - вот тот новый результат, который я желал бы привнести в
историю Логоса.
Что Логос, как зиждущее начало, играет важную роль в герметических книгах - это,
разумеется, давно ни для кого me было тайной; но так как эти книги - о них будет еще речь -
довольно позднего происхождения, то это обстоятельство не имело большой важности:
полагали, что они заимствовали его либо из Евангелия, либо у стоиков. Наша страсбургская
космогония не расшатала этого убеждения - ее первый издатель склонен был и ее отнести к
эпохе Диоклетиана и приписать ей египетское происхождение. В противоположность к этим его
взглядам, я вижу в ней соединительное звено между древним аркадским и грекоегипетским
герметизмом; но, конечно, это не исключает возможности, что Логос был ею заимствован из
стоического учения. Для доказательства моего положения о герметическом происхождении
Логоса я сошлюсь на следующее обстоятельство.
Читатель не забыл сказанного о древнейшем козловидном боге аркадских пастухов - об
аркадском Пане. Расцвет аркадского герметизма заставил его почитателей поставить его в
генеалогическое отношение к главному богу Гермесу; он был сделан его сыном. При всем том
его образ, как козловидного демона, держался очень прочно в народном представлении; а так
как его грубость смущала тонких мыслителей-богословов, то пришлось подвергнуть его
возвышенному толкованию - аллегория вступила в свои права. Герметизм, как мы видели, был и
без того склонен к космогоническим аллегориям (прошу вспомнить сказанное о Гермесе-
Космосе и его супруге Гармонии); ему, таким образом, не пришлось далеко ходить за приемами
иносказательного объяснения. Гермес, как уже было сказано, даровал человеку речь; выражаясь
мифологически, Гермес был отцом речи. Но Гермес был также отцом Пана; итак, Пан есть речь,
есть Логос. "Как? - воскликнут, - речь, это существенно человеческое свойство, имела своим
символом козловидного бога?" Что делать: да. Не логика ведь создала этот символ: он развился
исторически, будучи последствием постепенного превращения мифологемы в философему. А
чтобы читатель убедился в этом, приведу в буквальном переводе древнейшее свидетельство о
Логосе, записанное задолго до возникновения стоического о нем учения - свидетельство
Платона в диалоге "Кратил" (гл. 14). Сократ в беседе с Гермогеном выводит, путем очень
рискованных этимологий, сущность греческих богов из их имен: о Пане он говорит следующее:
Сократ. Также и в том, что Пан - двуобразный сын Гермеса, есть доля разума, друг мой.
Гермоген. Каким образом?
Сократ. Ты знаешь ведь, что речь (= Логос) все (to pan) обозначает и все вращает и обращает
всегда (polei aei), а также, что она двуобразна - правдива и лжива? Гермоген. Конечно.
Сократ. Далее: ее правдивое естество и гладко, и божественно, и обитает в вышних с богами,
лживое же внизу, среди толпы, будучи косматым и козловидным (tragikon, от tragos - "козел"):
там ведь пребывает большая часть мифов и вымыслов, в "трагической" обстановке.
Гермоген. Конечно.
Сократ. Итак, по справедливости, речь (Логос), все (to pan) обозначающая и всегда
вращающаяся (aei polon), будет пастухом (ai polos) Паном, двуобразным сыном Гермеса, qbepus
гладким, снизу косматым и козловидным, а, стало быть, Пан, раз он сын Гермеса, будет либо
Логосом, либо братом Логоса; а что брат похож на брата - в этом нет ничего удивительного.
Прочтя внимательно это свидетельство, мы не будем сомневаться в том, что уравнение Пан
= Логос возникло на почве герметизма, как примирение двух мифологем: "Гермес - отец Пана"
и "Гермес - отец Логоса". А возвращаясь к страсбургской космогонии, мы легко усмотрим в ее
восторженном описании Логоса легкую полемику с Платоном. Согласно последнему, Логос-Пан
потому двуобразен, что он и правдив, и лжив; согласно же нашему анониму, Логос – вечно
правдивый.
С силой святой убежденья на вещих устах непреложных, Помыслов чистых отца своего
возвеститель летучий. А если так, то в чем же заключается причина его двуобразия?
Герметисты ухватились за определение Платона, что Логос одной частью своего естества
витает в вышних с богами, а другой - внизу среди людей. Правда, в страсбургской космогонии
относящееся сюда место не уцелело, но мы находим его в древнейшем из позднейших
герметических сочинений, в "Пемандре" (гл. 10). "И тогда (по сотворении планетных божеств)
божественный Логос воспрянул из нижних стихий в чистую часть мироздания и соединился с
творческим Разумом: ибо он был единосущен ему". Читатель видит, как мало-помалу
первоначальное мифологическое представление путем последовательных абстракций очищается
от своей грубой плоти и преображается в отвлеченное метафизическое понятие. Пан аркадского
герметизма Пан-Логос Платона - крылатый Логос страсбургской космогонии - Логос Пемандра
- наконец, вселенский Логос Гегеля - вот последовательные ступени этой абстракции. "А
Иоанн?" - спросят.
Он стоит вне восходящей колеи этой эволюции. "Логос стал плотию и обитал с нами,
полный благодати и истины",- этими словами христианство указало своему сопернику обратный
путь; кто их произнес, тот провозгласил смерть великого Пана.
VI
Прежде чем проследить метаморфозу герметизма на почве птолемеевского Египта,
дополним одну его важную сторону.
Зевс рождает Гермеса, Гермес рождает Логоса и вместе с ним создает мир: но мироздание не
кончено без его ключевого камня, человека. Как же происходит человек? На этот вопрос даже
конец страсбургской космогонии не дает ответа; но и этот конец, как читатель, вероятно, с
Пирамида