разрешили вопрос, погиб бы отец Шо Велеца в пещере или нет, но
меня это не беспокоило.
Меня беспокоило то, что впервые в жизни я ощутил жгучую
зависть. Шо Велец был
единственным человеком, которому я когда-либо завидовал. У
него было за что умереть, и
он доказал мне, что способен на это; у меня не было ничего
подобного, и я не доказал себе
ровным счетом ничего. В каком-то смысле, я отдал Шо Велецу
первенство. Его торжество
было полным. Я склонил перед ним голову. Ему теперь
принадлежал город, люди, и он был,
как мне казалось, лучшим среди них. Когда мы расставались в
этот день, я произнес
банальную и вместе с тем глубокую истину: — Будь их королем,
Шо Велец. Ты — лучший. Я
никогда больше с ним не разговаривал. Я осознанно прекратил
нашу дружбу. Я
почувствовал, что лишь таким образом могу показать, насколько
глубокое впечатление он на
меня произвел. Дон Хуан считал, что я в неоплатном долгу перед
Шо Велецом, что он был
единственным, кто научил меня: чтобы человек понял, что ему
есть для чего жить, у него
должно быть то, за что стоит умереть. — Если тебе не за что
умирать, — как-то сказал мне
дон Хуан, — как ты можешь утверждать, что тебе есть для чего
жить? Две эти вещи идут
рука об руку, и смерть — главная в этой паре. Третьим
человеком, которому я, по мнению
дона Хуана, был в высшей степени обязан, была моя бабка по
матери. В своей слепой
привязанности к деду, мужчине, я забыл о действительной опоре
этого дома, своей «%al,
эксцентричной бабушке. За много лет до того, как я попал в
этот дом, она спасла от
линчевания местного индейца. Его обвинили в колдовстве. Некие
разгневанные молодые
люди уже готовы были вздернуть его на ветке дерева, росшего на
территории владений моей
бабки. Она подоспела в разгар линчевания и остановила его. Все
линчеватели были, по-
моему, ее крестниками, так что не дерзнули ей возражать. Она
опустила несчастного на
землю и забрала в дом, чтобы выходить. Веревка успела оставить
на его шее глубокий след.
Он поправился, но так и не оставил моей бабки. Он заявил, что
его жизнь кончилась в день
линчевания, новая же жизнь не принадлежит ему; она принадлежит
ей. Будучи человеком
слова, он посвятил свою жизнь служению моей бабке. Он был ее
слугой, дворецким и
советником. Мои тетки говорили, что именно он посоветовал
бабке усыновить
новорожденного сироту; они же жестоко негодовали по этому
поводу. Когда я появился в
доме своих деда и бабки, ее приемному сыну было уже под сорок.
Она отправила его
учиться во Францию. Однажды утром возле дома совершенно
неожиданно остановилось
такси, из которого вышел в высшей степени элегантно одетый
крепко сложенный мужчина.
Водитель занес его чемоданы во внутренний дворик. Мужчина
щедро расплатился с ним. С
первого же взгляда я заметил, что внешность мужчины была
весьма примечательной. У него
были длинные вьющиеся волосы и длинные ресницы. Он был
чрезвычайно привлекателен,
вовсе не будучи красив. Лучшей его чертой была лучезарная,
открытая улыбка, которую он
тут же обратил ко мне. — Могу ли я поинтересоваться вашим
именем, молодой человек? —
спросил он таким приятным, хорошо поставленным голосом, какой
мне вряд ли доводилось
когда-либо слышать. То, что он назвал меня «молодым
человеком», мгновенно подкупило
меня. — Мое имя Карлос Арана, сударь, — ответил я. — Могу ли я
в свою очередь
поинтересоваться вашим? Он изобразил на лице удивление, широко
раскрыл глазе: и
отскочил в сторону, как будто на него кто-то напал. Затем он
шумно расхохотался. На его
смех из внутреннего дворика вышла бабушка. Увидев его, она
взвизгнула, как девчонка, и
заключила его в нежнейшие объятия. Он приподнял ее, как будто
она ничего не весила, и
закружил. Я заметил, что он был очень высок. Крепость его
телосложения скрывала его
рост. У него в прямом смысле было тело профессионального
борца. Будто заметив, что я его
рассматриваю, он согнул бицепс. — В свое время я немного
занимался боксом, сударь, —
сказал он, ничуть не заблуждаясь относительно моих мыслей.
Бабушка представила его мне,
сказав, что это ее сын Антуан, ее дорогой мальчик. Она
сказала, что он драматург,
режиссер, писатель и поэт. Его атлетическое сложение поднимало
его в моих глазах. Я не
понял сразу, что он был приемышем, однако заметил, что он не
похож на остальных членов
Тэги:
Шаманизм
Пирамида