возбуждения: пел, глупо шутил, читал стихи на английском,
испанском и португальском. Но даже пикантные подробности
сплетен о наших общих знакомых по УКЛА не могли развеять моего
уныния. Он даже не замечал, что рядом неблагодарный слушатель,
и оставался в хорошем настроении, несмотря на рявканье и
просьбы оставить меня в покое.
-- Если бы люди посмотрели на нас, они подумали бы, что мы
женаты, -- заметил он между взрывами смеха.
Если бы маги посмотрели на нас, подавленно подумала я, они
бы поняли, что что-то не так. Они бы поняли, что мы с Исидоро
Балтасаром не равны. Я реалистка и конкретна в своих действиях
и решениях. Для него же действия и решения непостоянны, каков
бы ни был их результат, и их окончательность определяется тем,
что он принимает на себя всю ответственность за них, независимо
от того, важны они или нет.
Мы ехали на юг и не петляли, как обычно, а направлялись
сразу к дому ведьм. Когда выехали из Гуаймаса, -- никогда еще
прежде мы не заезжали так далеко на юг по дороге к дому ведьм,
-- я спросила: -- Куда ты меня везешь?
Он равнодушно ответил: -- Мы едем дальней дорогой. Не
волнуйся.
То же самое прозвучало, когда я его еще раз спросила за
обедом в Навохоа.
Мы оставили Навохоа позади и поехали на юг, направляясь в
Масатлан. Я не находила себе места от волнения. Около полуночи
Исидоро Балтасар свернул с шоссе на узкую проселочную дорогу.
Автофургон трясло, он дребезжал на ухабах и камнях, по которым
мы ехали. Шоссе позади нас угадывалось только изредка, по
мигающим огонькам, потом оно и вовсе исчезло, поглощенное
зарослями, обрамлявшими дорогу. После утомительно долгой езды
мы внезапно остановились, и он выключил свет.
-- Где мы? -- спросила я, оглядываясь вокруг. Сначала
ничего не было видно, но когда глаза привыкли к темноте, прямо
перед собой я увидела крохотные белые пятнышки. Эти звездочки,
казалось, упали с неба. Меньше всего я ожидала ощутить пьянящий
аромат кустов жасмина, взбирающихся на крышу и ниспадающих с
рамады, и, неожиданно узнав его, я почувствовала себя так,
словно лишь во сне вдыхала подобное благоуханье. Я глупо
хихикнула. Все это вызвало почти детское чувство удивления и
восторга. Мы были у дома Эсперансы.
-- Первый раз мы приезжали сюда с Делией Флорес,--
пробормотала я про себя и, тронув Исидоро Балтасара за руку,
спросила: -- Разве это возможно? -- На мгновенье я чуть не
задохнулась от страха.
-- Что? -- переспросил он озадаченно. Он был взволнован и
раздражен; его рука, обычно теплая, была холодна как лед.
-- Этот дом на окраине Сьюдад Обрегона, более ста миль
севернее! -- вскрикнула я. -- Сама ездила туда. И никогда не
сворачивала с асфальта. -- Осмотревшись в темноте, я вспомнила,
что ездила из этого дома в Тусон, что никогда в жизни не была в
Навохоа или в его окрестностях.
Исидоро Балтасар некоторое время молчал; казалось, он был
занят поиском ответа. Ни один из них не удовлетворил бы меня.
Пожав плечами, он повернулся ко мне лицом. В нем была какая-то
сила и некое преимущество -- как в нагвале Мариано Аурелиано,
-- он говорил, что нет сомнений, я сновидела-наяву, когда мы
вдвоем с Делией поехали из Эрмосильо в дом целительницы. --
Предлагаю, чтобы ты воспринимала это как есть, -- предостерег
он. -- По себе
1000
знаю, как может блуждать разум, пытаясь
совместить несовместимое.
Я попыталась было протестовать, но он прервал меня, указав
на приближающийся огонек, и, выжидающе улыбнулся, будто знал,
кому принадлежит эта громадная, колышущаяся на земле тень.
-- Это же смотритель! -- пробормотала я в изумлении, как
только он предстал перед нами, инстинктивно обняв и расцеловав
его в обе щеки. -- Никогда бы не подумала, что встречу тебя
здесь, -- прошептала я.
Ничего не сказав, он застенчиво улыбнулся. Обнявшись с
Исидоро Балтасаром и похлопав его несколько раз по спине, как
это обычно делают при встрече латиноамериканцы, он что-то
шепнул ему. При всем своем старании я не расслышала ни единого
слова. Он повел нас к дому.
Что-то зловещее было в массивной парадной двери. Она была
закрыта. Окна с решетками также были закрыты. Ни света, ни
звука за толстыми стенами. Мы обошли дом со стороны заднего
двора, обнесенного высокой изгородью, и вошли в дверь, ведущую
прямо в квадратную комнату.
Я почувствовала себя уверенней, узнав эти четыре двери.
Это была та же комната, куда меня приводила Делия Флорес. Она
была почти без мебели, какой я ее и запомнила, -- в ней были
только узкая кровать, стол и несколько стульев.
Смотритель поставил керосиновую лампу на стол и заставил
меня сесть. Повернувшись к Исидоро Балтасару, он обнял его за
плечи и они вышли в темный коридор. Неожиданность их ухода
ошеломила меня. Я даже не успела прийти в себя и решить, стоит
ли идти за ними, как смотритель вернулся. Он дал мне одеяло,
подушку, фонарик и ночной горшок.
-- Лучше я выйду во двор, -- сказала я, поджав губы.
Смотритель пожал плечами и задвинул ночной горшок под
кровать.
-- Это на всякий случай, если тебе понадобится выйти
ночью. -- Его глаза откровенно смеялись, когда он говорил, что
Эсперанса держит во дворе большого черного сторожевого пса. --
Ему не нравятся посторонние, которые по ночам расхаживают по
двору.
И как предупреждение, я услышала громкий лай.
-- Я не посторонняя, -- заметила я между прочим, стараясь
не придавать значения собачьему лаю, в котором угадывалась
Пирамида