Осмотр кровати я оставила напоследок. Почти благоговейно,
так, словно это и в самом деле был трон, я отдернула занавеску
и охнула от восторга: яркие цветные подушки на шелковом зеленом
покрывале на
1000
вели меня на мысль о полевых цветах на лугу.
Но пока я вот так стояла посреди комнаты, мое тело начала
сотрясать невольная дрожь. Я не могла не чувствовать, что
тепло, загадочность и очарование, которым лучилась эта комната,
было всего лишь иллюзией.
Ощущение, что я шагнула в некий мираж, стало еще сильнее в
третьей комнате. Сначала она тоже показалась теплой и уютной.
Сам воздух ее был нежен и ласков. От стен, казалось, отражались
отзвуки смеха. Но вся эта атмосфера тепла была лишь
разреженным, мимолетным впечатлением, как и угасающий солнечный
свет, который пробивался сквозь кисейные занавеси на лишенных
стекол окнах.
Как и в той комнате, здесь над всем пространством
господствовала кровать. Она тоже была с балдахином и множеством
разноцветных подушек, разбросанных с рассеянной небрежностью.
У одной из стен стояла швейная машина; это была старая,
крашеная кистью машина с ножным приводом. Рядом с ней стоял
высокий книжный шкаф. Вместо книг полки были забиты рулонами
отличного ситца, шелка, шерстяного габардина, аккуратно
разложенными по цветам и сортам.
На низком столике у окна красовались шесть разноцветных
париков, надетых на специальные болванки. Среди них был и тот
светлый, в котором я видела Делию Флорес, и темный с
кудряшками, который Мариано Аурелиано натянул мне на голову у
кофейни в Тусоне.
Четвертая комната находилась несколько поодаль от
остальных и по другую сторону холла. По сравнению с первыми
двумя она казалась пустой. Последние лучи заходящего солнца,
просеянные сквозь решетчатую стену, лежали на полу ковром из
света и теней, колыхающимся квадратом прямоугольной мозаики.
Немногочисленные предметы обстановки были расставлены так
искусно, что пространство казалось большим, чем оно было на
самом деле. Вдоль стен стояли низкие застекленные книжные
полки. В дальнем углу в алькове стояла узкая кровать. Низко
свисающее серо-белое клетчатое одеяло гармонировало с игрой
теней на полу. Элегантный секретер розового дерева и не менее
изящный стул черного дерева с украшениями из золоченой бронзы
не только не смягчали ощущения голой пустоты в комнате, но даже
усиливали его. Я знала, что это комната Кармелы.
Я бы с удовольствием пересмотрела названия книг, стоящих
за стеклами полок, но слишком велико было мое беспокойство. Я
бросилась в коридор так, словно за мной кто-то гнался, и
выбежала в патио. Там я села на один из плетеных стульев; я
дрожала и вся покрылась потом, но руки мои похолодели, как лед.
Не чувство вины бросило меня в дрожь,-- я нисколько не
опасалась, что меня застигнут шныряющей по комнатам,-- но
какое-то чужое свойство принадлежности к иному миру, которое
излучали все эти прекрасно обставленные комнаты. Тишина,
прилипшая к стенам, была неестественной. Это была тишина не
временного отсутствия живущих здесь людей, а отсутствия чувств
и переживаний, которыми обычно проникнуты обжитые пространства.
Каждый раз, когда кто-нибудь называл этих женщин
колдуньями или ведьмами, я смеялась в душе; они не действовали
и не выглядели так, как, по моему разумению, должны были
действовать и выглядеть ведьмы, -- драматически вычурно и
зловеще. Но теперь я уже точно знала, что они в самом деле
отличаются от иных человеческих существ. Меня пугало то, что
сущность этого их отличия я не в состоянии не только понять, но
даже представить.
Моим беспокойным мыслям положил конец тихий скрип. Следуя
за этим жутковатым звуком, я на цыпочках двинулась по коридору
от спален в другой конец дома. Скрип доносился из помещения за
кухней. Я подкралась едва слышно, но звук прекратился в тот
самый момент, как я приложила ухо к двери. Стоило мне
отодвинуться, как звук возобновился. Озадаченная, я снова
прижала ухо к двери, и скрип тотчас умолк. Я придвигалась и
отодвигалась несколько раз, а скрип то начинался, то умолкал,
словно целиком зависел от моих действий.
Решившись вы
1000
яснить, кто же там прячется, -- или еще хуже,
кто задался целью напугать меня, -- я взялась за дверную ручку.
Дверь не открывалась, и я несколько минут провозилась с ручкой,
прежде чем поняла, что дверь заперта и ключ оставлен в замке.
То, что под замком в этой комнате, причем
небезосновательно, могло находиться нечто опасное, пришло мне в
голову лишь тогда, когда я оказалась внутри. Гнетущий полумрак
цеплялся за тяжелые задернутые шторы, словно живое существо,
приманивающие в эту огромную комнату тени из всего дома. Свет
потускнел; вокруг того, что выглядело как мебельная рухлядь и
причудливые огромные и маленькие фигуры из дерева и металла,
сгущались тени.
Тишину нарушил тот же скрипучий звук, который привел меня
сюда. Тени по-кошачьи крались по комнате, будто в поисках
жертвы. Оцепенев от ужаса, я следила за шторой, она
пульсировала и дышала, словно чудовище из моих ночных кошмаров.
Внезапно звук и движение прекратились; недвижная тишина
оказалась еще страшнее. Только я повернулась к выходу, как тот
же пульсирующий скрипучий звук раздался снова. Собравшись с
духом, я пересекла комнату и отдернула штору. Обнаружив в
двустворчатой стеклянной двери выбитое стекло, я громко
расхохоталась. Ветер попеременно втягивал и выдувал штору
сквозь эту дыру.
Слабеющий предвечерний свет, заструившийся через
отдернутую штору, передвинул тени в комнате и выхватил на стене
Пирамида