приблизилась ко мне с распростертыми объятиями.
-- Не обнимай меня так. Ты еще не простилась со мной. Я провожу
тебя. -- Я рассмеялась и вернула ей объятие.
Я потянулась к зажиганию. Вокруг ключа была намотана цепочка.
Дрожащими пальцами я распутала ее. Это была длинная золотая
цепочка с огромной медалью на ней.
-- Ты лучше надень ее, -- сказала донья Мерседес, взглянув на меня. --
Это святой Христофор, замечательный покровитель
путешественников. -- Вздох облегчения сорвался с моих губ, когда
она села в машину. -- Так ты будешь лучше защищена. Ведь прежде
всего ты путешественница, которая остановилась лишь на миг.
Мы не поехали в Курмину. Донья Мерседес направляла меня,
указывая на какие-то улицы. Когда у меня появилось чувство, что мы
движемся по кругу, она наконец приказала остановиться перед старым
зеленым колониальным домом.
-- Кто здесь живет? -- спросила я.
-- Здесь жили мои предки, -- ответила она. -- Это был их дом. А я
только лист этого громадного дерева. -- Она смотрела на меня так
внимательно, словно отпечатывала мое лицо в глубине своих глаз.
Склонясь поближе, она шепнула в мое ухо: -- ведьма, имея удачу и
силу, вращает колесо случая. Силу можно растить и холить, но удачу
нельзя заманить. Ее ничем не завлечь. Удача независима от магии и
окружения людей. Она делает свой собственный выбор.
Донья Мерседес пробежала пальцами по моим волосам и добавила: --
вот почему она так привлекает ведьм.
Меня наполнило странное предчувствие. Я взглянула на нее
вопросительно; но она потянулась к своей корзине и вытащила оттуда
красновато-коричневый лист, по форме похожий на бабочку.
-- Посмотри на него внимательно, -- сказала она, передав мне лист. --
Души моих предков приказали мне всегда носить с собой сухой лист.
Я -- этот лист, и мне хочется, чтобы ты забросила его в окно. -- Она
показала на дом перед нами. -- Когда ты бросишь его, прочти
заклинание. Я хочу узнать, как сильны твои заклинания.
Желая ублажить ее, я осмотрела лист под разными углами,
поворачивая его так и этак. Я обшарила взглядом все его
внутренности, всю его поверхность. -- Он действительно красив, --
признала я.
-- Брось его в окно, -- повторила она.
Я перелезла через чугунную решетку, оттолкнула в сторону тяжелую
портьеру и, когда заклинания полились из меня, бросила лист внутрь.
Вместо того, чтобы упасть на пол, лист взлетел в верхний угол, к
потолку. Это был уже не лист, а огромный мотылек. Я спрыгнула в
тревоге на землю.
Мерседес Перальты в джипе не было. Уверенная, что она вошла в дом,
я тихо постучала в дверь. Она открылась. -- Донья Мерседес, --
прошептала я и шагнула внутрь.
Дом, постройки вокруг патио и темные коридоры напоминали
молчаливый темный монастырь. С черной крыши свисали длинные
кровельные желоба и металлические кольца болтались в старых,
торчащих гнездах.
Я вышла в центр патио, к плакучей иве, окутанной туманом.
Крошечные серебряные капли росы на ее листьях, словно призрачные
бусы, беззвучно скользили в фонтан. Порыв ветра встряхнул иву,
забросав меня сухими листьями. Охваченная необъяснимым ужасом, я
выбежала на улицу.
Усевшись в джип, я решила обождать Мерседес Перальту. Под
сиденьем что-то было. Я нашла там пачку с записями, нащупала
фотоаппарат и кассеты. Я озадаченно осмотрелась. Ничего, кроме
одежды, в машине должно быть не было. К моему великому
удивлению, на заднем сидении я обнаружила пакет. В нем были мои
дневники и ленты. К пакету была приклеена недописанная записка. Я
узнала четкий почерк Канделярии. "Прощание ведьмы -- как пыль на
дороге: оно прилипает, если пытаешься отбросить его прочь."
ЭПИЛОГ
Я вернулась в Лос-Анжелес, а потом уехала в Мексику к Флоринде.
Выслушав подробное изложение моих приключений, она подчеркнула
необычность и необъяснимость того, что моя жизнь в мире доньи
Мерседес началась с ее собственной записки, а окончилась запиской
Канделярии.
Высмеяв то, что она называла моей отчаянной доскональностью,
Флоринда тем не менее посоветовала мне посмотреть, могу ли я
использовать свои многочисленные записи для диссертации.
Работая с материалом, я обнаружила, что, несмотря на факт
отсутствия разработанного плана исследований, события в доме доньи
Мерседес казались заранее предназначенными для моего знакомства
со спиритами, ведьмами, целителями, людьми, с которыми они
общались, и с тем, что они делали в контексте своей повседневной
деятельности.
Работая с донье Мерседес, изучая ее собственную систему
толкования, я искренне верила, что овладела, по крайней мере
интеллектуально, способом целителей рассматривать самих себя,
других людей, свое знание. Мне казалось, что моего опыта и записей
будет вполне достаточно для диссертации.
Но после расшифровки, перевода и анализа лент и дневников я начала
сомневаться в своем интеллектуальном мастерстве целителя. Моя
попытка подогнать данные под какую-то структуру оказалась
тщетной, мои записи пестрели несоответствиями и противоречиями, и
моего знания явно не хватало, чтобы заделать эти мощные пробелы.
По этому поводу Флоринда цинично заявила: надо либо изменить
данные, подогнав их под свои теории, либо забыть о диссертации
вообще.
Флоринда всегда советовала мне глядеть за поверхность вещей. В
случае моих приключений с доньей Мерседес она предложила мне
выйти за их возможную академическую ценность. Она считала, что
мое академическое пристрастие ослепляло меня большим числом
важных аспектов. Я долго читала и перечитывала собранные мной
истории доньи Мерседес и наконец поняла то, чего хотела Флоринда.
Я поняла, что если лишу свой труд качеств академической ценности и