этот
несносный любитель?!" И вскоре Михеев умер...
Я его так уважал...
Я любил убегать к живому Михееву из этого мира.
Алексею
Алексеевичу так и не удалось вывесить звездный флаг над
нашим
далеким городом, где давно забыли о небе, но любили
рисовать
красные звезды, где царило бесцарствие. Но Михеев не
огорчался,
на его двери в обсерватории значилась надпись: "БЕЗ ДУШИ
НЕ
ВХОДИТЬ!" Правда, эта надпись изрядно обожжена
спичками
любопытных, исцарапана прохожими...
Мне пришло письмо от Геннадия Филипповича Жирова,
тоже
отпетый любитель, в котором написано о смерти Михеева...
Но сейчас Михеев был жив, и он суетился у
своих
телескопов, налаживал их, корректировал оси, менял,
будто
патроны, окуляры, заряжал их в металлические трубки...
Вике очень понравилась Луна: ее поверхность в
прожилках
каналов, в чешуе кратеров, а свет у Луны -- дивный, точно
свет
Вселенского холода и равнодушной печали. У меня таилось
чувство
какого-то ожидания...
Я уже несколько раз занимался дыханием Астрала,
я
заботился о разжигании всех цветов радуги...
И теперь я постоянно ощущал некоторое жжение на затылке
и
теплые струи и волны в позвоночнике. Что-то должно
неминуемо
очень скоро произойти...
Я торопил события, пребывал в желаниях...
Я видел, как уже горел бикфордов шнур моего терпения
и
светлячок его огонька, жужжа, будто пчелка,
приближался к
одинокому бруску динамита, на котором лежал мой букет
чувств,
завернутый в мысли прежних устоев. Я ожидал взрыва.
Оксанка,
замечательная девочка! Мне нравилось это маленькое существо
в
спортивной шапочке и модной крохотной куртке, наверное
потому,
что оно было частью Вики. Алексей Алексеевич
человек
тяжеловесный, медлительный, умел долго думать, но
основательно
работать. На вид крупнолицый, скуластый,
краснощекий,
широкоплечий, высокий, но мягкий и слабохарактерный.
Звезды,
еще до нашего прихода под купол, проявились на небе и
теперь
мерно блистали. "А может, Михеева не стало потому, что я
начал
уходить в другое? А может, потому, что я стал уходить в
другое,
-- не стало Михеева?.." -- думал я.
Вот и семья
-- Наташа!.. Я не вижу тебя...
-- Я рядом, совсем близко, протяни руку...
-- Где?.. Где ты?.. -- я ласково ощупывал воздух,
но
ничего не чувствовал и щурился.
-- Вот моя рука, Сережа...
И тут, в своих ладонях, я ощутил мягкую
тяжесть
прозрачного пространства.
-- Господи!.. -- воскликнул я, -- это твоя рука,
Наташа!..
Как я хочу тебя видеть, милая... Не ощущать, а видеть!..
Живую
и близкую...
-- Я тоже этого хочу, Сережа, -- и Наташа
заплакала,
словно тайком, но всхлипы, теплые всхлипы выдавали ее.
-- Не плачь... Зачем же ты меня расстраиваешь... Не
плачь,
-- умолял я и слышал все же всхлипы.
-- Боже мой! Сережа!.. -- всхлипывала Наташа. -- Я
ничего
не понимаю, и мне опять становится страшно...
-- Не бойся, ничего не бойся. Я же рядом, иди, я
обниму
тебя...
Я стоял, не в состоянии сделать хотя бы полшага
навстречу
Наташе!
-- Что это?! -- воскликнул я, обнимая Наташу.
Пирамида