телефона на моем рабочем столе по поводу билетиков.
В штате кинотеатра два киномеханика: один -- я,
бывало,
заставал его врасплох, -- прильнет к какой-нибудь двери
ухом
или выглядывает из-за какого-нибудь угла, -- лысый,
уступчивый
и молчаливый; другой -- руки в брюки, в надменных
поворотах
лица, со змеиной улыбкой на губах. Первый во время
сеанса
всегда в кинопроекционной. Второй -- бродит из угла в угол
по
этажам, коридорам и фойе или околачивается в зрительном
зале:
глазеет на экран, укоряет в чем-то контролера, или
напарника
Кирилыча, любителя выпить. Самого же зовут Палыч,
надсмотрщик,
как я его окрестил про себя. В штате две уборщицы --
обе
пожилые женщины, очень уважающие меня: Марина Ивановна
--
веселая, поджарая, невысокого роста, с озорными шутками
и
народными присказками, в молодости -- участница
художественной
самодеятельности. Лидия Ивановна -- отзывчивая, говорливая и
до
слез чувствительная ко всему и ко всем вокруг, еще скажу
о
контролере, а точнее, о контролерах. По штатному
расписанию у
меня муж и жена: мужиковатая, разворотливая баба и муж
--
длинный и худой, с широким размахом плеч, с отвисшими
губами, с
виду тихий и улыбчивый, официально похаживает на чай
к
библиотекарше на правах ее кума...
Библиотекарь, Зоя Карловна, вообще-то со странностями:
то
задумчивая и заикающаяся, сладострастно сглатывающая слюну,
то
заботливая и предусмотрительная, угощающая чаем, а то в
упор,
быстро и ловко, а иногда просто стремительно
выпроваживающая
меня, случайно зашедшего в библиотеку, обратно в
коридор,
ссылаясь при этом на рабочую занятость или на то, что
ей,
дескать, именно сейчас "очень необходимо поговорить с
одним
человеком", с человеком, тихо сидящим в тот момент, как я
не
раз тайком замечал, в складском помещении библиотеки.
С парадного входа мой кинотеатр выглядит
довольно
монументально: во весь его двухэтажный рост -- четыре
круглых
колонны из мрамора грязно-зеленого цвета. По обеим
сторонам
здания, на протяжении всего зрительного зала,
протянулись
длинные, коридорообразные беседки, тоже с колоннами,
которые
заросли сплошной стеной дикого винограда. Фонари в
беседках
вечно разбиты, и после ночного сеанса, проходя в
сторону
троллейбусной остановки поодаль от зарослей винограда,
часто
можно услышать: позвякивание бутылок или мужской
надсадный
шепот и судорожные вскрики какой-нибудь бабы, словно
некий
садист, больно и настойчиво, всаживает свой увесистый кулак
в
живот ей, под дых! Баба вскрикивает, а он, не обращая
внимания,
безжалостно ритмично продолжает "бить" ей в живот под дых.
Юра! Я заканчиваю свое письмо. О том, как живу вне
работы
и чем занимаюсь в свободное время, я расскажу в следующий
раз,
но эта весточка тебе от меня будет уже запечатана в
другом
конверте.
Обязательно отвечай, пиши о себе, я заинтересованно
жду!
Всего тебе доброго, до свидания!
С уважением, -- Сергей Истина, твой друг".
Катастрофа
Я находился в своем рабочем кабинете. Тишине
не
сиделось на месте: она поскрипывала ножками
стула,
Пирамида