совершенно изменены и приняли особые, непостижимые для нас формы. Но «объективное»
и «субъективное» это всего лишь слова. Не желая прятаться за ними, я хочу со всей
возможной точностью передать то, что я действительно чувствовал. Для этого мне
необходимо сначала объяснить, что я называю «субъективным» и что «объективным». Моя
рука, перо, которым я пишу, стол все это объективные явления. Мои мысли, внутренние
образы, картины воображения все это явления субъективные. Когда мы находимся в
обычном состоянии сознания, весь мир разделен для нас по этим двум осям, и вся наша
привычная ориентация сообразуется с таким делением. В новом же состоянии сознания все
это было совершенно нарушено. Прежде всего, мы привыкли к постоянству во
взаимоотношениях между субъективным и объективным: объективное всегда объективно,
субъективное всегда субъективно. Здесь же я видел, что объективное и субъективное
менялись местами, одно превращалось в другое. Выразить это очень трудно. Обычное
недоверие к субъективному исчезло: каждая мысль, каждое чувство, каждый образ
немедленно объективировались в реальных субстанциональных формах, ничуть не
отличавшихся от форм объективных феноменов. В то же время объективные явления както
исчезали, утрачивали свою реальность, казались субъективными, фиктивными,
надуманными, обманчивыми, не обладающими реальным существованием. Таким было мое
первое впечатление. Далее, пытаясь описать странный мир, в котором я очутился, должен
сказать, что более всего он напоминал мне мир сложных математических отношений.
Вообразите себе мир, где все количественные отношения, от самых простых до самых
сложных, обладают формой. Легко сказать: «Вообразите себе такой мир». Я прекрасно
понимаю, что «вообразить» его невозможно. И всетаки мое описание является ближайшим
возможным приближением к истине. «Мир математических отношений» это значит мир, в
котором все находится во взаимосвязи, в котором ничто не существует в отдельности, где
отношения между вещами имеют реальное существование, независимо от самих вещей; а,
может быть, «вещи» и вообще не существуют, а есть только «отношения». Я нисколько не
обманываюсь и понимаю, что мои описания очень бедны и, вероятно, не передают того, что
я помню. Но я припоминаю, что видел математические законы в действии и мир как
результат действия этих законов. Так, процесс сотворения мира, когда я думал о нем, явился
мне в виде дифференциации некоторых простейших принципов или количеств. Эта
дифференциация протекала перед моими глазами в определенных формах: иногда,
например, она принимала форму очень сложной схемы, развивающейся из довольно
простого основного мотива, который многократно повторялся и входил в каждое сочетание
во всей схеме. Таким образом, схема в целом состояла из сочетаний и повторений основного
мотива, и ее можно было, так сказать, разложить в любой точке на составные элементы.
Иногда это была музыка, которая также начиналась с нескольких очень простых звуков и,
постепенно усложняясь, переходила в гармонические сочетания, выражавшиеся в видимых
формах, которые напоминали только что описанную мной схему или полностью
растворялись в ней. Музыка и схема составляли одно целое, так что одна часть как бы
выражала другую. Во время всех этих необычных переживаний я предчувствовал, что
память о них совершенно исчезнет, едва я вернусь в обычное состояние. Я сообразил, что
для запоминания того, что я видел и ощущал, необходимо все это перевести в слова. Но для
многого вообще не находилось слов, тогда как другое проносилось передо мною так быстро,
что я просто не успевал соединить то, что я видел, с какиминибудь словами. Даже в тот
момент, когда я испытывал эти переживания и был погружен в них, я догадывался, что все,
запоминаемое мною, лишь незначительная часть того, что проходит через мое сознание. Я
то и дело повторял себе: «Я должен хотя бы запомнить, что вот это есть, а вот это было, что
это и есть единственная реальность, тогда как все остальное по сравнению с ней совершенно
нереально». Я проводил свои опыты в самых разных условиях и в разной обстановке.
Постепенно я убедился, что лучше всего в это время оставаться одному. Проверка опыта, т.
е. наблюдение за ним другого лица или же запись переживаний в момент их протекания,
оказалась совершенно не возможной. Во всяком случае, я ни разу не добился таким путем
каких либо результатов. Когда я устраивал так, чтобы ктонибудь во время моих опытов
оставался возле меня, я обнаруживал, что вести какиелибо разговоры с ним невозможно. Я
начинал говорить, но между первым и вторым словами фразы у меня возникало такое
множество идей, проходивших перед моим умственным взором, что эти два слова
оказывались разделены огромным промежутком, и не было никакой возможности найти
между ними какуюлибо связь. А третье слово я забывал еще до того, как его произносил; я
пытался вспомнить его и обнаруживал миллионы но вых идей, совершенно забывая при
этом, с чего начинал. Помню, на пример, начало одной фразы: «Я сказал вчера...» Едва я
произнес слово «я», как в моей голове пронеслось множество мыслей о значении этого слова
в философском, психологическом и прочих смыслах. Все это было настолько важным,
новым и глубоким, что, произнеся слово «сказал», я не мог сообразить, для чего его
выговорил; с трудом оторвавшись от первого круга мыслей, я перешел к идее слова «сказал»
и тут же открыл в нем бесконечное содержание. Идея речи, возможность выражать мысли
словами, прошедшее время глагола каждая из этих идей вызывала во мне взрыв мыслей,
догадок, сравнений и ассоциаций. В результате, когда я произнес слово «вчера», я уже
совершенно не мог понять, зачем его сказал. Но ионо, в свою очередь, немедленно увлекло
меня в глубины проблем времени прошлого, настоящего и будущего; передо мною
открылись такие возможности подхода к этим проблемам, что у меня дух захватило. Именно
эти попытки вести разговор позволили мне почувствовать изменение во времени,
описываемое почти всеми, кто проделывал опыты, подобные моим. Я почувствовал, что
время невероятно удлинилось, секунды растянулись на года и десятилетия. Вместе с тем,
обычное чувство времени сохранилось; но наряду с ним или внутри него возникло как бы
иное чувство времени, так что два момента обычного времени (например, два слова в моей
фразе) могли быть отделены друг от друга длительными периодами другого времени.
Помню, насколько меня поразило это ощущение, когда я испытал его впервые. Мой
приятель чтото говорил. Между каждым его словом, между каждым звуком и каждым
движением губ протекали длиннейшие промежутки времени. Когда он закончил короткую
фразу, смысл которой совершенно до меня не дошел, я почувствовал, что за это время я
пережил так много, что нам уже никогда не понять друг друга, скольку я слишком далеко
ушел от него. В начале фразы мне казалось, что мы еще в состоянии разговаривать; но к
концу это стало совершенно невозможным, т. к. не существовало никаких способов
сообщить ему все то, что я за это время пережил. Попытки записывать свои впечатления
тоже не дали никаких результатов, за исключением двух случаев, когда краткие
формулировки мыслей, записанные во время эксперимента, помогли мне впоследствии
понять и расшифровать коечто из серии смешанных неопределенных воспоминаний.
Обычно все ограничивалось первым словом, очень редко удавалось больше. Иногда я
успевал записать целую фразу, но при этом, заканчивая ее, забывал, что она значит и зачем я
ее записал; не мог я вспомнить этого и впоследствии. Постараюсь теперь описать
последовательность, в которой проходили мои эксперименты. Опускаю физиологические
подробности, предшествовавшие изменениям психического состояния. Упомяну лишь об
одном из них: сердцебиение ускорялось и достигало очень высокой скорости; затем оно
замедлялось. В этой связи я неоднократно наблюдал очень интересное явление. В обычном
состоянии намеренное замедление или ускорение дыхания приводит к ускорению
сердцебиения. В моем случае, между дыханием и сердцебиением устанавливалась
необычная связь, аименно: ускоряя дыхание, я ускорял и сердцебиение, а замедляя дыхание,
замедлял сердцебиение. Я почувствовал, что за этим скрываются огромные возможности, и
потому старался не вмешиваться в работу организма, предоставив события их естественному
ходу. Предоставленные сами себе, сердцебиения усиливались; затем они стали ощущаться в
Скачать книгу [2.95 МБ]
Пирамида
