"А является А" включает в себя этот глагол, поэтому доказательство
оказывается неизбежно недействительным.
Cogitatur зависит от Est, и этого не отменишь.
III
Продвинемся ли мы вперед, если разберем Est - что-то есть - бытие
есть - ?
Что такое бытие? Сей вопрос настолько фундаментален, что не имеет
ответа. Самое глубокое размышление приведет лишь к разочарованию от
бессилия. Словно разум, осмысливающий Бытие, не имеет простого
рационального понятия для него.
Конечно, можно утопить вопрос в море определений, которые приведут к
еще большей запутанности, но фразы типа:
"Бытие - это дар Божественного провидения"
"Бытие противостоит небытию"
нам мало помогут!
Незамысловатое иудейское "Бытие есть Бытие" ещё более усложняет
вопрос. Самое скептическое из утверждений, несмотря на формулировку.
Бытие - это просто Бытие, этим все сказано, и не стоит более
разглагольствовать по этому поводу! Ах, но об этом можно еще много
чего сказать! Мы часто ищем мысль, подходящую к слову, но терпим
неудачу, в то время как Беркли приводит абсолютно убедительный
аргумент о том, что бытие должно означать "мыслящее бытие" или
"духовное бытие".
И здесь мы находим наше "Est" в сочетании с "Cogitatur"; аргументы
Беркли оказываются "неопровержимыми, но неубедительными" (Юм), так
как "Cogitatur", как мы увидели выше, подразумевает "Est".
Эти идеи непросты, и каждая влечет за собой следующую. Не является
ли разногласие между ними в нашем мозгу доказательством полной
недееспособности этого органа, или, может, это - пробел в нашей
логике? Ибо все зависит от логики, не просто от истинности
утверждения "А есть А", но от целостной структуры логики: от простых
утверждений, превращающихся в чрезвычайно трудные в момент, когда
они приходят на ум отвратительному гению, который изобрел
"экзистенциальный выбор" для изучения этого вопроса, до более
сложных и противоречивых силлогизмов.
IV
Вывод "Мысль существует" (в худшем случае, в виде отрицания)
появляется из посылок:
Мысль отрицаема.
(Любая) отрицаемая мысль есть мысль.
Даже формально это нелепая чепуха. По существу, он включает в себя
круг понятий более широкий, чем наше первоначальное утверждение. Мы
пытаемся соединить небо и землю в силлогизм, который вдесятеро
таинственнее, чем мы сами.
Невозможно полностью охватить проблему действенности силлогизма (как
часть вопроса о действенности логики), хотя кто-нибудь может
намекнуть, что учение распределяемой середины включает знание
исчисления Бесконечностей, что значительно выше моих скудных
возможностей, и едва доступно простому размышлению о том, что вся
математика условна, несущественна, приблизительна и не абсолютна.
Так, мы все углубляемся от единичного к множественному. Наше
первоначальное утверждение не основывается более на самом себе, но
на целом комплексе сущности человека, несчастного, спорящего,
бестолкового человека! Человека со всей его ограниченностью и
невежеством, человека - человека!
V
Легче, конечно, не становится, если мы начинаем исследовать
Множественное, разделяя элементы, или рассматривая их в
совокупности. Они пересекаются и расходятся, и каждый новый уровень
знаний открывает необозримые просторы неисследованного; каждое
увеличение мощности наших телескопов открывает новые галактики,
каждое усовершенствование наших микроскопов показывает нам жизнь все
более мелкую и необъяснимуую. Тайна громадных пространств между
молекулами; тайна эфирных прослоек между звездами, которые
удерживают их от столкновения. Тайна полноты вещей; тайна пустоты
вещей! Так, по мере нашего рассуждения усиливается чувство,
инстинкт, предвидение - как бы это назвать? - что Бытие есть
единица, что Мысль есть единица, что Закон есть единица, и так до
тех пор, пока мы не спросим - что такое единица. И снова замкнутый
круг, мы играем в слова-слова-слова. И нет ни единого вопроса, на
который можно было бы найти хотя бы приблизительный ответ.
Из чего сделана Луна?
Наука отвечает: "Из зеленого сыра!"
Для этой единицы "луны" у нас есть две идеи: Зелености и Сыра.
Зеленость зависит от освещенности, глаза и еще от тысячи различных
условий.
Сыр зависит от бактерий, ферментации и породы коровы.
"Глубже, еще глубже, в самую суть вещей!"
Разрубим ли мы Гордиев узел? Скажем ли: "Есть Бог"?
И что же такое, черт побери, Бог?
Если, подобно Моисею, мы изобразим его как старца, повернувшегося к
нам спиной, кто обвинит нас? Ведь сам великий Вопрос (а велик всякий
Вопрос!) трактуется нами слишком бесцеремонно - так склонен думать
разочарованный скептик.
Итак, опишем ли мы его как любящего отца, как ревностного жреца, как
вспышку света под святой аркой? Что все это значит? Все эти образы -
дерево и камень, дерево и камень наших тупых мозгов. Отцовство Бога
- всего лишь образ, являющийся частью человеческой жизни и
почерпнутый людьми оттуда; идея отца человеческого соединилась с
идеей необъятности. Опять вместо Одного Два!
Никакая комбинация мыслей не может превзойти измышляющий ее мозг.
Все, что мы можем подумать о Боге или сказать о Нем - насколько наши
слова реально представляют мысли - гораздо меньше, чем мозг, который
это измыслил и облек в слова.
Очень хорошо; продолжим ли мы отрицать наличие у Бога всех мыслимых
качеств, как сделал бы язычник? Все чего мы достигаем - простое
отрицание мысли.
Или он непознаваем, или он меньше, чем мы. Тогда, соответственно,
то, что непознаваемо - неизвестно; и утверждения "Бог" или "Бог
существует", как ответ на наш вопрос, становятся бессмысленными, как
Пирамида