девяносто девять процентов того, что чувствовалось и
понималось во время самих экспериментов.
Очень своеобразное место в моих экспериментах занимали попытки узнать что-либо об
умерших. Обычно такие вопросы оставались без ответа, и я смутно сознавал, что в них
самих скрывается какая-то принципиальная ошибка. Но однажды я получил
совершенно ясный ответ на свой вопрос. Более того, этот ответ был связан с
ощущением смерти, которое я пережил за десять лет до описываемых экспериментов;
самоощущение было вызвано состоянием интенсивной эмоции.
Говоря об этих случаях, я вынужден коснуться чисто личных переживаний, связанных
со смертью близкого мне человека. В то время я был очень молод, и его смерть
произвела на меня совершенно угнетающее впечатление. Я не мог думать ни о чем
другом и старался понять загадку его исчезновения, как-то разрешить ее, мне хотелось
также уяснить взаимные связи людей. И вдруг во мне поднялась волна новых мыслей и
чувств, оставившая после себя ощущение удивительного спокойствия. На мгновение я
увидел, почему мы не можем понять смерть, почему она так пугает нас, почему мы не в
состоянии найти ответы на
вопросы, которые задаем себе в связи с проблемой смерти. Этот умерший человек, о
котором я думал, не мог умереть уже потому, что он никогда не существовал. В этом и
заключалось решение вопроса. В обычных условиях я видел не его самого, а как бы его
тень. Тень исчезла; но реально существовавший человек исчезнуть не мог. Он был
больше того, каким я его видел, "длиннее", как я сформулировал это для себя; и в этой
"длине" неким образом скрывался ответ на все вопросы.
Внезапный и яркий поток мыслей исчез так же быстро, как и появился. Через несколько
секунд от него осталось только что-то вроде мысленного образа. Я увидел перед собой
две фигуры. Одна, совсем небольшая, напоминала неясный человеческий силуэт. Она
представляла собой этого человека, каким я его знал. Другая фигура была подобна
дороге в горах; видно было, как она петляет среди холмов, пересекает реки и исчезает
вдали. Вот чем он был в действительности, вот чего я не
мог ни понять, ни выразить. Воспоминание об этом переживании долгое время
сообщало мне чувство покоя и доверия. Позднее идеи высших измерений позволили
мне найти формулировку для этого необычного "сна в бодрственном состоянии", как я
называл свое переживание.
И вот нечто, напоминающее описанный случай, произошло со мной во время моих
опытов.
Я думал о другом человеке, который также был мне близок; он умер за два года до
опытов. В обстоятельствах его смерти, как и в событиях последнего года жизни, я
находил немало неясного; было много и такого, за что я в глубине души мог порицать
себя, - главным образом, за то, что отдалился от него, не был с ним достаточно близок,
когда он, возможно, нуждался во мне. Находились, конечно, возражения против
подобных мыслей, но полностью избавиться от них я не мог, и они опять привели
меня к проблеме смерти, а также к проблеме жизни по ту сторону смерти.
Помню, как однажды во время эксперимента я сказал себе, что если бы я верил в
"спиритические" теории и в возможность общения с умершими, то хотел бы увидеть
этого человека и задать ему один вопросвсего один!
И вдруг, без всякой подготовки, мое желание исполнилось, и я его увидел. Это не было
зрительное ощущение: то, что я увидел, не было похоже на его внешнюю оболочку;
передо мной мгновенно промелькнула вся его жизнь. Эта жизнь и была им. Человек,
которого я знал и который умер, никогда не существовал. Существовало что-то совсем
другое, ибо жизнь его не была простой вереницей событий, как мы обычно описываем
жизнь какого-то человека; жизнь - есть мыслящее и чувствующее существо, которое не
меняется фактом смерти. Знакомый мне человек был как бы лицом этого существа;
лицо, скажем, с годами
меняется, но за ним всегда стоит одна и та же неизменная реальность.
Выражаясь фигурально, можно сказать, что я видел этого человека и разговаривал с
ним. На самом же деле, при этом отсутствовали зрительные впечатления, которые
можно было бы описать; не было ничего похожего на обычный разговор. Тем не менее,
я знаю, что это был он; и именно он сообщил мне о себе гораздо больше, чем я мог
спросить. Я увидел с полной очевидностью, что события последних лет его жизни были
так же неотделимы от него, как и черты лица, которые я знал. Все
эти события последних лет были чертами лица его жизни, и никто не мог ничего в них
изменить, совершенно так же, как никому не удалось бы изменить цвет его волос и глаз
или форму носа. Точно так же никто не был виноват в том, что данный человек обладал
именно этими чертами лица, а не другими.
Черты его лица, как и черты последних лет жизни, были его свойствами; это был он.
Видеть его без событий последних лет жизни было бы так же необычно, как вообразить
его с другой физиономией, - тогда это был бы не он, а кто-то другой. Вместе с тем я
понял, что никто не несет ответственности за то, что он был самим собой и никем
иным. Я понял, что мы зависим друг от друга в гораздо меньшей степени, чем думаем;
мы ответственны за события в жизни другого человека не больше, чем за черты его
лица. У каждого свое лицо со своими особыми чертами; точно так же у каждого своя
судьба, в которой другой человек может занимать определенное место, но ничего не в
состоянии изменить. Но, уяснив это, я обнаружил, что мы гораздо теснее, чем думаем,
связаны с нашим прошлым и с людьми, с которыми соприкасаемся; я понял со всей
очевидностью, что смерть ничего в этом не меняет. Мы остаемся привязанными ко
всем тем, к кому были привязаны. Только для общения с ними необходимо особое
состояние сознания.
Я мог бы объяснить те идеи, которые в этой связи понял, следующим образом: если
взять ветвь дерева с отходящими от нее побегами, то излом ветви будет
соответствовать человеку, каким мы его обычно видим; сама ветвь - жизнь этого
человека, а побеги - жизни тех людей, с которыми он сталкивается.
Иероглиф, описанный мной ранее, линия с боковыми штрихами - это как раз и есть
ветка с побегами.
В моей книге "Tertium Organum" я пытался высказать идею о "длинном теле" человека
от рождения до смерти. Термин, употребляемый в индийской философии, "линга
шарира", буквально означает "длинное тело жизни".
Представление о человеке или о его жизни как о ветви, чьи побеги изображают жизни
близких ему людей, многое связало в моем понимании, многое объяснило. Каждый
человек является для себя такой ветвью, а другие люди, с которыми он связан, суть
побеги ветви. Но для себя каждый из них - главная ветвь, и любой другой человек
будет для него побегом. Любой побег, если сосредоточить на нем внимание,
оказывается ветвью с побегами. Таким образом, жизнь человека соединяется со
множеством других жизней; одна жизнь как бы входит в другую, и все вместе они
образуют единое целое, природу которого мы не знаем.
Идея всеобщего единства, в каком бы смысле и масштабе она ни была выражена,
занимала очень важное место в концепции мира и жизни, сформировавшейся у меня во
время необычных состояний сознания.
Эта концепция мира включала в себя нечто совершенно противоположное нашему
обычному взгляду на мир и нашим представлениям о нем.
Обычно всякая вещь и всякое событие обладают для нас своей особой ценностью,
особым значением и особым смыслом. Этот особый смысл, которым обладает каждая
Тэги:
Колдовство Чёрная магия
Скачать книгу [0.51 МБ]
Пирамида