стремиться к нему, если только не станет специально упорно отвергать его зов.
Только достижение высочайшего вселенского идеала может дать бесконечное счастье,
ибо достигшему самого высшего нечего больше желать. Покуда существует идеал
более высокий, человек будет стремиться к нему, но высочайший идеал, если он
обретен, перестает притягивать, и человеку уже некуда стремиться, до той поры,
пока сам уровень высочайшего идеала не станет выше. Таким образом, существует
некое состояние совершенства, которого любой из людей может достигнуть и которое
никто не может превзойти, пока вся Вселенная не поднимется на следующую ступень.
Каждый вправе подняться до этого высочайшего уровня, но не все в равной мере
способны к развитию: кто-то добивается успеха быстро, кто-то отстает по дороге,
и, наверное, большинство падают и им приходится начинать всё с начала, с первой
ступеньки лестницы. Из любого желудя, оказавшегося на земле, может вырасти дуб,
но не все попадают в одинаковые условия. Некоторые прорастут, а кое из каких
даже вырастут деревья, но большинство ожидает разложение и превращение в
материал, из которого могут быть изваяны новые формы.
Высочайшая истина не доступна полностью человеку в смертной его форме. Тем, кто
достиг совершенного сознания абсолютной истины, не нужна никакая форма,
вмещающая сознание; они принадлежат к племени внеформенных. Те, кто скован
цепями личности, не могут объединиться с универсальным принципом; разум, ставший
столь необъятным, что телесный дом-темница уже не может вместить его, и не
нуждается более в этой темнице. Духу нужно быть облеченным в некую форму только
на первых шагах его развития. "Одежды кожаные"4 служат ему защитой от
разрушительных стихийных влияний, принадлежащих к царству зла, пока он не
способен этому злу противостоять. Когда дух познаёт зло и обретает силы, чтобы
подчинять его себе, когда он постигает истину, "вкусив от древа Жизни и обретя
жизнь вечную"5, он уже может защитить себя сам и телесная оболочка ему далее не
требуется.
Человек, не достигший совершенства, если только он не начал деградировать,
интуитивно ощущает, что истина есть, но не воспринимает её непосредственно.
Ученый, который строит свои умозаключения исходя только из чувственного
восприятия, далее всех отстоит от осознания истины, ибо он ошибочно принимает за
реальность иллюзии, порождаемые его органами чувств, и отвергает откровения,
сообщаемые ему его же собственной интуицией. Философ, не способный узреть
истину, пытается постичь её своим интеллектом и может даже в чем-то приблизиться
к ней; но тот, в ком истина осознала себя, знает её непосредственно и,
единственный, не может ошибиться. Такое состояние непонятно большинству людей,
непонятно ученым и философам в той же мере, как и людям необразованным, и однако
же существовали и существуют в наши дни те, кому удалось его достичь. Это —
истинные теософы; хотя далеко не любой теософ, носящий это имя, принадлежит к
ним, как не любой, кто называет себя христианином, — Христос. Но истинный теософ
и истинный Христос — одно и то же, поскольку оба — человеческие формы, в которых
вселенская духовная Душа (шестой принцип оккультистов) осознала себя, и каждый,
в ком она достигла такого состояния, есть теософ и есть Христос.
Поскольку истина одна, во всех концах земли люди, осознавшие её, воспринимают её
одинаково. Этим объясняется то, что откровения тех, кого невежды называют
"провидцами" и "религиозными фанатиками", столь схожи друг с другом, если,
конечно, люди, их получившие, обладали равной силой. Истины, открытые Якобом
Бёме или Парацельсом в Германии, по сути не отличаются от тех, что сообщались
махатмами в Тибете, — разница только в объеме и в способе выражения. Переживший
экстаз христианский святой в Англии или Франции поведал бы то же, что и впавший
в транс индийский брахман или испытавший нечто подобное американский индеец, все
трое, будучи в одинаковом состоянии, узрели бы совершенно одно и то же. Истина
здесь, перед нами, она открыта взорам всех, кто способен воспринять её, но
каждый будет описывать её на свой манер, соответственно своему образу мысли.
Если бы, как считают невежды, видения святых и лам, саньяси и дервишей были
только галлюцинациями, порождениями фантазии, разве могли бы они совпасть у
людей, никогда не слышавших друг о друге? Дерево будет деревом для всех, кто его
видит, и если зрение человека достаточно ясно, никакие вынесенные заранее
суждения не обратят это дерево во что-нибудь иное; истина предстанет истиной
перед всеми, кто способен её узреть, и никакие вынесенные заранее суждения не
изменят её и не обратят в ложь. Узнать до конца истину значит узнать все сущее;
любить истину превыше всего — значит соединиться со всеобщим сознанием; быть
способным выразить истину во всей полноте — значит обладать властью над
Вселенной; соединиться с непреходящей истиной — значит навек обрести бессмертие.
Восприятие истины требует уравновешенности ума и чувств. Покуда разум не
пробудился к духовному сознанию и непосредственному восприятию истины, он видит
только отсвет её и слышит лишь едва различимый её шепот. Тихий голос истины
может потонуть в грохоте интеллектуальной фабрики, а свет — затмиться в буре
чувств. Чтобы понять этот голос и увидеть этот свет ясно, без примесей
посторонних восприятий, сердце и голова должны трудиться слаженно и действовать
заодно. Для восприятия истины чистота сердца должна сочетаться с силой разума, и
именно это имеют в виду, когда говорят, что люди должны стать подобны детям,
прежде чем смогут войти в царство правды. Голова и сердце, опирающиеся на
здравый смысл, выступают как нечто Единое, но если они в разладе, возникает
абсурдная Двойственность, порождающая иллюзии. Неистовый безумец влеком только
сердцем, а умствующий глупец прислушивается лишь к указаниям головы, живет, как
говорят, одной головой, а о сердце забывает. Но ни кипение чувств, ни
интеллектуальный фанатизм не раскрывают истину — лишь в "спокойствии после
бури"6, когда эмоции и разум приходят в гармонию, можно найти её. Человек,
отдающийся полностью на волю своих эмоций, похож на того, кто, поднимаясь на
горный пик, начинает засыпать на ходу и, утратив контроль над собой, падает в
пропасть; человек же, который опирается на чувственный опыт, только пропустив
его через призму интеллекта, легко может потеряться в водовороте
разнообразнейших иллюзий. Он подобен островитянину, живущему посреди океана,
который изучает взятую оттуда каплю воды, а о существовании океана знать не
знает. Но если голова и сердце настроены на божественную гармонию невидимого
царства Природы, тогда человеку откроется истина, и высочайший идеал увидит в
нем свой отраженный образ.
Материальный человек, погребенный в раковине своей плоти, может только
чувствовать, но не видеть свет, исходящий из безграничного царства истины; но
если он прикажет своим эмоциям: "Успокойтесь!" — а своему интеллекту: "Не
обманывайся!" — он сумеет высунуть свои "усики" в область духа и воспринять свет
истины. Сердце человека должно служить пробным камнем для проверки выводов,
происходящих из умозаключений, а решения сердца должны взвешиваться умом; но
когда пробудится духовное сознание, не будет больше разницы между их суждениями:
представления, рождающиеся в голове, придут в гармонию со стремлениями сердца, и
одна прозреет, а другое почувствует истину. Тогда низшие идеалы отступят перед
её светом, ибо она — ревнивая богиня и не терпит никого рядом с собой.
Мужчина обычно руководствуется исключительно интеллектом, женщина — часто только
Скачать книгу [0.12 МБ]
Пирамида