Новое, более тщательное расследование с привлечением ФБР также не дало результатов. На следующих выборах шерифа Карла М. Келсо, главного стража порядка в графстве чуть ли не со времен гражданской войны, прокатили и на его место избрали Джорджа Баннермана, он выплыл на гребне активной кампании под лозунгом: «Поймать душителя из Касл-Рока».
Прошло два года. Преступника не поймали, но убийства прекратились. А в январе двое мальчишек нашли тело семнадцатилетней Кэрол Данбаргер. Она числилась пропавшей без вести с тех пор, как родители заявили о ее исчезновении. В школе с ней без конца что-то случалось – она опаздывала на уроки, пропускала занятия, два раза была уличена в мелких магазинных кражах, а однажды убежала из дома и добралась до самого Бостона. И Баннерман, и полиция штата полагали, что Кэрол голосовала на шоссе и убийцавзялся ее подвезти. В середине зимы наступила оттепель, она и помогла обнаружить тело девушки – его нашли двое мальчишек близ Стриммерской протоки. Главный патологоанатом штата сказал, что смерть наступила примерно двумя месяцами ранее.
Наконец, второго ноября произошло еще одно убийство. Жертвой стала Этта Рингголд, учительница начальной школы Касл-Рока. В городе ее очень любили. Всю жизнь она была прихожанкой местной методистской церкви, имела ученую степень, пользовалась влиянием в благотворительных организациях. Она обожала Роберта Браунинга[11].Ее тело нашли в трубе, проложенной под неасфальтированной, почти непроезжей дорогой. По всей северной части Новой Англии пронеслась волна возмущения в связи с убийством мисс Рингголд. Вспоминали Альберта де Сальво, бостонского душителя, однако эти параллели никоим образом не могли утихомирить разбушевавшиеся страсти. Маслав огонь подлила газета «Юнион лидер», издаваемая Уильямом Лейбом в не таком уж далеком Манчестере, штат Нью-Гэмпшир; редакционная статья была озаглавлена: «БЕЗДЕЛЬНИКИ ПОЛИЦЕЙСКИЕ ИЗ СОСЕДНЕГО ШТАТА».
В старой, почти шестинедельной давности газете, впитавшей запах сарая и дров, приводились заявления двух местных психиатров, которые согласились прояснить ситуацию при условии, что их имена не будут названы. Один из них упомянул особый вид сексуального извращения – стремление совершать насильственное действие в момент оргазма. Прелестно, подумал Джонни, поморщившись. Он душил свои жертвы, когда наступал оргазм.
Головная боль давала себя знать все сильнее.
Другой психиатр обратил внимание на тот факт, что все пять убийств были совершены в конце осени либо в начале зимы. И хотя маниакально-депрессивная личность не подпадает ни под какую твердую схему, перепады настроения у маньяка, как правило, связаны со сменой времен года. У преступника мог быть «спад» агрессивности с середины апреля примерно до конца августа, а затем она начинала нарастать, достигая своего «пика» к моменту совершения убийств.
В период маниакального, или «пикового», состояния этот человек, по-видимому, сексуально крайне возбудим, активен, склонен к риску и уверен в своей безнаказанности. «Он, вероятно, убежден, что полиция его не поймает», – заключил анонимный психиатр. Статья заканчивалась словами: «И пока убийца не ошибся в своих расчетах».
Джонни положил газету и взглянул на часы. Отец вернется домой с минуты на минуту, если только не застрянет из-за снега. Джонни подошел к печке и сунул газету в огонь.
Не мое дело. Все равно, черт бы побрал Сэма Вейзака.
Не прячься в пещере, Джонни.
Он не прятался, совсем нет. Просто так уж случилось, что с ним довольно жестоко обошлись. Потерять целый кусок жизни – разве это не дает право самому стать жестким?
Ах, так ты себя жалеешь?
– К чертовой матери, – пробормотал Джонни. Он подошел к окну и выглянул на улицу. За сплошной пеленой снега ничего не было видно. Джонни надеялся, что с отцом будетвсе в порядке, а еще он надеялся, что Герберт вскоре появится и положит конец этому бессмысленному самокопанию. Джонни снова подошел к телефону и постоял в нерешительности.
Жалел себя Джонни или нет, а все-таки он потерял немалую часть жизни. Можно сказать, лучшую часть. Он многое сделал, чтобы снова обрести себя. Разве он не заслужил самого обыкновенного уединения? Разве он не имеет права на то, о чем мечтал несколько минут назад, – на обыкновенную жизнь?
Ее не существует, мой дорогой.
Может, и так, зато существует необыкновенная жизнь. Перебирать вещи людей и внезапно узнавать про их мелкие страхи, ничтожные тайны, незначительные победы – поистине необыкновенная жизнь. Это уже не талант, а проклятие.
Предположим, он встретится с шерифом. Но ведь нет никакой гарантии, что он сможет ему помочь. Даже, предположим, он сможет. Предположим, он подаст ему убийцу на тарелочке с голубой каемочкой. Повторится больничная пресс-конференция – тот же цирк, только возведенный в чудовищную степень.
Сквозь головную боль начала пробиваться навязчивая песенка, скорее какие-то ее звонкие обрывки. Эту песенку пели в воскресной школе в раннем детстве: «Огонек в моей груди… ты свети, всегда свети… огонек в моей груди… ты свети, всегда свети… ты свети, свети, свети…»
Он поднял трубку и набрал служебный номер Вейзака. Сейчас, после пяти, это почти безопасно. Вейзак уже ушел с работы, а свой домашний номер знаменитые неврологи в справочники не дают. После шести или семи длинных гудков Джонни собирался уже положить трубку, но тут Сэм ответил:
– Да? Алло?
– Сэм?
– Джон Смит? – В голосе Сэма, несомненно, звучало удовольствие, но в то же время и какое-то беспокойство.
– Да, это я.
– Как вам нравится эта погодка? – спросил Вейзак, пожалуй, чересчур уж бодро. – У вас идет снег?
– Да.
– Здесь он начался всего час назад. Говорят… Джон? Вы звоните из-за шерифа? Вы расстроены?
– Да, я разговаривал с шерифом, – сказал Джонни, – и хочу знать, что, собственно произошло. Почему вы дали ему мой телефон? Почему не обратились ко мне и не сказали,что вам нужно… почему вообще не связались сначала со мной и не спросили моего согласия?
Вейзак вздохнул.
– Джонни, я бы мог вам соврать, но не буду. Я не обратился к вам, потому что боялся, что вы откажетесь. И не позвонил вам после разговора с шерифом, потому что он поднял меня на смех. Если человек смеется над моим предложением, я заключаю, что оно отвергнуто.
Джонни потер свободной рукой висок и закрыл глаза.
– Но почему, Сэм? Вы же знаете, как я к этому отношусь. Вы сами говорили, чтобы я не высовывался, пока не утихнут слухи. Это ваши слова.
– Все дело в газетной заметке, – признался Сэм. – Я сказал себе: Джонни живет в тех краях. И еще я сказал себе: пять убитых женщин. Пять. – Вейзак был явно смущен, он говорил медленно, с остановками. И от этого Джонни стало не по себе. Он уже жалел, что позвонил ему. – Две девочки. Молодая мать. Учительница младших классов, любившая Браунинга. Предельно банальная история, правда? Настолько банальная, что из нее, пожалуй, даже нельзя состряпать фильма или передачи для телевидения. И тем не менее все правда. Особенно мне жаль учительницу. Засунули в трубу, как мешок с отходами…
– Ваши фантазии по этому поводу и угрызения совести меня не интересуют. Вы не имеете права, черт возьми… – прохрипел Джонни.
– Вероятно, нет.
– Никаких «вероятно»!
– Джонни, как вы себя чувствуете? У вас такой голос…
– Хорошо! – выкрикнул Джон.
– Судя по голосу, не очень.
– У меня жутко болит голова, что тут удивительного. Ради Христа, оставьте меня в покое. Когда я сказал вам о матери, вы ведь не позвонили ей. Вы сказали…
– Я сказал, что кое-что лучше потерять, чем найти. Но это не всегда так, Джонни. У преступника, кто бы он ни был, чудовищно изломанная психика. Он способен покончить ссобой. Вероятно, когда убийства на два года прекратились, полиция так и решила. Но у маниакально-депрессивных личностей иногда бывают длительные периоды затишья –так называемое «плато нормальности», – после чего снова возобновляются перепады настроений. Он мог покончить с собой после убийства учительницы в прошлом месяце. Но если он жив, что тогда? Он может убить еще женщину. Или двух. Или четырех. Или…
– Хватит.
– Почему шериф Баннерман вам позвонил? – спросил Сэм Вейзак. – Что заставило его изменить решение?
– Не знаю. Очевидно, его донимают избиратели.
– Джонни, я сожалею, что посоветовал ему обратиться к вам и причинил вам столько боли. А еще больше сожалею, что не позвонил сам и не сказал о своем разговоре с Баннерманом. Я виноват. Видит бог, вы заслужили спокойную жизнь.
Джонни не стало легче, когда он услышал отзвук собственных мыслей. Наоборот, он почувствовал себя еще более несчастным и виноватым.
– Ладно, – проговорил он. – Все в порядке, Сэм.
– Я больше никому ничего не скажу. Это, конечно, все равно что сменить замок в конюшне после того, как у тебя увели лошадь, но тем не менее. Я поступил глупо. Непозволительно глупо для врача.
– Ладно, – повторил Джонни. Он ощущал свою беспомощность, а от заминок и смущения Сэма ему стало еще хуже.
– Мы скоро увидимся?
– Со следующего месяца я начну преподавать в Кливс Милс. Тогда и заеду.
– Хорошо! Еще раз простите, Джон.
– Да хватит вам!
Они попрощались, и Джонни положил трубку, жалея, что вообще позвонил Сэму. Быть может, ему не хотелось, чтобы Вейзак так быстро признал, что был не прав. Быть может, на самом деле Джонни ожидал, что Сэм скажет:Конечно, я позвонил ему. Я хотел, чтобы вы оторвали задницу от стула и сделали что-нибудь.
Джонни медленно подошел к окну и посмотрел в темную заметь.Засунули в трубу, как мешок с отходами.
Боже, как болит голова.
Через полчаса пришел домой Герберт и, увидев побелевшее лицо Джонни, спросил:
– Голова болит?
– Да.
– Сильно?
– Не очень.
– Надо бы посмотреть новости, – сказал Герберт. – Хорошо, что не опоздал. Сегодня днем в Касл-Роке крутились телевизионщики из Эн-би-си. Там была и эта репортерша, которая тебе нравится. Кэсси Маккин.
Встретив взгляд Джонни, он зажмурился. На миг ему показалось, что на него с выражением почти нечеловеческой боли смотрят десятки глаз.
– Касл-Рок? Опять убийство?
– Да. Утром в городском парке нашли тело маленькой девочки. Ужасная история, просто в голове не укладывается. Пошла в библиотеку за книжкой. Туда надо идти через парк. В библиотеке она побывала, но обратно уже не вернулась… Джонни, что с тобой? На тебе лица нет.
– Сколько ей было?
– Только-только исполнилось девять, – сказал Герберт. – Моя бы воля, я бы того, кто это сделал, за… подвесил.
– Девять лет, – произнес Джонни и тяжело опустился на стул. – О господи.
– Сынок, тебе что, плохо? Вон какой белый.
– Все нормально. Включай телевизор.
На экране появился Джон Чанселлор с дневным уловом новостей: борьба за власть (избирательная кампания Фреда Харриса идет вяловато), правительственные постановления (американским городам, по словам президента Форда, недостает реализма в решении бюджетных вопросов), сообщения из-за рубежа (общенациональная забастовка во Франции), биржевые новости (играют на повышение) и, наконец, информация «для души» – о мальчике, который при церебральном параличе сумел откормить корову весом в четыре центнера.
– Может, решили не давать, – сказал Герберт.
Но после рекламной перебивки Чанселлор объявил:
– Жители небольшого городка на западе штата Мэн проведут сегодня бессонную ночь. Речь идет о Касл-Роке, где за последние пять лет совершено пять чудовищных убийств – изнасилованы и удушены лица женского пола в возрасте от четырнадцати лет до семидесяти одного года. Сегодня здесь произошло шестое убийство, жертвой стала девятилетняя девочка. Подробности из Касл-Рока сообщит Кэтрин Маккин.
А вот и она, точно фея из сказки, оказавшаяся на подмостках жизни. Кэтрин стояла напротив здания городского управления. Первые хлопья снега, предвестники близкой метели, ложились ей на пальто и светлые волосы.
– В этом небольшом фабричном городке Новой Англии царит атмосфера нарастающей истерии, – начала она. – Население Касл-Рока уже давно живет в тревоге из-за неизвестного, которого местная пресса окрестила «душителем из Касл-Рока», или иначе – «ноябрьским убийцей». Тревога сменилась настоящим ужасом – это слово никому здесьне кажется чересчур сильным – после того, как сегодня днем в городском парке было обнаружено тело Мэри Кэт Хендрасен. Это произошло недалеко от эстрады, где когда-то нашли труп официантки Альмы Фречет, первой жертвы «ноябрьского убийцы».
Последовала панорама городского парка, который сквозь пелену разыгравшейся метели казался мрачным и безжизненным. Затем показали школьную фотографию улыбающейся Мэри Кэт Хендрасен с широкими металлическими скобками на зубах. Красивые белокурые локоны. Платье цвета электрик. Наверное, это ее самое лучшее платье, с горечью подумал Джонни. Мама нарядила дочку, чтобы она хорошо выглядела на школьной фотографии.
Репортаж продолжался – теперь телезрителям напоминали историю предыдущих убийств, – но Джонни уже набирал номер. Он с трудом крутил диск, в голове у него шумело.
Из гостиной вышел Герберт и с недоумением посмотрел на сына.
– Кому это ты?
Джонни остановил его жестом, прислушиваясь к гудкам. На другом конце провода сняли трубку:
– Графство Касл, управление шерифа.
– Будьте добры шерифа Баннермана.
– Кто его спрашивает?
– Джон Смит из Паунала.
– Подождите, пожалуйста.
Джонни повернулся к экрану и увидел Баннермана таким, каким он был сегодня днем – в меховой куртке с капюшоном и шерифской нашивкой на рукаве. Ему было явно не по себе, хотя он довольно стойко отбивался от наседавших на него репортеров. Баннерман оказался широкоплечим мужчиной с высоким лбом и темными вьющимися волосами. Очкибез оправы придавали ему довольно странный вид.
– Мы прорабатываем разные версии, – сказал Баннерман с экрана.
– Алло. Мистер Смит? – раздался в трубке голос шерифа.
Опять это странное чувство раздвоенности. Баннерман находился в двух местах сразу.В двух временах,если на то пошло. На миг у Джонни все поплыло перед глазами. Не дай бог пережить такое. Словно ты на ярмарке и катаешься на подвесной карусели или съезжаешь с русских горок.
– Мистер Смит? Вы меня слышите?
– Да, слышу. – Джонни проглотил комок в горле. – Я передумал.
– Молодчина! Чертовски раз это слышать.
– Только не знаю, сумею ли я вам помочь.
– Понятно. Что поделаешь, волков бояться – в лес не ходить. – Баннерман откашлялся. – Меня с позором выставят из города, если узнают, до чего я докатился: обращаюсь за помощью к ясновидящему.
Джонни слабо улыбнулся.
– Добавьте: опозоренному.
– Вы знаете заведение «У Джона» в Бриджтоне?
– Найду.
– Давайте встретимся там в восемь?
Скачать книгу [0.19 МБ]
Пирамида