– В такой вечер, – сказал он, – совсем не мешает проехаться в компании полицейского.
Метель разбушевалась вовсю, и дорога в Касл-Рок на машине Баннермана отняла полтора часа. В двадцать минут одиннадцатого они вошли в вестибюль городского управления и стали оббивать снег с ботинок.
В коридоре находилось несколько газетчиков, они сидели под отвратительным портретом одного из местных отцов-основателей и рассказывали друг другу о своих вчерашних ночных бдениях. Баннерман и Джонни не успели глазом, моргнуть, как оказались в кольце.
– Шериф, это правда, что в деле наметился сдвиг?
– Мне нечего пока сказать, – устало отозвался Баннерман.
– Говорят, вы посадили под арест кого-то из Оксфорда. Это правда, шериф?
– Нет. Дайте-ка нам, ребята, пройти…
Но они уже переключились на Джонни, и у того упало сердце, когда он узнал двух журналистов, которые были на пресс-конференции в больнице.
– Разрази меня гром! – воскликнул один из них. – Вы случайно не Джон Смит?
– Да, – сказал Джонни. – Он самый.
– Экстрасенс, что ли? – спросил другой.
– Дайте же нам пройти! – повысил голос Баннерман. – Вам что, делать нечего, кроме как…
– Судя по тому, что пишет «Инсайд вью», вы шарлатан, – сказал молодой человек в меховом пальто. – Это правда?
– На это я могу вам ответить только одно: «Инсайд вью» печатает то, что находит нужным, – сказал Джонни. – Слушайте, нам…
– Значит, вы не согласны с тем, что они написали?
– Да мне правда нечего больше сказать.
Не успели они закрыть за собой двери с матовыми стеклами, как газетчики ринулись к двум телефонам-автоматам, висевшим на стене близ дежурки.
– Да-а, вляпались мы, ничего не скажешь, – огорчился Баннерман. – Клянусь богом, мне в голову не могло прийти, что они будут торчать здесь в такую ночь. Надо было провести вас через заднюю дверь.
– Чего уж там, – с горечью отозвался Джонни, – разве вы не знаете, что мы обожаем рекламу? Ради саморекламы мы и подаемся в экстрасенсы.
– Сомневаюсь, – сказал Баннерман. – Во всяком случае, не вы. Н-да, опростоволосились. Теперь ничего не поделаешь.
А Джонни мысленно уже видел газетные заголовки – пикантную добавку к недавно забурлившей похлебке: ШЕРИФ ИЗ КАСЛ-РОКА ПРИВЛЕКАЕТ МЕСТНОГО ЭКСТРАСЕНСА К ДЕЛУ ОБ УДУШЕНИИ. ЯСНОВИДЯЩИЙ ИДЕТ ПО СЛЕДУ «НОЯБРЬСКОГО УБИЙЦЫ». МОЕ ПРИЗНАНИЕ В МОШЕННИЧЕСТВЕ – ФАЛЬШИВКА, – ЗАЯВЛЯЕТ СМИТ.
Перед входом в кабинет сидели два помощника шерифа; один дремал, другой пил кофе и с мрачным видом просматривал донесения.
– Его что, жена из дому выставила? – раздраженно сказал Баннерман, кивая в сторону спящего.
– Только что вернулся из Огасты, – ответил помощник. Это был совсем еще мальчишка, с ввалившимися от усталости глазами. Он с интересом посмотрел на Джонни.
– Джонни Смит. Фрэнк Додд. А этого спящего красавца зовут Роско Фишер.
Джонни кивнул в знак приветствия.
– Роско говорит, что генеральный прокурор затребовал дело, – сказал Додд Баннерману. Вид у полицейского был возмущенно-задиристый и в то же время растерянный. – Хорошенький подарочек к рождеству, правда?
Баннерман слегка потрепал Додда по загривку.
– Не надо так переживать, Фрэнк. И вообще ты чересчур усердствуешь.
– Должно же что-нибудь выплыть из этих донесений… – Додд пожал плечами и постучал пальцем по стопке бумаг. – Ну хоть что-нибудь.
– Иди домой, Фрэнк, отдохни малость. И забери с собой эту спящую красавицу. Не хватало, чтобы кто-то из репортеров щелкнул его сейчас. А наутро в газетах заголовок: «РАССЛЕДОВАНИЕ В КАСЛ-РОКЕ ИДЕТ ПОЛНЫМ ХОДОМ», – и нас всех отправляют мести улицы.
Баннерман провел Джонни в свой кабинет. Стол завален исписанными листами бумаги. На подоконнике – три фотографии: Баннерман, его жена и дочь Катрина. На стене – диплом в аккуратной рамке, а рядом, тоже в рамке, – первая полоса местной газеты «Колл» с сообщением о победе Баннермана на выборах.
– Кофе? – спросил Баннерман, отпирая бюро.
– Нет, спасибо. Лучше еще чаю.
– Миссис Цукерман бережет чай как зеницу ока, – сказал Баннерман. – Каждый день, к сожалению, уносит его домой. Могу предложить тоник, только нам придется еще раз пройти сквозь строй, чтобы добраться до автомата. Хоть бы они разошлись по домам.
– Ничего, я обойдусь.
Баннерман принес небольшой запечатанный конверт.
– Вот, – сказал он и, помедлив, протянул его Джонни.
Джонни взял конверт, но не спешил открывать.
– Надеюсь, вы понимаете – никаких гарантий. Я не могу ничего обещать. Иногда получается, иногда нет.
Баннерман лишь устало передернул плечами и повторил:
– Волков бояться – в лес не ходить.
Джонни вскрыл конверт и вытряхнул на ладонь пустую пачку «Мальборо». Красно-белую пачку. Он держал ее в левой руке и смотрел на стену. Серая стена. Обычная серая стена. Красно-белая пачка. Обычная красно-белая пачка. Он переложил пачку в другую руку, потом пожал ее в обеих ладонях. Он ждал, ждал хоть какого-нибудь видения. Ничего. Он продолжал сжимать пачку, надеясь на чудо, словно забыв, что если образы возникают, то возникают тотчас же.
Наконец Джонни возвратил пачку.
– Увы, – сказал он.
– Не вышло?
– Нет.
Раздался громкий стук в дверь, и показалась голова Роско Фишера. Он выглядел сконфуженным.
– Джордж, мы с Фрэнком идем по домам. Не знаю даже, как это я вырубился.
– Надеюсь, в патрульной машине с тобой этого не случится, – сказал Баннерман. – Передай привет Дине.
– Обязательно.
Фишер бросил взгляд на Джонни и прикрыл дверь.
– Ну что ж, – сказал Баннерман. – Во всяком случае, попробовали. Я отвезу вас…
– Я бы хотел осмотреть парк, – перебил его Джонни.
– Бессмысленно. Там снегу по колено.
– Но вы сможете найти то место?
– Еще бы. Но что это нам даст?
– Не знаю. И все же давайте сходим.
– За нами увяжутся газетчики. Как дважды два четыре.
– Вы говорили, что есть задняя дверь.
– Есть. Аварийный выход. Проникнуть через него в здание можно, но если выбираться этим путем, сработает сигнализация.
Джонни присвистнул.
– Что ж, пусть увязываются.
Несколько секунд Баннерман испытующе смотрел на него и наконец кивнул.
– Идемте.
Как только они вышли из кабинета, репортеры вскочили с мест и окружили их. Джонни вдруг вспомнилась ветхая конура в Дареме, где чудаковатая старуха держала своих колли. Если кто шел мимо с удочкой, собаки выбегали навстречу и нагоняли страху. Они даже и не кусались, просто хватали за ноги.
– Вы знаете, Джонни, кто это?
– Есть идеи?
– Как насчет биотоков, мистер Смит?
– Это вам, шериф, пришла мысль пригласить экстрасенса?
– Шериф Баннерман, об этом знают полиция штата и генеральный прокурор?
– Джонни, вы надеетесь раскрыть это дело?
– Шериф, вы его уже оформили своим помощником?
На ходу застегивая куртку, Баннерман медленно, но решительно пробивал себе дорогу.
– Мне нечего пока сказать. Нечего.
Джонни отмалчивался.
Пока репортеры толпились в вестибюле, Джонни с Баннерманом спустились по заснеженным ступенькам. Они обошли машину шерифа и начали переходить улицу; тут кто-то из репортеров сообразил, что они направляются в городской парк. Несколько человек бросились обратно за верхней одеждой. Те, кто был уже в пальто, гурьбой, галдя, как школьники, скатились вниз по лестнице.
В снежной мгле мелькали огни. Ветер с воем швырял им в лицо хлопья снега.
– Ни черта вы здесь не разглядите, – сказал Баннерман. – Вы… тьфу, пропасть! – Репортер в толстой шубе и нелепом берете налетел на него и едва не сшиб с ног.
– Извините, шериф, – пробормотал он, – забыл галоши. А тут скользко.
Впереди из темноты выплыла желтая нейлоновая веревка, протянутая над землей. На веревке раскачивалась табличка с надписью: ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ.
– Голову вы тоже забыли, – сказал Баннерман. – А ну-ка, осадите все назад! Назад, кому говорю!
– Парк – общественная собственность, шериф, – крикнул кто-то из газетчиков.
– Пусть так, но здесь ведется расследование. Так что стойте лучше за ограждением, не то вам придется провести ночь в кутузке.
Он посветил фонариком, а затем приподнял веревку, чтобы Джонни мог пройти. Они двинулись вниз по склону к заваленным снегом скамейкам. Позади сгрудились репортеры,светя фонариками, так что Джонни и Джордж Баннерман шли как бы в полосе тусклого света.
– Снег прямо в глаза, – сказал Баннерман.
– Все равно пока не на что смотреть, – отозвался Джонни.
– Покане на что. Я уже говорил Фрэнку, чтобы он снял веревку. Хорошо, у него до этого руки не дошли. Хотите подойти к эстраде?
– Потом. Покажите, где валялись окурки.
Они прошли еще немного, и Баннерман остановился.
– Здесь, – сказал он и осветил выпиравшую снежным горбом скамейку.
Джонни снял перчатки, сунул их в карманы пальто и, опустившись на колени, начал сметать снег с сиденья. Баннермана вновь поразило его лицо – изможденное, бледное. Сейчас он напоминал истового богомольца.
Руки у Джонни озябли, почти онемели. Снег под ладонями таял. Наконец он добрался до выщербленной, рассохшейся древесины. И все вдруг представилось ему отчетливо, будто сквозь увеличительное стекло. Когда-то скамейка была зеленого цвета, но со временем краска облупилась или стерлась. Два ржавых стальных болта скрепляли сиденьесо спинкой.
Он сжал сиденье обеими руками, и тут на него нахлынуло что-то необъяснимое – никогда прежде это не ощущалось столь остро, и лишь еще раз с ним случится подобное. Изовсех сил он сжимал скамейку и, наморщив лоб, неотрывно смотрел на нее. Это была…
(Летняя скамейка)
Сколько сотен людей сидело на ней, слушая «Боже, храни Америку», «Звезды и полосы» («Не обижай своих друзей с перепончатыми лапками… у этой утки наверняка есть де-ее-точки…»)или боевой марш в исполнении касл-рокских «Пантер»? Зеленая листва, легкая осенняя дымка – она будит воспоминания о летящей мякине, о людях, орудующих вилами в тусклых сумерках. Буханье большого барабана. Мягкое звучание золоченых труб и тромбонов. Школьники-оркестранты в униформе…
(у этой утки… наверняка… есть деточки…)
Скачать книгу [0.19 МБ]
Пирамида