– Я спросил, не хотите ли вы быть организатором моей избирательной кампании, – повторил Грег.
– Грег… – Гендрон откашлялся. – Грег, вы, кажется, не понимаете ситуации, – продолжал он. – От третьего округа в палате представителей конгресса сидит Гаррисон Фишер. Он – республиканец, человек уважаемый, и, по-моему, его не сдвинуть.
– Сдвинуть можно любого, – сказал Грег.
– Гаррисон свой в доску, – ответил Гендрон. – Спросите Харви. Они вместе ходили в школу. Еще небось году в тысяча восьмисотом.
Грег пропустил мимо ушей эту тонкую остроту.
– Я назову себя Сохатым[8]или еще как-нибудь… и все решат, будто я шут гороховый… а кончится тем, что под смех избирателей третьего округа я въеду в Вашингтон.
– Грег, вы сумасшедший.
Улыбка Грега исчезла, словно ее и не было. Лицо его исказилось. Застыло, он вытаращил глаза. Такие бывают у лошади, когда она почует, что ей дали тухлую воду.
– Не вздумайте повторить что-либо подобное, Цыпа. Не дай вам бог.
Банкиру стало совсем худо.
– Грег, извините. Я просто…
– Так вот, не вздумайте повторить что-либо подобное, если не хотите в один прекрасный день столкнуться нос к носу с Санни Эллиманом возле своего вонючего «империала».
Гендрон беззвучно шевелил губами.
Грег снова улыбнулся, точно солнце внезапно пробилось сквозь обложные тучи.
– Ну ладно. Не будем ссориться, раз мы собираемся работать вместе.
– Грег…
– Вы мне нужны, потому что знаете каждого бизнесмена в этой части Нью-Гэмпшира. Как только все закрутится, нам понадобятся большие деньги, так что придется, я думаю, покачать насос. Пора уже мне развернуться в масштабе всего штата, а не только Риджуэя. Полагаю, пятидесяти тысяч долларов хватит, чтобы удобрить местную почву.
Банкира, работавшего во время последних четырех избирательных кампаний на Гаррисона Фишера, так потрясла политическая наивность Грега, что поначалу он даже не знал, как продолжить разговор. Наконец он сказал:
– Грег, бизнесмены дают деньги на кампанию не по доброте душевной, а потому, что победитель должен им чем-то отплатить. Если кандидаты идут голова к голове, деловыелюди дадут деньги тому, кто имеет шансы на выигрыш, а проигравшего можно потом списать по графе неизбежных расходов. Главное – иметь шансы на выигрыш. Так вот, Фишер…
– Фаворит, – подсказал Грег. Из заднего кармана брюк он вытащил конверт. – Вот, взгляните.
Гендрон недоверчиво посмотрел на конверт, затем на Грега, Грег ободряюще кивнул. Банкир открыл конверт, у него перехватило дыхание, в обшитом сосновыми панелями кабинете надолго воцарилось молчание. Оно не нарушалось ничем, если не считать легкого жужжания электронных часов на столе банкира да шипения спички, которую Грег поднес к сигаре. Со стен кабинета смотрели литографии Фредерика Ремингтона. В прозрачном кубике светились семейные снимки. А на стол легло фото банкира: его голова утонула в ляжках молодой черноволосой женщины – впрочем, возможно, и рыжей, поскольку по черно-белым, отпечатанным на мелкозернистой глянцевой бумаге снимкам нельзя было судить о цвете волос. Но разглядеть ее лицо не составляло труда. Кое-кто в Риджуэе сразу сказал бы, что это вовсе не жена банкира, а официантка из придорожного кафе Бобби Стрэнга, расположенного в одном из близлежащих городков.
Снимки банкира, зарывшегося головой в прекрасные формы официантки, особой опасности не представляли: ее лицо было отчетливо видно, а его – нет. Но на других даже бабушка банкира узнала бы своего внука. На этих фото были изображены Гендрон и официантка, осваивавшие целый комплекс сексуальных забав, – вряд ли там были представлены все позиции «Кама сутры», но некоторые из них наверняка не включались в главу «Сексуальные отношения» из пособия по гигиене для риджуэйской средней школы.
Гендрон поднял глаза, лицо его покрылось испариной, руки тряслись. Сердце стучало бешено. Банкир испугался, что оно сейчас разорвется.
Грег отвернулся от него. Он смотрел в окно на ярко-голубую полоску октябрьского неба, видневшегося между магазинами «Разные мелочи» и «Галантерея».
– Подул ветер перемен, – сказал Грег. В его отрешенном лице было что-то мистическое. Он взглянул на Гендрона. – Знаете, что мне дал один из этих наркоманов в Центре?
Цыпа Гендрон отупело покачал головой. Дрожащей рукой он массировал левую сторону груди – на всякий случай. Взгляд его возвращался к фотографии. Чертовы фотографии. А если войдет секретарша? Он перестал массировать грудь и начал собирать снимки, засовывая их в конверт.
– Красную книжечку председателя Мао, – начал Грег. Из его мощной грудной клетки вырвался смешок – когда-то она была такой же хилой, как и все тело, и это вызывало уего кумира-отца почти отвращение. – В книжонке Мао есть цитата… не помню точно, как она звучит, но что-то вроде: «Человек, который почувствовал ветер перемен, должен строить не щит от ветра, а ветряную мельницу». Во всяком случае, смысл такой.
Он наклонился вперед.
– Гаррисон Фишер не фаворит, он уже бывший. Форд тоже бывший. Маски бывший. Хэмфри бывший. Немало политиков по всей стране, начиная от мелкоты и кончая китами, проснутся на следующий день после выборов и обнаружат, что они вымерли, как птица дронт.
Грег Стилсон сверкнул глазами.
– Хотите знать, как будут развиваться события? Посмотрите на Лонгли из штата Мэн. Республиканцы выдвинули Эрвина, демократы – Митчелла, а когда подсчитали голоса,оба сильно удивились, потому что народ взял да и выбрал губернатором страхового агента из Льюистона, не желавшего иметь дело ни с одной из этих партий. Теперь поговаривают о нем как о темной лошадке, которая, чего доброго, выйдет вперед на президентских выборах.
Гендрон все еще не мог произнести ни слова.
Грег глубоко вздохнул.
– Они-то все будут думать, что я дурака валяю, понимаете? Они и про Лонгли так думали. Только я не шучу. Я строю ветряные мельницы. А вы будете поставлять строительный материал.
Он остановился, и в кабинете снова наступила тишина. Наконец Гендрон прошептал:
– Где вы достали эти снимки? Эллиман постарался?
– Да ну их. Не стоит об этом говорить. Забудьте о снимках. Возьмите их себе.
– А у кого негативы?
– Цыпа, – искренне сказал Грег, – вы не понимаете ситуацию. Я предлагаю вам Вашингтон. А там развернемся, дружище! Я даже не прошу вас собрать уйму денег. Мне надо только ведро воды, чтобы запустить насос. А когда мы его запустим, доллары сами потекут. Вы водитесь с ребятами, у которых пухлые чековые книжки. Обедаете с ними. Играете в покер. Выдаете им займы под проценты – какие они сами называют. Так что вы знаете, как защелкнуть на них наручники.
– Грег, вы не понимаете, вы не…
Грег встал.
– Вроде того, как я защелкнул на вас, – сказал он.
Банкир смотрел на него снизу вверх. Глаза его беспомощно бегали. Грег Стилсон подумал, что Гендрон похож на овцу, которую ведут на убой.
– Всего пятьдесят тысяч долларов, – сказал он. – Найдите их.
Он вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Даже сквозь толстые стены Гендрон слышал рокочущий голос Стилсона – Грег разговаривал с секретаршей. Секретарша – плоскогрудая шестидесятилетняя курица – хихикала со Стилсоном, как школьница. Он был шутом. Именно это качество в соединении с программой по борьбе с детской преступностью и сделало его мэром Риджуэя. Но народ не посылает шутов в Вашингтон. Не посылал, во всяком случае.
Но это уже не проблема Гендрона. Пятьдесят тысяч долларов на избирательную компанию – вот его проблема. Мысли банкира кружили вокруг нее, как дрессированная белаякрыса вокруг тарелки с куском сыра. Возможно, план Грега и удастся. Да, возможно, и удастся… но кончится ли все на этом?
Белый конверт еще лежал на столе. Улыбающаяся жена смотрела на него из прозрачного кубика. Он сгреб конверт и сунул его во внутренний карман. Это дело рук Эллимана, можно не сомневаться.
Но навел его на эту мысль не кто иной, как Стилсон.
В конце концов, может, он не такой уж и шут. Его оценка политической ситуации семьдесят пятого – семьдесят шестого годов совсем не глупа.Строить ветряные мельницы вместо щитов от ветра… а там развернемся.
Но это уже не проблема Гендрона.
Пятьдесят тысяч долларов – вот его проблема.
Цыпа Гендрон, президент «Клуба львов» и вообще веселый малый (в прошлом году на праздничном параде в Риджуэе четвертого июля он катил на этаком смешном мотоцикле), вытащил из верхнего ящика стола желтый блокнот для официальных записей и начал набрасывать список имен. Дрессированная крыса за работой. А Грег Стилсон на Главной улице поднял лицо навстречу яркому осеннему солнцу и поздравил себя с хорошо проведенной операцией – во всяком случае, хорошо начатой.
Впоследствии Джонни считал, что если он и оказался все-таки в объятиях Сары – почти через пять лет со дня ярмарки, – то не последнюю роль в этом сыграл визит Ричарда Диса, сотрудника журнала «Потусторонний взгляд». Джонни в конце концов сдался и позвонил Саре, пригласив ее заехать, потому что им овладело страстное желание позвонить хорошему человеку и избавиться от гадкого привкуса во рту. Так он, по крайней мере, убеждал себя.
Он позвонил в Кеннебанк, ответила ее бывшая соседка по комнате, которая сказала, что Сара сейчас подойдет. Трубку положили, и во время минутной паузы он подумал (не очень всерьез), не отказаться ли ему от разговора, чтобы закрыть, так сказать, вопрос навсегда. Затем он услышал голос Сары:
– Джонни. Это ты?
– Он самый.
– Как поживаешь?
– Хорошо. А ты?
– Тоже, – сказала она. – Я рада, что ты позвонил. Я… честно говоря, сомневалась.
– Мальчик с тобой?
– Конечно. Без него я никуда не езжу.
– Почему бы вам не прикатить сюда как-нибудь, прежде чем ты возвратишься к себе на север?
– С удовольствием, Джонни. – Голос ее потеплел.
– Папа работает в Уэстбруке, а я здесь и за повара, и за посудомойку. Он приезжает примерно в половине пятого, и в полшестого мы обедаем. Приглашаю тебя на обед, но предупреждаю: основное единственное мое блюдо – франко-американские спагетти.
Она засмеялась:
– Приглашение принимается. Когда мне лучше приехать?
– Как насчет завтра или послезавтра?
– Завтра подходит, – сказала она после едва заметного колебания. – Тогда до встречи.
– Всего хорошего, Сара.
– И тебе.
Он в задумчивости повесил трубку, испытывая одновременно возбуждение и чувство вины – без всякой к тому причины. Но ведь мыслям не прикажешь. А мысли его сейчас вертелись вокруг возможных последствий их встречи, о которых, вероятно, лучше не думать.
Ну вот, она все знает. Знает, когда отец приходит домой, – это самое важное,подумал Джонни.
И сам себя мысленно спросил:А что ты будешь делать, если она приедет утром?
Ничего, – ответил он, хотя не очень-то в это верил. Стоило ему подумать о Саре, вспомнить изгиб ее губ, зеленые раскосые глаза, и им овладела слабость, неуверенность в себе, даже отчаяние.
Джонни отправился на кухню и начал не спеша готовить ужин – самый простой, на двоих, на отца с сыном. Жили они по-холостяцки. Не так уж плохо. Мало-помалу Джонни поправлялся. Они беседовали с отцом о тех четырех с половиной годах, которые прошли мимо Джонни, о матери – к этой теме они подбирались осторожно, но все ближе и ближе, словно по спирали. Тут, наверное, важнее было не столько понять то, что случилось с матерью, а прийти к какому-то согласию. Нет, дела не так уж плохи. Всему как бы подводился итог. Для них обоих. А с января он снова будет преподавать в Кливс Милс, начнется новая жизнь. Он получил от Дейва Пелсена полугодовой контракт, подписал его и отослал назад. Что тогда будет делать отец? Жить дальше, полагал Джонни. У людей вырабатывается привычка, живут себе – и все, разменивают день за днем без особых переживаний, без большого шума. Он будет навещать Герберта почаще, каждый уик-энд, если нужно. Многое так быстро изменилось, что Джонни оставалось лишь медленно двигаться на ощупь, подобно слепцу в незнакомой комнате.
Он поставил жаркое в духовку, пошел в гостиную, включил телевизор, затем выключил. Сел и стал думать о Саре.Ребенок,размышлял он.Если она приедет рано, ребенок за нами присмотрит.Так что все в порядке. Тылы прикрыты.
Но от беспокойных мыслей отделаться не удавалось.
На следующий день она появилась в четверть первого на модном маленьком «пинто» красного цвета, проехала по подъездной дорожке, припарковалась и вышла из машины – высокая, красивая; мягкий октябрьский ветерок шевелил ее светлые волосы.
– Привет, Джонни! – крикнула она, подняв руку.
– Сара! – Он спустился вниз и пошел навстречу; она запрокинула лицо, и Джонни осторожно коснулся губами ее щеки.
– Дай-ка я сначала вытащу императора, – сказала она, открывая заднюю дверцу.
– Тебе помочь?
– Нет, мы прекрасно управляемся сами, правда, Денни? Давай, малыш. – Ловким движением она расстегнула ремни, удерживавшие пухлого кроху на сиденье, и взяла его на руки. Денни, несколько обалдевший, с серьезным любопытством оглядел двор, затем его взгляд остановился на Джонни. Он заулыбался.
– Угу! – сказал Денни и замахал ручонками.
– Кажется, он хочет к тебе на руки, – сказала Сара. – Очень странно. Денни – истинный республиканец, весь в отца, он довольно сдержан в проявлении чувств. Хочешь подержать его?
– Конечно, – сказал Джонни с некоторой опаской.
Сара улыбнулась.
– Он не разобьется, да ты и не уронишь его, – сказала она, передавая Джонни малыша. – А если уронишь, он скорее всего подпрыгнет как мячик.Отвратительнотолстый ребенок.
– Угу! – произнес Денни, доверчиво обвив рукой шею Джонни и довольно глядя на мать.
– Просто поразительно, – сказала Сара. – Он никогда не идет к… Джонни? Джонни?
Едва ребенок обнял Джонни, как на того нахлынули самые разные чувства, будто его омыли ласковые потоки нежной воды. Джонни заглянул в душу малыша. Ничего темного, ничего тревожного. Все предельно просто. Ни намека на его будущее. Ни беспокойства. Ни горьких воспоминаний. И никаких слов, лишь ощущение тепла, чистоты и образы – матери, какого-то мужчины, то есть самого Джонни.
– Джонни? – Сара с тревогой смотрела на него.
– А?
– Все в порядке?
Она спрашивает меня о сыне, дошло до него. Все ли в порядке с Денни? Есть ли причины для тревоги? Какие-нибудь неприятности?
– Все отлично, – сказал Джонни. – Если хочешь, пошли в дом, но обычно я торчу на веранде. Еще насидимся у плиты – впереди целый день.
– Что может быть лучше веранды. А Денни, похоже, хочет освоить двор.Большой двор,говорит он. Да, малыш? – Она потрепала сына по волосам, и Денни засмеялся.
– А его можно оставить одного?
Скачать книгу [0.19 МБ]