15
Позже, по часам Клая, в четверть первого, она спросила кого-то, можно ли ей пойти искупаться. Через десять минут сказала: «Мне не нужны эти тампоны, эти тампоны грязные», – и засмеялась. Засмеялась совершенно естественно, напугав Клая и Тома и разбудив Джордана, который задремал. Он увидел, какой она стала, и начал плакать. Отошелв сторону. Когда Том попытался сесть рядом и успокоить, Джордан закричал, требуя, чтобы его оставили одного.
В четверть третьего по дороге под ними прошла большая группа норми. Множество фонарей рассекали темноту. Клай подошел к краю склона, крикнул: «Нет ли среди вас врача?» – без особой надежды.
Фонари остановились. Темные фигуры внизу пошептались, потом ему ответил женский голос, красивый голос: «Оставьте нас в покое. Вы – неприкасаемые».
Том присоединился к Клаю.
– И левит[107]тоже прошел мимо по другой стороне, – крикнул он вниз. – Это царь Иаков, чтобы трахнуть тебя, женщина.
За их спинами Алиса внезапно произнесла ясно и четко: «С мужчинами в том автомобиле разберутся. Не для того, чтобы оказать вам услугу, а в назидание остальным. Вы понимаете».
Холодными пальцами Том ухватил Клая за запястье.
– Господи Иисусе, судя по голосу, она пришла в себя.
Клай взял руку Тома в свои, сжал.
– Это не она. Это тот парень в красном «кенгуру», использует ее, как… как динамик.
В темноте глаза Тома стали огромными.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, – ответил Клай.
Под ними, на дороге, фонари пришли в движение. Скоро исчезли, чему Клай только порадовался. Происходящее здесь касалось только их и никого больше.
16
В половине четвертого, в разгаре ночи, Алиса сказала: «Мамик, как все плохо! Розы увядают, этот сад погиб, – и тут же голос стал веселее. – Снег будет? Мы слепим крепость, мы слепим мост, мы слепим птичку, мы слепим птичку, мы слепим руку, синюю руку… мы… – она замолчала, глядя на звезды, которые поворачивали ночь, как пружина – стрелки часов. Ночь выдалась холодной. Они укрыли Алису, чем только можно. Воздух выходил из ее рта паром. Кровотечение наконец-то прекратилось. Джордан сидел рядом с ней, поглаживая ее левую руку, которая уже умерла и ждала, когда к ней присоединится все тело.
– Сыграй ту плавную мелодию, которая мне нравится, – попросила она. – «Холла и Оутса».[108]
17
Без двадцати пять она сказала: «Это самое прекрасное платье». Они все собрались вокруг нее. Клай сказал, что она, по его мнению, уходит.
– Какого оно цвета, Алиса? – спросил Клай, не ожидая ответа, но она ответила.
– Зеленого.
– Куда ты его наденешь?
– Дамы проходят к столу, – она по-прежнему сжимала кроссовку, но пальцы двигались гораздо медленнее. Кровь на разбитой стороне лица подсохла, блестела в свете фонарей, как эмаль. – Дамы проходят к столу, дамы проходят к столу. Мистер Рикарди остается на своем посту, и дамы проходят к столу.
– Совершенно верно, дорогая, – мягко заметил Том. – Мистер Рикарди остался на своем посту, не так ли?
– Дамы проходят к столу, – ее оставшийся глаз повернулся к Клаю, и второй раз она заговорила не своим голосом. На этот раз произнесла только четыре слова: «Твой сын у нас».
– Ты лжешь, – прошептал Клай. Его кулаки сжались, он с трудом сдержался, чтобы не ударить умирающую девушку. – Мерзавец, ты лжешь.
– Дамы проходят к столу и мы все пьем чай, – сказала Алиса.
18
Небо на востоке просветлело. Том, который сидел рядом с Клаем, осторожно коснулся его руки.
– Если они читают мысли, то могли узнать, что ты страшно тревожишься из-за сына так же легко, как ты узнавал что-то в «Гугле». Этот парень мог использовать Алису, чтобы достать тебя.
– Я знаю, – ответил Клай. Он знал и кое-что еще: сказанное ею голосом Гарварда могло соответствовать действительности. – Знаешь, о чем я постоянно думаю?
Том покачал головой.
– Когда он был маленьким, в три или четыре годика, мы с Шарон тогда еще ладили и звали его Джонни-малыш, он прибегал всякий раз, когда звонил телефон. Кричал: «Это меня! Это меня!» А если звонила его бабушка или дедушка, мы говорили: «Это тебя», – и давали ему трубку. Я до сих пор помню, какой огромной эта гребаная штуковина выглядела в его миниатюрных ручонках… когда он прижимал ее к уху…
– Клай, прекрати.
– А теперь… теперь… – продолжить он не смог. Да и нужды не было.
– Идите сюда! – позвал Джордан. Голос его переполняла боль. – Скорее.
Они вернулись к Алисе. Судорога оторвала девушку от земли, изогнула дугой. Оставшийся глаз выпучился, уголки губ опустились. Потом, внезапно, все тело расслабилось.Она произнесла имя, которое ничего для них не значило: «Генри», – и в последний раз сжала кроссовку. Потом пальцы разжались, и кроссовка выскользнула из них. Алиса выдохнула, и последнее белое облачко, слабенькое, почти прозрачное, просочилось меж ее губ.
Джордан перевел взгляд с Клая на Тома, вновь посмотрел на Клая.
– Она?..
– Да, – кивнул Клай.
Джордан разрыдался. Клай позволил Алисе еще несколько секунд смотреть на гаснущие звезды, потом закрыл глаз ладонью.
19
Недалеко от сада находился фермерский дом. Они нашли лопаты в одном из сараев и похоронили ее под яблоней, с крошечной кроссовкой в руке. Все согласились, что она быхотела, чтобы кроссовка осталась с ней навсегда. Потом, по просьбе Джордана, Том продекламировал сороковой псалом, хотя на этот раз последние слова дались ему с превеликим трудом. Потом каждый из них рассказал о том, какой им запомнилась Алиса. Во время этой импровизированной службы мимо них прошло стадо мобилолюдей, небольшое. Их заметили, но не тронули. Клая это совершенно не удивило. Они же были безумными, неприкасаемыми… и он не сомневался, что Пушкаря и Гарольда ждала та же участь.
Большую часть дня они проспали в фермерском доме, а потом направились к Кент-Понду. Клай более не рассчитывал застать там сына, но не потерял надежды найти весточкуот него, может, и от Шарон. Известие о том, что она жива, могло бы чуть разогнать тоску, которая навалилась на него, давила, прижимала к земле, словно плащ с подкладкойиз свинца.
Кент-Понд
1
Его старый дом (дом, в котором Джонни и Шарон жили, когда прошел Импульс), находился на Ливери-лейн, в двух кварталах севернее неработающего светофора, который считался географическим центром Кент-Понда. Такие дома в риэлтерских объявлениях обычно называли «ступенькой на пути наверх» или «домом для молодоженов». Клай и Шарон шутили (до того, как разъехались), что этот «дом для молодоженов», скорее всего, станет для них и «домом пенсионеров». А когда Шарон забеременела, они говорили о том, что назовут ребенка Оливия, если родится девочка. «На Ливери-лейн, – сказала она, – они могут родить только Ливви». Как же они тогда смеялись.
Клай, Том и Джордан (бледный Джордан, задумчиво-молчаливый Джордан, который теперь обычно реагировал на вопрос, если он задавался ему второй, а то и третий раз) прибыли на перекресток Главной улицы и Ливери-лейн сразу после полуночи ветреной ночи второй недели октября. Клай диким взглядом уставился на знак «Стоп» у выезда с улицы, на которой последние четыре месяца он бывал только гостем. Знак марала нанесенная спреем надпись «АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ», как и до его отъезда в Бостон. СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ. СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ. Он не мог понять смысла. Значение понимал, тут вопросов не было, чье-то умное политическое заявление (если бы он обошел город, то, наверное, обнаружил бы такую же надпись на всех знаках «СТОП», даже в соседних городах, скажем, Спрингвейле и Эктоне), но совершенно не понимал, как смысл мог остаться прежним, если мир совершенно переменился. У Клая возникло ощущение: если он будет долго и пристально смотреть на знак, «СТОП… АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ», то в нем откроется портал, тоннель-во-времени, как в научно-фантастических романах, и по этому тоннелю он попадет в прошлое, где все будет, как и раньше. Без Импульса и его последствий.
– Клай? – позвал Том. – Ты в порядке?
– Это моя улица, – ответил Клай, словно его слова все объясняли, а потом, не отдавая себе отчета в том, что делает, побежал.
Ливери-лейн была тупиком, как и все улицы на этой стороне города. Поднималась от Главной и другим концом упиралась в Кентский Холм, который на самом деле был изъеденной ветром и солнцем горой. Дубы кронами смыкались над улицей, поэтому что тротуар, что проезжую часть устилала опавшая листва, которая хрустела под ногами. Хватало на улице и автомобилей, два из которых столкнулись лоб в лоб, их радиаторные решетки слились в металлическом поцелуе.
– Куда он побежал? – послышался позади голос Джордана. Клаю стало дурно от страха, который звучал в голосе, но он не мог остановиться.
– Все нормально, – ответил мальчику Том. – Пусть бежит.
Клай лавировал между брошенных автомобилей, луч фонаря мельтешил впереди. После очередного зигзага луч этот уперся в лицо мистера Кретски. Мистер Кретски всегда давал Джонни леденец, когда того приводили к нему стричься. Джонни еще был Джонни-малышом, который кричал: «Это меня! Это меня!» – если в доме звонил телефон. Мистер Кретски лежал на тротуаре перед своим домом, наполовину заваленный опавшими дубовыми листьями, а нос у него отъели.
«Я не найду их мертвыми, – эта мысль билась в голове, снова и снова. – Тем более, после Алисы. Я не найду их мертвыми, – а потом пришла другая мысль, жуткая (но в критические моменты его разум всегда говорил правду). – Если уж суждено найти мертвым кого-то из них… пусть это будет она».
Их дом был последним по левую руку («последний левый», о чем раньше он всегда напоминал Шарон, обязательно с идиотским смешком, даже после того, как шутка приелась), и подъездная дорожка упиралась в отремонтированный гараж, в котором едва хватало места на один автомобиль. Он побежал по подъездной дорожке, разбрасывая листву, чувствуя, как закололо в боку, как во рту появился неприятный медный привкус, как перехватывает дыхание. Поднял фонарик и направил его в гараж.
Пусто. Вопрос в том, хорошо это или плохо?
Повернувшись, увидел как пляшущие лучи фонарей Тома и Джордана движутся к нему, и направил свой на дверь черного хода. От увиденного сердце запрыгнуло аж в горло. Он взбежал по трем ступенькам на крыльцо, споткнулся и чуть не пробил рукой лицевую панель, пытаясь сорвать со стекла записку, приклеенную лишь полоской скотча. Если бы они пришли на час позже,может, даже на полчаса, безжалостный ночной ветер сорвал бы ее и унес за леса и поля. Клай мог бы убить жену за то, что она не потрудилась как следует закрепить записку, и такое разгильдяйство отличало ее во всем, да только…
Записку оставила не Шарон.
2
Джордан подошел к крыльцу, остановился у первой ступеньки, направил луч фонаря на Клая. Том спешил следом, тяжело дыша, сказывался подъем, при каждом шаге громко шуршал листьями. Поднял фонарик, направил на лице Клая, который застыл, словно пораженный громом.
– Я забыл про гребаный диабет ее матери, – и он протянул им записку, которую нашел на двери, приклеенную скотчем. Том и Джордан прочитали ее вместе:
«Папик!
Случилось ужасное как ты наверное знаешь, я надеюсь что ты в порядке и прочитаешь это. Митч Стайнман и Джордж Гендрон сейчас со мной, люди сходят с ума, и мы думаем из-за мобильников. Папа вот самое плохое, мы пришли сюда потому что я боялся. Я собирался разбить свой если бы я ошибся но я не ошибся, его не было. Мама взяла его с собой, потому что ты знаешь бабушка больна и ей хотелось чаще с ней перезваниваться. Я ужасно перепугался, потому что кто-то убил мистера Кретски. Множество людей мертвы или рехнулись, как в каком-то фильме ужасов, но мы слышали, что люди собираются вместе (НОРМАЛЬНЫЕ люди) в муниципалитете, и туда мы собираемся пойти. Может мама уже там, но Господи она взяла мой МОБИЛЬНИК. Папик, если ты доберешься сюда, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИДИ И ЗАБЕРИ МЕНЯ.
Твой сын,
Джон Гейвин Ридделл».
Том дочитал записку, потом заговорил, и мягкая вкрадчивость его голоса напугала Клая сильнее, чем могло напугать лобовое предупреждение.
– Ты знаешь, что люди, которые собрались в муниципалитете, могли пойти в разные стороны, не так ли? Минуло десять дней, и за это время мир основательно тряхнуло.
– Знаю, – ответил Клай. Глаза жгло, и он чувствовал, что в голосе появляется дрожь. – И я знаю, что его мать, возможно… – он пожал плечами и махнул рукой в темноту, указываю на мир, который находился за пределами засыпанной опавшими листьями подъездной дорожки. – Но, Том, я должен пойти в муниципалитет и посмотреть. Может, они написали, куда пошли. Может, он написал.
– Да, – кивнул Том. – Разумеется, ты должен, – в его голосе по-прежнему слышалась только доброта, и Клаю даже хотелось, чтобы он рассмеялся и сказал что-то вроде: «Даперестань, наивный ты наш… неужели ты действительно думаешь, что увидишь его вновь? Спустись на гребаную землю».
Джордан прочитал записку второй раз, может, в третий и четвертый. Несмотря на горе и ужас, которые охватили Клая, ему хотелось извиниться перед Джорданом за ошибки, с которыми сын написал письмо, напомнить Джордану, что Джонни находился в стрессовом состоянии, писал на крыльце, согнувшись в три погибели, тогда как его друзья наблюдали за творившимся внизу хаосом.
Джордан опустил письмо.
– Как выглядел ваш сын?
Клай хотел спросить, к чему этот вопрос, потом решил, что не хочет знать ответа. По крайней мере, пока не хочет.
– Джонни на голову ниже тебя. Коренастый. С темно-каштановыми волосами.
– Не худой? Не блондин?
– Нет, это его друг, Джордж.
Джордан и Том переглянулись. Взгляды эти были печальны, но, по мнению Клая, в них читалось и облегчение.
– Что? – спросил он. – Что вы видели? Скажите мне.
– На другой стороне улицы, – ответил Том. – Ты не заметил, потому что бежал. В трех домах ниже мертвый мальчик. Светловолосый, худенький, с красным рюкзаком…
– Это Джордж Гендрон, – ответил Клай. Он знал красный школьный рюкзак Генри, как и синий ранец Джонни со светоотражающими полосками. – В четвертом классе он и Джонни вместе построили макет деревни пуритан. Получили по пятерке с плюсом. Джордж не мог умереть, – увы, конечно же, мог. Клай сел на крыльцо, которое привычно скрипнуло под его весом, и закрыл лицо руками.
3
Муниципалитет находился на углу Понд- и Милл-стрит, напротив городского парка и озерца, которое дало название городу.[109]Стоянка практически пустовала, если не считать мест, отведенных для машин сотрудников, потому что брошенные автомобили полностью перекрыли обе улицы, ведущие к большому белому викторианскому зданию. Люди подъезжали, насколько возможно близко, а потом шли пешком. Опоздавшим, вроде Клая, Тома и Джордана, каждый ярд давался с трудом. Уже в двух кварталах от муниципалитета автомобили забили и лужайки перед домами. Полдюжины домов сгорели. Некоторые пожарища еще дымились.
Том накрыл одеялом тело мальчика на Ливери-лейн (это действительно был Джордж, друг Джонни), но он ничем не мог помочь десяткам, может, и сотням, раздувшихся и разлагающихся тел, которые встретились им на их медленном пути от Ливери-лейн к муниципалитету Кент-Понда. В темноте Клай никого не узнавал. Возможно, не узнал бы и при дневном свете. Вороны в эти полторы недели трудились без отдыха.
Мысли его продолжали возвращаться к Джорджу Гендрону, который лежал лицом вниз, на окровавленных листьях. В записке Джонни указал, что с ним были Джордж и Митч, еще один его близкий друг из седьмого класса. И то, что случилось с Джорджем, произошло уже после того, как Джонни приклеил записку скотчем к двери черного хода, и они втроем покинули дом Ридделлов. А поскольку на окровавленных листьях остался только Джордж, Клай мог предположить, что Джонни и Митч покинули Ливери-лейн живыми.
«Разумеется, мы ничего не можем предполагать, человек предполагает, а Бог располагает, – подумал он. – Евангелие от Алисы Максвелл, пусть она покоится с миром».
И действительно, убийца Джорджа мог преследовать их и поймать где-то еще. На Главной улице, на Дагуэй-стрит, может, на Лорел-уэй. Насадить на разделочный нож из шведской стали или на пару автомобильных антенн…
Они добрались до угла автомобильной стоянки муниципалитета. Слева пикап попытался добраться туда по земле и застрял в болотистой канаве в каких-нибудь пяти ярдах от акра цивилизованного (и, по большей части, пустынного) асфальта. Справа лежала женщина с рваными ранами на шее, и птицы расцветили ее лицо черными дырами и кровавыми полосами. На голове осталась бейсболка «Портлендских тюленей»,[110]на руке – сумочка.
Деньги киллеров больше не интересовали.
Том положил руку ему на плечо. Клай даже вздрогнул.
– Перестань думать о том, что могло бы произойти.
– Откуда ты знаешь…
– Для этого не нужно читать мысли. Если ты найдешь тут своего сына, а я склонен думать, что не найдешь, я уверен, он расскажет тебе всю историю. В противном случае… разве это имеет значение?
– Нет. Разумеется, нет. Но, Том… я знал Джорджа Гендрона. Дети иногда называли его Коннектикутом, потому что его семья приехала оттуда. Он ел хот-доги и гамбургеры у нас во дворе. Его отец приходил к нам, и мы вместе смотрели матчи с участием «Патриотов».
– Знаю, – кивнул Том. – Знаю, – а потом добавил, резко, Джордану. – Перестань на нее смотреть, Джордан, она не встанет и не пойдет.
Джордан проигнорировал его слова, продолжал смотреть на женщину с исклеванным воронами лицом.
– Фонеры начали заниматься своими покойниками, как только вышли на какой-то базовый программный уровень, – сказал он. – Пусть они только вытаскивали трупы из-под трибун и скидывали в болота, они что-то пытались сделать. Но на наши трупы им наплевать. Они оставляют их гнить там, где они упали, – он повернулся к Клаю и Тому. – Что бы они ни говорили, чего бы ни обещали, мы не можем им доверять, – в голосе его звучала ярость. – Не можем, понимаете?
– Я полностью с этим согласен, – ответил Том.
– Я тоже, – поддержал его Клай.
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида