– Не можешь, маленькая, я знаю, – Клай все держал ее за руки. Поднял одну, с повязанным на запястье шнурком. – Видишь? – подождал, пока взгляд сфокусируется на запястье, потом коснулся свободных концов под узлом, где раньше был второй узел.
– Какие они длинные, – сказала она. – Раньше они не были такими длинными.
Он попытался вспомнить, когда в последний раз видел кроссовку. Говорил себе, что вспомнить такое невозможно, учитывая последние события, а потом вдруг понял, что вспомнил. И очень отчетливо. Он видел кроссовку, когда Алиса помогала Тому поднять его на ноги, после взрыва второй цистерны с пропаном. Девушка была вся в крови, обрывках материи, ошметках плоти, но кроссовка болталась у нее на запястье. Он попытался вспомнить, была ли кроссовка при ней, когда она ударом ноги сбросила горящий торс с пандуса. И решил, что нет. Точно сказать не мог, но решил, что в тот момент кроссовки при ней уже не было.
– Она отвязалась, маленькая. Отвязалась и упала.
– Я ее потеряла? – она не могла в это поверить. На глазах выступили первые слезы. – Ты уверен?
– Более чем.
– Она приносила мне удачу, – слезы катились по щекам.
– Нет, – подошедший Том обнял ее за плечи. – Твоя удача – мы.
Она посмотрела на него.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что нас ты нашла первыми, – ответил Том. – И мы по-прежнему с тобой.
Она обняла их обоих, они – ее и друг друга, и на какое-то время они застыли тесной кучкой, среди разбросанных по полу вещей Алисы.
25
Огонь добрался до лекционного корпуса, который директор назвал Хэкери-Холл. Потом, где-то к четырем часам утра, ветер стих и уже не мог разносить его дальше. Когда рассвело, кампус Гейтенской академии вонял пропаном, сгоревшим деревом и большим количеством сгоревших тел. Яркое небо идеального октябрьского утра Новой Англии пятнал поднимающийся столб серо-черного дыма. И резиденция директора Читэм-Лодж оставалась обитаемой. В конце концов, сработал принцип домино: директор не мог путешествовать без автомобиля, путешествие на автомобиле не представлялось возможным, а Джордан не хотел уходить без директора. И Ардей не мог его убедить уйти. Алиса же, смирившаяся с потерей талисмана, отказалась уходить без Джордана. Том не пошел бы без Алисы. И Клай не смог заставить себя уйти без этой парочки, хотя и ужаснулся, обнаружив, что эти двое, только-только появившиеся в его жизни, временно стали для него важнее собственного сына. При этом он по-прежнему верил, что им придется заплатить высокую цену за содеянное на Тонни-Филд, если они останутся в Гейтене, не говоря уж о том, что их найдут на месте преступления.
Он подумал, что с наступлением дня настроение у него поднимется, но этого не произошло.
Все пятеро наблюдали и ждали у панорамного окна гостиной, но, разумеется, никто не вышел из пожарища и никаких звуков оттуда не доносилось, за исключением потрескивания огня, дожирающего что-то в подтрибунных помещениях, поскольку от трибун уже ничего не осталось. Тысяча или около того мобилопсихов превратились в головешки, поджарились до хруста, как сказала Алиса. Этот запах стоял над кампусом, прилипал к горлу. Клая один раз вырывало, и он знал, что не избежали этого и другие, даже директор.
«Мы допустили ошибку», – вновь подумал он.
– Вам следовало уйти, – сказал Джордан. – С нами все бы обошлось… раньше-то обходилось, не так ли, сэр?
Директор Ардей вопрос проигнорировал. Он пристально смотрел на Клая.
– Что произошло вчера, когда вы и Том находились на заправочной станции? Я думаю, сейчас вы так выглядите именно из-за того, что произошло там.
– Да? А как я сейчас выгляжу?
– Как зверь, почувствовавший западню. Эти двое на улице видели вас?
– Не совсем так, – ответил Клай. Не нравилось ему, что его называют зверем, но он не мог утверждать, что чем-то от него отличается: кислород и пища – внутрь, углекислый газ и говно – наружу, чем не зверь?
Директор начал нервно потирать левый бок. По мнению Клая, этот его жест, как и многие другие, отдавал излишней театральностью. Не то, чтобы он играл на публику, но его должны были увидеть и на галерке аудитории.
– А как?
И поскольку теперь не имело смысла ограждать остальных от излишних волнений, Клай во всех подробностях рассказал директору обо всем, что они увидели и услышали в офисе заправочной станции: о драке за коробку лежалых сладостей, которая переросла во что-то еще. Рассказал о подрагивающих листах бумаги на столе, о частичках пепла,которые кружили по пепельнице, как кружит вода в ванне на входе в сливное отверстие, о позвякивающих ключах, о выпавшем из гнезда пистолете заправочного шланга.
– Я это видел, – подтвердил Джордан, и Алиса кивнула.
Том упомянул о том, что ему стало трудно дышать, и Клай согласился. Оба попытались объяснить ощущение того, что в воздухе копилась какая-то неведомая энергия. Клай сказал, что такое бывает перед грозой. Том почувствовал, что воздух стал более вязким и очень тяжелым.
– Потом он позволил ей взять пару этих гребаных печений, и напряжение рассеялось, – добавил Том. – Частички пепла перестали кружить по пепельнице, ключи перестализвякать, воздух стал прежним, – он посмотрел на Клая в ожидании подтверждения. Клай кивнул.
– Почему вы не рассказали нам этого раньше? – спросила Алиса.
– Потому что это ничего бы не изменило, – ответил Клай. – Мы в любом случае сожгли бы это гнездо.
– Да, – кивнул Том.
– Вы думаете, что мобилопсихи превращаются в псиоников? – неожиданно спросил Джордан.
– Я не знаю, что означает это слово, Джордан, – признался Том.
– Во-первых, это люди, которые могут передвигать предметы, подумав об этом, или случайно, когда эмоции выходят из-под контроля. Только такие способности псиоников, как телекинез и левитация…
– Левитация? – чуть ли не рявкнула Алиса.
Джордан не обратил внимания на ее вопрос.
– …всего лишь ветви. А ствол псионического дерева – телепатия, и этого вы боитесь, не так ли? Телепатии?
Пальцы Тома прошлись по тому месту над верхней губой, где были усы, а теперь осталась только покрасневшая кожа.
– Ну, такая мысль приходила мне в голову, – он помолчал. – Может, в этом что-то есть. Не знаю.
Джордан проигнорировал и эти реплики.
– Допустим, они изменяются. Становятся настоящими телепатами, не просто зомби со стадным инстинктом. И что из этого следует? Стадо Гейтенской академии мертво, и все они умерли, не зная, кто их сжег, потому что умерли они в том состоянии, которое заменяет им сон. А следовательно, если вы тревожитесь из-за того, что они могли телепатически передать ваши имена и описания себе подобным в окрестные штаты Новой Англии, то можете расслабиться.
– Джордан… – начал директор. Он все еще тер бок.
– Сэр? С вами все в порядке?
– Да. Принеси мой «зантак»[95]из ванной, хорошо? И минеральной воды. Хороший мальчик.
Джордан поспешил к двери.
– Не язва, сэр? – спросил Том.
– Нет, – ответил директор. – Стресс. Давний… нельзя сказать друг… знакомец?
– С сердцем у вас все нормально? – понизив голос, спросила Алиса.
– Полагаю, что да, – ответил директор, продемонстрировав зубы в беззаботной улыбке. – Если «зантак» не поможет, возможно, придется задуматься и о сердце… но пока «зантак» всегда помогал, а кому нужны лишние хлопоты, если и без них забот хватает. Спасибо, Джордан.
– Всегда рад помочь, сэр, – мальчик с всегдашней улыбкой протянул ему стакан с водой и таблетку.
– Я думаю, тебе лучше уйти с ними, – сказал Ардей, проглотив таблетку.
– Сэр, при всем уважении к вам, скажу лишь, что вы не можете этого знать, никоим образом.
Директор вопросительно глянул на Тома и Клая. Том поднял руки. Клай пожал плечами. Он мог высказать вслух все, что чувствовал, озвучить мысль, которую они и так знали: «Мы допустили ошибку, а оставаясь здесь, усугубляем ее», – но не видел в этом смысла. На лице Джордана читалось упрямство, под которым прятался смертельный страх. Переубедить его не представлялось возможным. Кроме того, вновь наступил день. А дни принадлежали им.
Он взъерошил Джордану волосы.
– Если ты так говоришь, Джордан, я пойду подремлю часок-другой.
На лице Джордана отразилось облегчение.
– Хорошая идея, сэр. Думаю, я последую вашему примеру.
– А я перед сном выпью кружку всемирно известного чуть теплого какао Читэм-Лодж, – сказал Том. – А потом, скорее всего, сбрею то, что осталось от моих усов. Стенания и вопли, которые вы услышите, будут моими.
– Могу я посмотреть? – спросила Алиса. – Всегда мечтала увидеть, как стенает и вопит взрослый мужчина.
26
Клай и Том делили маленькую спальню на третьем этаже. Алисе выделили единственную оставшуюся на втором. Когда Клай снимал кроссовки, в дверь тихонько постучали, и в спальню, не дожидаясь ответа, вошел директор. На скулах горели два пятна румянца, но в остальном лицо было мертвенно-бледным.
– Вы в порядке? – Клай встал. – Все-таки сердце, не так ли?
– Я рад, что вы задали этот вопрос, – ответил директор. – У меня не было уверенности, что посаженное мною зернышко дало всходы, но, похоже, дало, – он обернулся, посмотрел в коридор, потом прикрыл дверь набалдашником трости. – Слушайте внимательно, мистер Ридделл… Клай… и не задавайте вопросов, если только не сочтете, что без них совершенно невозможно обойтись. Я собираюсь сделать так, чтобы во второй половине этого дня или ранним вечером меня нашли мертвым в постели, и вы скажете, что, разумеется, у меня не выдержало сердце, а причиной стало то, что мы сделали прошлой ночью. Вы понимаете?
Клай кивнул. Он понимал, но сдержал протесты, готовые сорваться с кончика языка. Они были бы уместны в прежнем мире, но не в этом. Он знал, почему директор предлагал то, что предлагал.
– Если Джордан заподозрит, что я покончил с собой, чтобы освободить его от священной обязанности, как он, с присущей мальчишкам восторженностью, себе это представляет, он тоже может наложить на себя руки. Или, по меньшей мере, впадет, как говорили взрослые в моем детстве, в черную тоску. Он будет глубоко скорбеть обо мне, но это допустимо. А вот убежденность в том, что я покончил жизнь самоубийством, не позволит ему покинуть Гейтен. Вы это понимаете?
– Да, – кивнул Клай, потом добавил. – Сэр, подождите еще один день. То, о чем вы думаете… может, без этого можно обойтись. Может, нам удастся выпутаться, – он в это не верил, да и в любом случае Ардей собирался осуществить задуманное, эта решимость читалась в осунувшемся лице директора, плотно сжатых губах, блеске глаз. И попытался еще раз. – Подождите еще день. Может, никто и не придет.
– Вы слышали эти крики, – ответил директор. – Это была ярость. Они придут.
– Возможно, но…
Директор поднял трость, останавливая его.
– А если они придут, если они могут читать как наши мысли, так и друг друга, что они прочтут в ваших, если еще будет что читать?
Клай не ответил, лишь не сводил глаз с лица директора.
– Даже если они не могут читать мысли, что вы предлагаете? – продолжил директор. – Оставаться здесь, день за днем, неделю за неделей? Пока я не умру от старости? Мой отец прожил девяносто семь лет. А у вас жена и ребенок.
– С моей женой и ребенком или все в порядке, или нет. На этот счет я все для себя решил.
Он, конечно, солгал, и, возможно, Ардей понял это по лицу Клая, потому что улыбнулся.
– И вы верите, что ваш сын тоже все для себя решил, не зная, жив ли его отец, умер или сошел с ума? По прошествии одной недели?
– Это удар ниже пояса, – голос Клая дрогнул.
– Правда? Я не знал, что у нас поединок. В любом случае, рефери нет. Нет никого, кроме нас, петушков, – директор коротко глянул на закрытую дверь, вновь перевел взглядна Клая. – Уравнение очень простое. Вы не можете остаться, а я не могу уйти. И будет лучше, если Джордан уйдет с вами.
– Но превращать вас в лошадь со сломанной ногой…
– Вот уж нет, – прервал его директор. – Лошади не практикуют эвтаназию, в отличие от людей, – дверь открылась, вошел Том, а директор, практически без паузы продолжил. – А вы никогда не пробовали заняться иллюстрациями, Клай? Я про книги?
– Мой стиль слишком кричащий для большинства издательств. Впрочем, я сделал несколько обложек для маленьких издательств, которые специализируются на фэнтези, таких, как «Грант» и «Юлалия». Иллюстрировал также марсианские романы Эдгара Райса Берроуза.
– Молодец! – воскликнул директор и энергично взмахнул тростью. Тут же потер солнечное сплетение и поморщился. – Чертова изжога! Извините, Том… заглянул на минутку поболтать, прежде чем улечься в постель.
– Пустяки, – Том проводил его взглядом. Когда стук трости об пол показал, что директор отошел достаточно далеко и его не услышит, повернулся к Клаю. – Ему нездоровится? Он такой бледный?
– Я думаю, все с ним в порядке, – он указал на лицо Тома. – Вроде бы ты собирался сбрить оставшуюся половину усов.
– Решил не делать этого в присутствии Алисы. Мне она нравится, но иногда бывает просто ужасной.
– Это всего лишь паранойя.
– Спасибо, Клай, за напоминание. Прошла всего неделя, а мне уже недостает моего психоаналитика.
– В сочетании с комплексом вины и заблуждениях относительно собственного величия, – Клай улегся на одну из двух узких кроватей, закинул руки за голову, уставился в потолок.
– Ты жалеешь, что мы не ушли отсюда, так? – спросил Том.
– Будь уверен, – отвечал он ровным, бесстрастным голосом.
– Все будет хорошо, Клай. Вот увидишь.
– Ты так говоришь, но у тебя комплекс вины и заблуждения относительного собственного величия.
– Это правильно, – согласился Том, – но примерно каждые шесть недель они сменяются низкой самооценкой и трансформированием эго. Да и в любом случае…
– …уже слишком поздно, по крайней мере, для этого дня, – закончил Клай.
– Совершенно верно.
Эти слова подвели черту. Том, впрочем, сказал что-то еще, но Клай уловил только: «Джордан думает…» – а потом вырубился.
27
Клай проснулся крича, или поначалу подумал, что кричит. Бросил дикий взгляд на вторую кровать, где Том сладко спал, положив что-то, возможно кухонное полотенце, на глаза, и понял, что крик звучал только в его голове. Возможно, какая-то часть этого крика и сорвалась с губ, но недостаточно громкая, чтобы разбудить соседа по комнате.
О темноте речи быть не могло, откуда ей взяться во второй половине дня, но Том перед тем, как лечь спать, затянул занавески, поэтому в комнате царил сумрак. Клай какое-то время не шевелился, лежал на спине, с пересохшим, будто туда насыпали опилок, ртом и гулко бьющимся в груди сердцем, удары которого отдавались в ушах, словно приглушенные бегущие шаги. А в остальном дом накрыла тишина. Они, возможно, еще не сумели полностью перейти на ночной образ жизни, но прошлая ночь вымотала всех донельзя,и в этом момент никакого шевеления в Читэм-Лодж Клай не слышал. Снаружи пела какая-то птица, а где-то далеко (не в Гейтене, подумал Клай) продолжала выть какая-то упрямая сирена.
Ему когда-нибудь снился кошмар? Может, один раз. Где-то через месяц после рождения Джонни. Клаю приснилось, что он достал младенца из кроватки, чтобы перепеленать, и пухленькое маленькое тельце Джонни развалилось у него в руках, словно слепленное из глины. Тот сон он мог понять: боязнь отцовства, боязнь напортачить. И страх этот все еще жил в нем, не укрылся от глаз директора Ардея. А как толковать этот кошмар?
Скачать книгу [0.20 МБ]
Пирамида