Ответа он опять не получил, да и ни к чему. Мистер Грей упоенно орудует всеми кнопками управления, не так ли? Включая и ту, что контролировала температуру тела. Как высоко он ее поднял? Джоунси не знал, но чувствовал, что температура продолжает ползти. Удавка, стискивающая грудь, стала еще горячее и беспощаднее. Он начал задыхаться. Кровь тяжело колотилась в висках.
Окно. Как насчет окна?
В порыве безумной надежды Джоунси повернулся к окну, спиной к двери. Но в окне было темно — вот вам и вечный октябрьский полдень семьдесят восьмого, — а подъезднаядорога, идущая вдоль здания, была похоронена под сыпучими снежными барханами. Никогда, даже в детстве, снег не казался Джоунси столь заманчивым. Он уже видел, как, подобно Эрролу Флинну в старом пиратском фильме, летит через стекло, зарывается в снег, охлаждая разгоряченное лицо в благословенном белом холоде…
Да, и тут же чувствует, как руки мистера Грея смыкаются на его горле. Эти руки, хоть и трехпалые, должно быть, сильны и мгновенно выдавят из него жизнь. Если он хотя быразобьет окно, чтобы впустить немного свежего воздуха, мистер Грей тут же подстережет его и набросится, как вампир. Потому что эта часть Мира Джоунси небезопасна. Эта часть — оккупированная территория.
Выбор Хобсона. Все пути прокляты.
— Выходи, — наконец произнес мистер Грей голосом Джоунси. — Я не буду тянуть. Все сделаю быстро. Не хочешь же ты поджариться там… Или хочешь?
Но Джоунси уже разглядел письменный стол, стоявший перед окном, стол, которого и в помине не было, когда он впервые оказался в этой комнате. До того, как он уснул, тутвозвышалось обыкновенное, ничем не примечательное изделие какой-то захудалой мебельной фабрички, из тех, что обычно покупают для небогатых фирм. В какой-то момент,он не мог вспомнить точно, в какой именно, на столе появился телефон, простой, без наворотов, черный аппарат, такой же утилитарный и скромный, как сам стол.
Но теперь на его месте оказалось дубовое шведское бюро с выдвижной крышкой, копия того, что красовалось дома, в его бруклинском кабинете. И телефон другой: синий “Тримлайн”, похожий на тот, что стоит в его университетском офисе. Джоунси стер со лба теплый, как моча, пот и только сейчас заметил, что именно коснулось макушки, когда он вставал.
Ловец снов.
Ловец снов из “Дыры в стене”.
— Обалдеть, — прошептал Джоунси. — Похоже, я устраиваюсь с удобствами.
Ну разумеется, почему бы нет? Даже заключенные в камерах смертников стараются украсить свое последнее пристанище. Но если он может перенести сюда бюро, Ловец снов и даже телефон, возможно…
Джоунси закрыл глаза, сосредоточился и попытался представить свой кабинет в Бруклине. Удалось это не сразу, потому что возник непрошеный вопрос: как это может получиться, если все воспоминания остались за дверью? Но он тут же сообразил, что все проще простого: воспоминания по-прежнему в его голове, им просто некуда деваться. Коробки на складе — это всего-навсего то, что Генри назвал бы “овеществлением”, способом представить все то, к чему получил доступ мистер Грей.
Не важно. Направь все внимание на то, что надлежит сделать. Кабинет в Бруклине. Постарайся у видеть кабинет в Бруклине.
— Что ты делаешь? — всполошился мистер Грей. Куда подевалась елейная самоуверенность тона? — Какого хрена ты там вытворяешь?
Джоунси усмехнулся на это “какого хрена”, просто удержаться не смог, но не подумал отвлечься. Не только обстановка, но и стены кабинета.., вон там.., у двери, ведущей в крохотную ванную.., да, вот он! Термостат фирмы “Ханиуэлл”. И что он должен сказать? Какое-то волшебное слово вроде “сезам, откройся”?
Да.
По-прежнему не открывая глаз, с легкой улыбкой на залитом потом лице, Джоунси прошептал:
— Даддитс…
И, распахнув глаза, уставился на грязную обшарпанную стену.
На которой висел термостат.3
— Прекрати! — завопил мистер Грей, и Джоунси в который раз поразился до боли знакомым звукам: все равно что слушать магнитофонную запись одной из собственных, хотя и довольно редких истерик (катализатором обычно служила возмутительная свалка в чьей-нибудь детской). — Немедленно прекрати! Это должно прекратиться!
— Поцелуй меня в задницу, красавчик, — ответил Джоунси. Сколько раз его малыши мечтали сказать отцу что-то вроде этого, когда тот начинал возникать.
Но тут его посетила гнусная мыслишка. Он скорее всего никогда больше не увидит свою двухэтажную квартиру в Бруклине, но если и увидит, то глазами, принадлежащими мистеру Грею. Щека, которую чмокают ребятишки (Ой, царапает, папа! — наверняка пожалуется Миша), теперь будет щекой мистера Грея. Губы, которые целует Карла, тоже будут не его. Мистера Грея. А в постели, когда она сжимает его и вводит в…
Джоунси вздрогнул, потянулся к термостату, с удивлением отмечая, что предельная цифра шкалы — сто двадцать. Должно быть, единственный в своем роде.
Он немного повернул переключатель влево, с облегчением ощутил струю прохладного воздуха и подставил ей разгоряченное лицо. И заметил высоко на стене вентиляционную решетку. Еще один приятный сюрприз.
— Как ты это делаешь? — прокричал мистер Грей из-за двери. — Почему твое тело отталкивает байрум? Как ты вообще оказался там?
Джоунси расхохотался. Просто не смог удержаться.
— Прекрати, — произнес мистер Грей. Ледяным голосом. Тем самым, которым Джоунси предъявлял ультиматум Карле: лечение или развод, солнышко, выбирай. — Я могу не просто повысить температуру, но и сжечь тебя. Или заставить тебя ослепнуть.
Джоунси вспомнил ручку, торчавшую из глаза Энди Джанаса, ужасный звук лопающегося глазного яблока.., и зябко передернул плечами. Однако мистер Грей явно блефовал, иДжоунси не собирался попадаться на удочку. Ты — последний, а-я-твоя система доставки. И ты не посмеешь ее уничтожить. Во всяком случае, пока не выполнишь свою миссию.
Он медленно подступил к двери, напоминая себе о необходимости держать ухо востро, потому что, как сказал Горлум о Бильбо Баггинсе, “хитрая это штука, прелесть моя, да, очень хитрая”.
— Мистер Грей! — тихо окликнул он. Нет ответа.
— Мистер Грей, какой вы сейчас? И какой — на самом деле? Не такой серый? Чуть розовее? И на руках еще пара пальцев? Немного волос на голове? Пытаетесь отращивать пальцы на ногах и гениталии?
Нет ответа.
— Начинаете вживаться в мой образ, мистер Грей? Думать, как я? И это вам не нравится, верно? Или уже нравится?
Ответа все не было, и Джоунси сообразил, что мистер Грей ушел. Повернувшись, он поспешил к окну, на ходу отмечая все новые изменения: литография Карриера и Айвза на одной стене, репродукция Ван Гога на другой: “Ноготки”, рождественский подарок Генри, и магический хрустальный шар, всегда стоявший у него на столе дома. Но Джоунси почти не обратил внимания на все эти вещи. Ему не терпелось узнать, что задумал мистер Грей и что так его отвлекло.4
Оказалось, что внутренность грузовика разительно изменилась. Вместо обычного унылого буро-оливкового пикапа, выданного правительством Энди Джанасу (планшетка с бумагами и бланками на пассажирском сиденье, квакающая рация под приборной доской), на шоссе красовался роскошный “додж рэм” с шикарным кузовом, сиденьями, обтянутыми серым велюром, и приборной доской, усеянной кнопками и ручками управления, как у реактивного лайнера “лир”. Наклейка на “бардачке” гласила: Я ЛЮБЛЮ СВОЕГО БОРДЕР-КОЛЛИ. Вышеупомянутый бордер-колли мирно спал под пассажирским сиденьем, подвернув под себя хвост. Кобеля звали Лэд. Джоунси чувствовал, что может узнать имя и судьбу хозяина Лэда, но зачем ему это? Где-то к северу от их нынешнего местонахождения остался сброшенный с дороги армейский грузовик Джанаса, а рядом валялся труп водителя этой машины. Джоунси понятия не имел, почему пощадили колли.
Но тут Лэд поднял хвост, громко пукнул, и Джоунси все понял.5
Он обнаружил, что, глядя в окно офиса братьев Трекер и сосредоточившись, может смотреть на мир собственными глазами. Снег повалил еще гуще, но, как и армейский пикап, “додж” был полноприводным и упрямо продвигался вперед. Мимо пролетали огни фар: караван армейских машин шел в обратную сторону, на север, к Джефферсон-трект. Джоунси успел заметить блеснувшую в снегу светоотражающую табличку: белые буквы, зеленый фон: ДЕРРИ:
СЛЕДУЮЩИЕ ПЯТЬ ПОВОРОТОВ. Городские снегоочистители, вероятно, уже прошли, и хотя движения почти не было — в такой час шоссе обычно пустело даже при ясной погоде, — заносы успели убрать. Мистер Грей увеличил скорость до сорока миль в час. Они миновали три поворота, которые Джоунси помнил с детства (Канзас-стрит, аэропорт, Ап-майл-Хилл, Строфорд-парк), и машина замедлила ход.
Внезапно Джоунси все понял.
Он взглянул на коробки, которые успел затащить сюда, почти все с пометкой ДАДДИТС, остальные с надписью ДЕРРИ. Эти он успел захватить в последний момент. Мистер Грей воображает, что все необходимые воспоминания — вернее, необходимая информация — остались у него, но если Джоунси правильно сообразил, куда они едут (а это вполне логично), мистера Грея ждет сюрприз. Джоунси не знал, то ли бояться, то ли радоваться, и вдруг понял, что испытывает и страх, и радость одновременно.
А вот и зеленая табличка с надписью: ПОВОРОТ 25, УИЧЕМ-СТРИТ. Рука Джоунси легла на поворотник.
Он спустился на Уичем-стрит, повернул влево, проехал полмили и оказался на Картер-стрит, поднимавшейся под крутым углом к Апмайл-Хилл и Канзас-стрит, на другой стороне которой когда-то возвышался лесистый холм и располагалось цветущее поселение индейцев племени микмак. Улицу, похоже, не чистили уже несколько часов, но колеса упорно мяли снег. “Рэм” яростно пробивался между заметенными снегом пригорками вдоль обочин: машинами, припаркованными на улице, назло мэрии, заранее предупредившей о необходимости убрать транспорт ввиду приближающейся метели.
На полпути мистер Грей снова свернул в узкий переулок, именуемый Картер-лукаутnote 61.“Рэм” подпрыгнул, задние колеса повело. Лэд поднял голову, тявкнул, но тут же положил голову на коврик и закрыл глаза, едва шины впились в снег, и машина грузно выползла из сугроба. Джоунси не отходил от окна, ожидая, что сделает мистер Грей, обнаружив.., скажем так — обнаружив.
Сначала мистер Грей ничуть не расстроился, когда лучи фар, скользнув по гребню, не выхватили ничего, кроме все той же снежной круговерти. Он был уверен, что через несколько секунд увидит.., всего несколько секунд, и откроется высокая белая башня, стоящая в самом начале спуска на Канзас-стрит, башня с окнами, восходящими к крыше по спирали. Еще несколько секунд…
Только вот секунд уже не было. “Рэм” дожевал расстояние, оставшееся до вершины того, что когда-то называлось Стендпайп-хилл, Холм Водонапорной Башни. Здесь сходились Картер-лукаут и еще три самые маленькие улочки. Они оказались на самом высоком, самом открытом месте Дерри. Ветер завывал, как баньши, со скоростью не менее пятидесяти миль в час, порывы до семидесяти, а может, и до восьмидесяти. В световых полосах снег, казалось, падал горизонтально, сотнями крошечных ледяных кинжалов.
Мистер Грей сидел неподвижно. Руки Джоунси сползли с руля и повисли, как подстреленные птицы. Наконец он пробормотал:
— Где она?
Его левая рука поднялась, повозилась с ручкой дверцы и нажала. Мистер Грей вышел, повалился в снег на колени Джоунси, и злобный ветер тут же вырвал у него ручку. Он снова поднялся, обошел грузовик: полы куртки хлопали по ногам, штанины раздувались, как паруса. Холод стоял жуткий (в офисе братьев Трекер температура могла упасть отумеренной до холодной за несколько мгновений), но красно-черному облаку, населявшему большую часть мозга Джоунси и укравшему его тело, было все равно.
— Где она? — завопил мистер Грей прямо в распяленное жерло урагана. — Где эта хренова Водонапорная Башня?!
А вот Джоунси кричать было ни к чему: буря не буря, но мистер Грей расслышит даже шепот.
— Ха-ха, мистер Грей, — сказал он. — Обманули дурака.., похоже, вы сами вырыли себе яму! Башню снесли в восемьдесят пятом.6
Джоунси подумал, что на месте мистера Грея он закатил бы сейчас истерику по полной программе и, словно наглый испорченный ребенок, уже катался бы на снегу, дрыгая ногами и заливаясь слезами: несмотря на все старания не поддаваться эмоциям Джоунси, мистер Грей был так же бессилен устоять против желания выплеснуть злость, как алкоголик перед бочонком бренди.
Но вместо того чтобы забиться в припадке или полезть в бутылку, он потащил тело Джоунси вдоль голой вершины холма к квадратному каменному пьедесталу, стоявшему на том месте, где он ожидал увидеть городское хранилище пресной воды на семьсот тысяч галлонов. И только тут упал в снег, поднялся, прихрамывая и потирая больное бедро Джоунси, снова упал, снова поднялся, не переставая посылать в воздух поток детских проклятий Бива: хрень собачья, поцелуй меня в задницу, мутотень чертова, насри в свою хренову шляпу и надень на башку задом наперед…
В устах Бивера (или Генри, или Пита) это звучало бы забавно. Здесь же, на этом заброшенном холме, вопли шатающегося, бредущего в снегу чудовища, походившего на человеческое существо, казались ужасными.
Он, то есть мистер Грей, наконец добрался до пьедестала, ярко освещенного фарами “рэма”. Высотой примерно пять футов, в рост ребенка, он был сложен из обыкновенного камня, как большинство стен в Новой Англии. Наверху стояли две бронзовые фигуры, мальчика и девочки, державшихся за руки и с опущенными головами, словно в скорби или молитве.
Пьедестал почти занесло снегом, но верхушка привинченной спереди таблички еще виднелась. Мистер Грей встал на колени Джоунси, смахнул снег и прочитал:
ПОГИБШИМ В БУРЮ
31МАЯ 1985 ГОДА
И ДЕТЯМ
ВСЕМ ДЕТЯМ
С ЛЮБОВЬЮ
ОТ БИЛЛА, БЕНА, БЕВ, ЭДДИ, РИЧИ, СТЕЙНА, МАЙКА
КЛУБ НЕУДАЧНИКОВ
Поперек таблички тянулись напыленные спреем неровные красные буквы, броско выделявшиеся в золотистых лучах:
ПЕННИУАЙЗ ЖИВ.7
Мистер Грей неподвижно простоял еще минут пять, полностью игнорируя все возрастающее онемение в конечностях Джоунси (и что ему за дело? Джоунси — всего лишь взятая напрокат машина, гони, не жалей, и туши окурки о сиденье). Ему и в самом деле было не до того. Он пытался понять написанное. Буря? Дети? Неудачники? Кто или что такое этот Пенниуайз? Но главное, куда подевалась водонапорная башня, которая, судя по воспоминаниям Джоунси, должна здесь стоять?
Наконец он поднялся, прохромал к грузовику, сел и включил обогреватель. Под струями теплого воздуха Джоунси начало трясти. Но мистер Грей уже торчал под запертой дверью, требуя объяснений.
— Почему вы так сердитесь? — мягко осведомился Джоунси, улыбаясь. Интересно, может мистер Грей почувствовать его улыбку? — Вы что же, ожидали от меня помощи? Бросьте, приятель, подробности мне неизвестны, разумеется, но примерный план я себе представляю: еще двадцать лет, и вся планета превратится в большой раскаленный шар. Никакой озоновой дыры и никаких, естественно, людей.
— Нечего тут умничать! Он еще будет мне лекции читать!
Джоунси мужественно подавил искушение довести мистера Грея до очередного истерического припадка. Он не верил, что непрошеный гость способен взломать дверь, даже в приступе бешенства, но зачем зря рисковать? Кроме того, Джоунси был эмоционально и физически истощен: нервы натянуты, как струны, а во рту противный привкус меди.
— Каким образом она исчезла? — Мистер Грей по недавно обретенной привычке стукнул кулаком по рулевому колесу. Клаксон отозвался жалобным воплем. Лэд, бордер-колли, поднял голову и уставился на человека за рулем большими тревожными глазами. — Ты не мог солгать! У меня твои воспоминания!
— Ну.., кое-что я приберег. Помнишь?
— Что именно? Скажи!
— С чего это вдруг? А что ты дашь взамен? Мистер Грей молчал. Джоунси ощущал, как тот перебирает различные файлы. Внезапно из-под двери и в вентиляцию начали просачиваться запахи. Его любимые: поп-корн, кофе, густая рыбная похлебка, которую варила мать. Желудок немедленно взбунтовался, прося еды.
— Конечно, я не могу обещать тебе материнскую похлебку, — сказал мистер Грей, — но накормлю, пожалуй. Ты ведь голоден, так?
— Еще бы! Ты не даешь отдыха моему телу, безжалостно растрачиваешь мои эмоции и хочешь, чтобы я ко всему прочему обходился без пищи?
— К югу отсюда есть такое местечко, “Дайзерт”. Если верить тебе, оно открыто двадцать четыре часа в сутки, то есть, по-вашему, постоянно. Или ты и тут соврал?
— Я вообще не лгал, — отозвался Джоунси. — Ты сам сказал, что это невозможно. У тебя в руках все кнопки, ты завладел банком памяти, получил все, кроме того, что заперто здесь.
— Где здесь? Как может существовать это самое здесь?
— Понятия не имею, — честно ответил Джоунси. — И откуда мне знать, что накормишь?
— Придется, — сказал мистер Грей с той стороны двери, и Джоунси сообразил, что он тоже говорит правду. Если время от времени не подливать бензин в машину, она остановится. — Но если удовлетворишь мое любопытство, накормлю тебя любимыми блюдами. Если же нет…
В щель поползла вонь переваренной брокколи и брюссельской капусты.
— Так и быть, — согласился Джоунси. — Расскажу все, что смогу, а ты возьмешь в “Дайзерте” оладьи с беконом. Завтрак двадцать четыре часа в сутки, сам знаешь. Идет?
— Идет. Открой дверь, и пожмем друг другу руки. Джоунси удивленно ухмыльнулся: черт возьми, мистер Грей впервые попытался пошутить, и не так уж неуклюже. Поглядев в зеркальце заднего обзора, он увидел точно такую же ухмылку на лице, больше ему не принадлежащем. От этого мороз шел по коже.
— Может, ту часть протокола, где говорится о рукопожатии, стоит опустить, — сказал он.
— Рассказывай.
— Да, но предупреждаю: попробуешь увильнуть — больше ничего от меня не дождешься.
— Буду иметь в виду.
Грузовик стоял на вершине холма, слегка покачиваясь на рессорах. Огни фар прорезали в темноте световые конусы, в которых плясали снежинки, и Джоунси поведал мистеру Грею то, что знал. По его мнению, это место идеально подходило для страшных историй.8
Годы восемьдесят четвертый и восемьдесят пятый выдались для Дерри, мягко говоря, неудачными. Летом восемьдесят четвертого местные подростки утопили “голубого” в Канале. За десять последующих месяцев несколько ребятишек погибли от руки неизвестного маньяка, иногда рядившегося под клоуна.
— Кто этот Джон Уэйн Гейси? — спросил мистер Грей. — Тот самый, что убивал детей?
— Нет, просто кое-кто со Среднего Запада и с подобным modus operand!, — сказал Джоунси. — Вы совсем не понимаете, что такое “ассоциативные связи”, верно? Впрочем, откуда? Бьюсь об заклад, там, откуда вы явились, не так уж много поэтов.
Мистер Грей не ответил. Джоунси сильно сомневался, что он вообще знал значение слова “поэт”. И вряд ли интересовался.
— Как бы то ни было, — продолжил Джоунси, — через Дерри пронесся страшный ураган. Он разразился тридцать первого мая восемьдесят пятого года. Погибло больше шестидесяти человек. Водонапорную башню снесло, как подрезанную. Она покатилась по склону холма прямо на дома Канзас-стрит. — Он показал на уходивший в темноту обрыв справа от грузовика. — Почти три четверти миллиона галлонов воды обрушились на деловую часть города, принося ужасные разрушения. Все это случилось, когда я сдавал выпускные экзамены в колледже. Отец позвонил и передал подробности, но я и без этого все узнал из теленовостей и газет.
Джоунси помолчал, размышляя, оглядывая офис, уже не ободранный и грязный, а прекрасно обставленный (подсознание добавило диван из дома и стул Имсаnote 62,который он видел в каталоге Музея современного искусства, прелестный, но никак не по карману университетскому преподавателю). Мило и очень уютно: несравненно лучше того ледяного мира, в котором приходилось существовать его оккупанту.
— Генри тоже был в университете. В Гарварде. Пит вместе со своими дружками-хиппи шатался по Западному побережью… Бивер страдал в двухгодичном колледже, упражняясь, по его словам, в курении гашиша и видеоиграх. — Только Даддитс оставался здесь, в Дерри, когда на город налетел ураган… Но Джоунси обнаружил, что не желает упоминать имя Даддитса.
Мистер Грей ничего не сказал, но Джоунси остро ощущал его нетерпение. Мистера Грея интересовала только водонапорная башня и то, каким образом Джоунси удалось его одурачить.
— Послушайте, мистер Грей, если кто кого здесь и обманул, так я тут ни при чем. Вините себя. У меня здесь несколько коробок ДЕРРИ, только и всего. Я принес их сюда, пока вы были заняты, убивая несчастного солдата.
Скачать книгу [0.34 МБ]
Пирамида