— У меня будет время до конца семестра плюс месяц летних каникул. Он завершит турне, отыграет концерт в Коровьем дворце и на досуге сумеет подумать, действительно ли порвал с Блондинкой, как сам сейчас считает. Тебя это устроит, дорогой отец?
— Более чем.
— А вот и наш кофе. Следующий вопрос: как долго нам придётся ждать завтрак?
ii
На позднем завтраке Уайрман не появился, но зарезервировал ресторанный зал в «Ритце» с восьми до десяти часов. Я, понятное дело, сидел во главе стола. Собралось больше двух десятков человек, в основном друзья и родственники из Миннесоты. Такие события запоминаются надолго, участники говорят о них десятилетиями, отчасти потому, что видят так много знакомых лиц в экзотической обстановке, отчасти из-за высокого эмоционального накала.
С одной стороны, не вызывал сомнений успех парня-из-нашего-города. Они почувствовали это ещё на выставке, и их ощущения подтвердили утренние газеты. Рецензии в «Сарасота геральд трибьюн» и «Венис гондольер» были доброжелательными, хотя и короткими. Статья Мэри Айр в «Тампа трибьюн», наоборот, занимала чуть ли не целую страницуи была очень лиричной. Большую часть Мэри наверняка написала заранее. Она назвала меня «великим новым американским талантом». Моя мама (она всегда любила поворчать), сказала бы: «Добавь ещё десятицентовик — и можешь с чистой совестью подтереть жопу». Разумеется, с тех пор прошло сорок лет, и тогда купить на десятицентовик можно было куда больше, чем сейчас.
С другой стороны, все помнили об Элизабет. Некрологи ещё не появились, но в «Тампа трибьюн» на одной странице с рецензией Мэри Айр разместили в чёрной рамке крошечную, из двух абзацев, заметку под заголовком: «С ИЗВЕСТНОЙ ПОКРОВИТЕЛЬНИЦЕЙ ИСКУССТВ СЛУЧИЛСЯ УДАР НА ВЫСТАВКЕ ФРИМАНТЛА». Далее перечислялись только факты: у Элизабет Истлейк, многие годы игравшей важную роль в культурной жизни Сарасоты и проживавшей на Дьюма-Ки, вскоре после прибытия в галерею «Скотто» начался судорожный припадок, и старушку отвезли в Мемориальную больницу. К моменту подписания номера в печать сведений о её состоянии в редакции не было.
Миннесотские гости знали, что в ночь моего триумфа умер дорогой мне человек. Поэтому за добродушными шутками и взрывами смеха обычно следовали взгляды в мою сторону: вдруг я осуждаю чрезмерное веселье. К половине десятого съеденная яичница свинцовой чушкой лежала в моём желудке, и у меня разболелась голова — впервые чуть ли не за месяц.
Извинившись, я поднялся наверх. В моём номере, пусть я там и не ночевал, оставалась сумка, которую я взял с собой, уезжая из «Розовой громады». В мешочке с бритвенными принадлежностями лежали несколько пакетиков с зомигом, лекарством от мигрени. Зомиг не приносил мне пользы, если голова уже раскалывалась, но обычно помогал, когда головная боль только набирала обороты. Я высыпал в рот содержимое пакетика, запил колой из бара-холодильника и уже направился к двери, когда увидел мигающую лампочку на автоответчике. Решил не обращать внимания, но тут до меня дошло, что сообщение мог оставить Уайрман.
Как выяснилось, сообщений набралось полдюжины. Первые четыре оказались поздравительными, и они падали на мою больную голову, как градины на жестяную крышу. Поэтому, когда зазвучало сообщение Джимми (четвёртым по счёту), я нажал нужную кнопку, чтобы поскорее перейти к следующему. При таком самочувствии хотелось обойтись без восхвалений.
Пятое сообщение действительно оставил Джером Уайрман. Голос звучал устало и ошарашенно: «Эдгар, я знаю, что ты выделил два дня на семью и друзей, и мне ужасно не хочется просить тебя об этом, но не могли бы мы встретиться в твоём доме во второй половине дня? Нам нужно поговорить. Действительно нужно. Джек ночевал здесь, в „Эль Паласио“ — не хотел оставлять меня одного. Он потрясающе хороший парень. Мы встали рано, отправились на поиски красной корзинки, о которой она говорила, и… что ж, мы её нашли. Лучше поздно, чем никогда, верно? Она хотела, чтобы корзинка досталась тебе, поэтому Джек повёз её в „Розовую громаду“. А там обнаружил, что дверь не заперта,и, послушай, Эдгар… в доме кто-то побывал».
Тишина на линии, но я слышал его дыхание. А потом:
«Джек сильно испугался, но и ты готовься к шоку, мучачо. Хотя, возможно, ты уже представляешь себе…»
Послышался звуковой сигнал, потом пошло шестое сообщение. От того же Уайрмана, только теперь разозлённого — и голос у него стал более привычным.
«И какой гад придумал ограничивать сообщения по времени! Chinche pedorra![163]Эдгар, мы с Джеком едем в „Эббот-Уэкслер“. Это… — пауза, — …похоронное бюро, которое она выбрала. Я вернусь к часу. Ты обязательно должен подождать нас, прежде чем входить в дом. Там ничего не украдено, ничего не разгромлено, но я хочу быть с тобой, когда ты заглянешь в эту корзинку и когда увидишь, что оставлено в студии наверху. Мне не нравится напускать туман загадочности, но Уайрман не будет наговаривать такое на плёнку, которую может прослушать, кто угодно. И вот что ещё. Позвонил один из её адвокатов. Оставил сообщение на автоответчике. Мыс Джеком в это время были на грёбаном чердаке. Он сказал, что я — единственный наследник. — Пауза. — La loteria. —Пауза. — Я получаю всё. — Пауза. — Что б я сдох».
Сообщение закончилось.
iii
Я нажал кнопку с нулём, чтобы соединиться с телефонисткой отеля. После короткого ожидания получил от неё номер «Похоронного бюро Эббота-Уэкслера». Позвонил. Ответивший робот предложил на удивление широкий спектр похоронных услуг («Если вам нужен выставочный зал гробов, нажмите цифру пять…»). Я ждал (в наши дни возможность поговорить с реальным человеком всегда предоставляется последней — это награда для тех баранов, которые не владеют технологиями двадцать первого века) и думал о сообщении Уайрмана. Незапертая дверь? Неужели? «Розовая громада» мне не принадлежала, но я с юных лет привык к тому, что к чужой собственности следует относиться с особым почтением. То есть практически не сомневался, что, уходя, запер дверь. И если внутри кто-то побывал, почему её не взломали?
На мгновение я подумал о двух девочках в мокрых платьях (маленьких девочках с разложившимися лицами, которые говорили скрипучим голосом ракушек под домом) и, содрогнувшись, выпихнул этот образ из головы. Это лишь плод воображения, галлюцинация, вызванная перенапряжением. И даже если они не были галлюцинацией… призраки не отпирают двери, так? Они просто проходят сквозь них или просачиваются в помещение через щели в полу.
«…нажмите ноль, если вам нужна помощь оператора».
Господи, я едва избежал шанса прослушать эту записанную на плёнку муть второй раз. Нажал на кнопку «0», в трубке зазвучала музыка (мелодия отдалённо напоминала «Пребудь со мной»[164]),после чего профессионально успокаивающий голос спросил, чем его обладатель может мне помочь. Я едва подавил очень сильное желание прокричать: «Моя рука! Её так и не похоронили должным образом!» — и бросить трубку. Вместо этого, зажав плечом трубку возле уха и потирая лоб над правой бровью, спросил, ушёл ли уже Джером Уайрман или нет.
— Позвольте спросить, кого из усопших он представляет?
Жуткий образ возник перед моим мысленным взором: безмолвный зал суда для покойников и Уайрман, говорящий: «Ваша честь, я протестую».
— Элизабет Истлейк, — ответил я.
— Да, конечно. — Голос потеплел, стал более человечным. — Он и его молодой друг только что отбыли… кажется, они собирались заняться некрологом мисс Истлейк. Возможно, у меня для вас есть сообщение. Подождёте?
Я ждал. В трубке вновь звучала мелодия «Пребудь со мной». Похоронных дел мастер вернулся.
— Мистер Уайрман спрашивает, сможете ли вы встретиться с ним и… э… мистером Кэндури, около вашего дома на Дьюма-Ки в два часа пополудни. В записке указано: «Если приедете раньше, пожалуйста, подождите снаружи». Вы всё поняли?
— Да. Вы не знаете, когда он вернётся?
— Нет, об этом он ничего не сказал.
Я поблагодарил его и положил трубку. Уайрман редко брал с собой мобильник, да и номера я не знал, но у Джека телефон всегда был при себе. Я нашёл в бумажнике его номер, набрал. Вместо гудка механический голос сообщил мне, что абонент временно недоступен. Это означало, что Джек или не зарядил аккумулятор, или не оплатил счёт. И оба варианта были равновероятными.
«Джек сильно испугался, но и ты готовься к шоку». «Я хочу быть с тобой, когда ты заглянешь в эту корзинку». Но я уже представлял себе, что будет в корзинке, и сомневался, что Уайрмана очень уж удивило её содержимое. Едва ли.
iv
Миннесотская мафия молча восседала за длинным столом в зале ресторана, и даже до того, как Пэм встала, я понял, что в моё отсутствие они не только говорили обо мне. Они провели совещание.
— Мы возвращаемся обратно, — объявила Пэм. — Во всяком случае, большинство из нас. Слоботники собираются заглянуть в «Диснейуолд», раз уж они здесь, Джеймисоны отправляются в Майами…
— И мы собираемся поехать с ними, папуля, — подала голос Мелинда. Она держала Рика за руку. — Оттуда мы вылетим в Орли, и билеты стоят дешевле, чем на тот рейс, который ты нам забронировал.
— Думаю, мы можем позволить себе такие расходы, — ответил я, пытаясь улыбнуться. Я ощущал странную смесь облегчения, разочарования и страха. Одновременно почувствовал, как обручи, стягивающие голову, разжались и начали падать вниз. Мигрень как рукой сняло. Возможно, благодарить следовало зомиг, но обычно препарат этот так быстро не действовал, даже если запивать его напитком с большим количество кофеина.
— Ваш друг Уайрман связывался с вами этим утром? — пророкотал Кеймен.
— Да, он оставил сообщение на автоответчике.
— И как он?
Что ж, это была длинная история.
— Справляется, занимается похоронами… и Джек ему помогает… но он потрясён.
— Поезжай и тоже помоги ему, — сказал Том Райли. — Это твоя работа на сегодня.
— Да, конечно, — поддержал его Боузи. — Ты тоже скорбишь, Эдгар. И тебе нет необходимости и дальше оставаться в роли хозяина, принимающего гостей.
— Я позвонила в аэропорт. — Пэм говорила так, словно я запротестовал, чего не было и в помине. — «Гольфстрим» к вылету готов. И консьерж уже помогает нам с отъездом. Как бы то ни было, утро в нашем распоряжении. Вопрос в том, чем нам заняться?
В результате мы провели утро в полном соответствии с намеченным мною планом: посетили художественный музей Джона и Мэбл Ринглинг.
И я был в берете.
v
А потом я стоял в зале вылета «Долфин эвиэшн» и прощался со своими друзьями, целовался, обнимался, жал руки. Мелинда, Рик и Джеймисоны нас уже покинули.
Кэти Грин, королева лечебной физкультуры, поцеловала меня с присущей ей энергичностью.
— Заботься о себе, Эдгар. Я люблю твои картины, но гораздо больше горжусь тем, как ты двигаешься. Потрясающий прогресс. Хотела бы я показать тебя моей последней группе нытиков.
— Очень уж ты строгая, Кэти.
— Совсем и не строгая. — Она вытерла глаза. — По правде говоря, внутри я мягкая — настоящая размазня.
Потом надо мной навис Кеймен.
— Если вам понадобится помощь, незамедлительно связывайтесь со мной.
— Будет исполнено. Тотчас же напишу по известному мне электронному адресу.
Кеймен улыбнулся. Приятно, знаете ли, видеть улыбку Бога.
— Я не думаю, что вы уже пришли в норму, Эдгар. Могу только надеяться, что всё у вас будет хорошо. Никто не заслуживает этого больше, чем вы.
Я его обнял. Одной рукой. И он меня — двумя.
К самолёту я шёл рядом с Пэм. Мы постояли у трапа, пока другие поднимались в салон. Она взялась за мою руку, внимательно посмотрела мне в глаза.
— Я собираюсь поцеловать тебя в щёку, Эдгар. Илли смотрит, и я не хочу, чтобы она неправильно всё истолковала.
Поцеловала, потом добавила:
— Я тревожусь о тебе. Взгляд у тебя какой-то затравленный.
— Элизабет…
Она покачала головой.
— Он был таким и вчера вечером, до того, как она появилась в галерее. Даже когда тебя всё радовало. Этот взгляд… Не знаю… В прошлом я видела его лишь однажды, в девяносто втором, когда казалось, что ты не сможешь погасить кредит и потеряешь свою компанию.
Двигатели выли, горячий ветертрепал её волосы, превращая аккуратно уложенные локоны во что-то более молодое и естественное.
— Могу я кое о чём тебя спросить, Эдди?
— Конечно.
— Ты можешь рисовать где угодно? Или только здесь?
— Думаю, где угодно. Но в других местах и картины будут другими.
Она пристально смотрела на меня. Почти что с мольбой.
— Всё равно перемена может пойти на пользу. Тебе нужно избавиться от этого взгляда. Я не говорю о возвращении в Миннесоту, нужно просто… уехать куда-нибудь ещё. Ты об этом подумаешь?
— Да. — «Но лишь после того, как загляну в красную корзинку для пикника, — добавил про себя я. — И после того, как хотя бы раз побываю на южной оконечности Дьюмы». Я думал, что мне это удастся. Потому что плохо стало Илзе — не мне. Я-то отделался окрашенными красным воспоминаниями о несчастном случае. И фантомным зудом.
— Будь здоров, Эдгар. Я точно не знаю, каким ты стал, но прежнего Эдгара осталось достаточно много, чтобы любить тебя. — Она поднялась на цыпочки в белых сандалиях (несомненно, купленных специально для этой поездки) и вновь поцеловала меня в щетинистую щёку.
— Спасибо, — ответил я. — Спасибо за прошлую ночь.
— Благодарить незачем. Всё было прекрасно.
Она пожала мне руку. Потом поднялась по трапу и скрылась в самолёте.
vi
Я вновь оказался в зале вылета терминала «Дельты». На этот раз без Джека.
— Только ты и я, мисс Булочка. Такое ощущение, что мы засиделись дольше всех.
Тут я заметил, что она плачет, и обнял её.
— Папуля, я так хочу остаться с тобой!
— Возвращайся в колледж, милая. Подготовься к зачёту и сдай на отлично. Скоро мы с тобой увидимся.
Она отпрянула. Озабоченно посмотрела на меня.
— У тебя всё будет хорошо?
— Да. И у тебя всё должно быть хорошо.
— Я постараюсь. Постараюсь. Я вновь обнял её.
— Иди. Зарегистрируйся. Купи журналы. Посмотри Си-эн-эн. Счастливого тебе полёта.
— Хорошо, папуля. Всё было замечательно.
— Ты у меня замечательная.
Она от души чмокнула меня в губы (вероятно, компенсировала тот поцелуй, что придержала её мать) и прошла через раздвижные двери. Один раз обернулась и помахала мне рукой — к тому времени став уже силуэтом за поляризованным стеклом. И как же я жалею, что не разглядел её тогда получше — ведь я видел её в последний раз.
vii
Из Художественного музея Ринглингов я позвонил в два места — в похоронное бюро и на автоответчик «Эль Паласио», а после оставил сообщение для Уайрмана: пообещал вернуться к трём часам и попросил встретить меня у моего дома. И ещё попросил передать Джеку, что тот достаточно взрослый (раз уж имеет право голосовать и ходит на вечеринки с второкурсницами Флоридского университета), чтобы держать мобильник в рабочем состоянии.
Я вернулся на Дьюма-Ки около половины четвёртого, но и автомобиль Джека, и коллекционный серебристый «бенц» Элизабет уже стояли на квадрате потрескавшегося бетона справа от «Розовой громады». Джек и Уайрман сидели на ступеньках и пили чай со льдом. Джек — в том же сером костюме, но уже с привычно растрёпанными волосами и в футболке «Морских дьяволов» под пиджаком. Уайрман — в чёрных джинсах, белой рубашке с расстёгнутым воротником и в сдвинутой на затылок бейсболке.
Я припарковался, вылез из автомобиля и потянулся, чтобы размять больную ногу. Они поднялись, подошли ко мне, ни один не улыбался.
— Все уехали, амиго? — спросил Уайрман.
— Все, кроме моей тёти Джин и дяди Бена, — ответил я. — Они — бывалые халявщики, и возьмут всё, что им пообещали.
Джек улыбнулся, но как-то невесело.
— Такие есть в каждой семье, — заметил он.
— Как ты? — спросил я Уайрмана.
Скачать книгу [0.33 МБ]
Пирамида