- Нет... - прошелестел голос человека. - Нет, Жестокий. Вы отняли у меня все - так берите
и мою жизнь. А пыток я не боюсь.
Гортхауэр невольно отвел глаза: в этот миг сломленный горем и отчаяньем человек
нашел в себе силы держаться почти с королевским величием.
Действительно ли дух злосчастного Горлима явился Берену, сыну Бараира, или сердце
подсказало ему, что он должен вернуться - кто знает... Из последних соратников отца он не
застал в живых никого. Он похоронил Бараира и отправился по следу Орков: те не ушли
далеко, полагая, что из Изгнанников в живых никого не осталось, даже не выставили стражу, и
Берен смог подкрасться почти к самому костру.
- Славная работа! Жестокий должен наградить нас: все они перебиты!
- Зачем ему нужно это кольцо? - предводитель Орков взвесил на ладони кольцо Бараира.
- Что ему, золота не хватает?
- Не пристало ему быть столь жадным до золота.
- И я говорю. Вот что: скажем - на руке этого... не было ничего. Запомнили? А кольцо
будет моим.
Орки захохотали. И тогда Берен вылетел стрелой из своего укрытия, ударил Орка ножом
и, схватив кольцо, скрылся в лесу. Ошеломленные Орки не стали даже преследовать его.
- Повелитель Гортхауэр.
- Велль... ты?
- Я ухожу. Я не могу больше оставаться с тобой. Ты был жесток.
- Они убили твоего брата, моего ученика!
- Ты был несправедлив. А это кольцо - оно не для тебя, - лицо юноши осталось
бесстрастным.
Гортхауэр взглянул ему в глаза. И - вздрогнул. "Ты - его ученик... Взгляд тот же...
Неужели он тоже отвернется от меня?"
- Не уходи, Велль... Я прошу...
- Я понимаю. Не могу, прости.
В Аст Ахэ он отправился сам. Учитель уже ждал его. Сотни раз по дороге представлял
себе Гортхауэр этот разговор, и когда услышал тихое: "Выслушай меня, Гортхауэр..." -
напряженные до предела нервы не выдержали.
- Будешь говорить, что я жесток? Конечно, легко рассуждать о милосердии и
справедливости, когда твои руки чисты, потому что за тебя сражаются и умирают другие!..
Он осекся, мгновением позже осознав смысл своих слов. Мелькор медленно провел
рукой по лицу, словно пытаясь собраться с мыслями, но промолчал и, отвернувшись, медленно
пошел прочь, тяжело прихрамывая.
- Учитель, прости, прости меня! - отчаянно выкрикнул Гортхауэр. Вала не ответил.
Кажется, он не услышал.
Ему больше не было места в Аст Ахэ. Как и тогда, сотни лет назад, он не смел показаться
на глаза Учителю - но теперь вся вина лежала на нем самом. Он стал избегать людей - особенно
Видящих Истину, летописцев - страшась снова встретить взгляд, так похожий на взгляд
Учителя, и услышать: "Я не могу остаться с тобой. Ты был несправедлив".
Если бы он был человеком, о нем сказали бы: "Он ищет смерти", - столь отчаянно-
обреченно шел он в бой во главе своих воинов. И не было у него сейчас ни кольчуги, ни шлема,
ни щита; но, казалось, что-то большее, чем искусство воина хранит его и от малейшей раны. И
более, чем Нолдор, более, чем Орков, ненавидел он сейчас самого себя. Он сам стал похож на
вервольфов с Тол-ин-Гаурхот - Волчьего Острова, из крепости, что звалась когда-то Минас
Тирит, и глаза его, как глаза затравленного зверя, горели отчаяньем и всесжигающей
ненавистью.
- Гортхауэр...
- Велль? Ты?.. - лицо Майя болезненно дернулось. - Зачем ты здесь?
- Меня прислал Учитель. Он хочет видеть тебя.
- Зачем... - он поперхнулся последними звуками слова и с трудом выдавил. - Я нужен
здесь.
- Ты не понял. Он хотел говорить с тобой.
- Нет! Я не хочу... не могу... Скажи ему все, что угодно - я не могу, понимаешь? - глаза
Майя умоляли.
Велль покачал головой:
- Я не умею лгать.
- Он... наверное, презирает меня... - голос Майя упал до шепота.
- Нет. Но ты больно ранил его. Это не он говорит - я. Ты был жесток, Гортхауэр.
Майя стиснул руки так, что побелели костяшки пальцев. Человек долго молчал, потом
спросил очень тихо:
- Что же передать ему? Каков твой ответ?
Мгновение Гортхауэру хотелось крикнуть: "Я еду, теперь же, сейчас! Пусть говорит, что
угодно, любая кара - все равно, только бы вымолить прощение!.."
- Нет. Не могу. Не теперь. Может быть, потом... - он склонил голову и глухо повторил. -
Нет.
Когда наступила зима, и на окаменевшую землю выпал первый нетающий снег, настало
тяжкое время для всякой живой твари, на которую охотились ее враги. Но у зверя и птицы есть
логово или гнездо, и не все волки в лесу охотятся на одного оленя. У Берена, сына Бараира, не
было никакого пристанища, и Орки травили его в лесах упорнее и жесточе любой волчьей стаи.
Они не слишком торопились, видно считали, что одиночке-изгнаннику никуда не деться. Давно
уже он не спал как следует и не ел досыта. Уже много дней он не грелся у костра, опасаясь
выдать свой ночлег. И, несмотря на это, он оставался страшным врагом. Не проходило и дня,
чтобы Орки не теряли одного-двух из своей шайки. Тем сильнее жаждали они уничтожить его
или захватить живым. И вряд ли увидели бы его после этого Гортхауэр или Владыка Ангбанда.
Наступила зима, и скрываться стало неимоверно трудно. Предательский снег выставлял
напоказ его следы, а петля облавы стягивалась все туже и неотвратимее. И все же уходить из
этих мест он не хотел. Здесь была могила отца, и Берен поначалу решил лучше погибнуть
рядом с ней в последнем бою. Но это было проще всего, а он хотел еще мстить. А для этого
надо было жить. Выжить, чтобы отомстить. Он совсем не думал ни о Враге, ни о Жестоком, это
было далекое. А зло, ходящее рядом - Орки. Убить как можно больше, перебить их всех - так
представлял он свою месть.
Последний раз поклонился он отцовской могиле. Постоял, стиснув зубы, не утирая злых
слез. "Я вернусь, отец, - сказал он, - я вернусь". Он еще не представлял, как выживет, как
отомстит - он был силен и молод и не думал о трудностях. Среди людей его края давно ходили
слухи о потаенном городе Гондолине, оплоте короля Тургона, злейшего врага Моргота. Правда,
слухи эти похожи были, скорее, на древние легенды, а сам Тургон представлялся в них
колдуном и великаном в два человеческих роста, от взгляда которого бегут враги. Говорят,
когда настанет час, король выступит с волшебным воинством и сокрушит Врага. Правда,
говорили еще, что людям путь в Гондолин заказан; но, может, судьба будет милостива к
Берену? Может, удастся найти Гондолин...
Он упорно шел к горам, поднимаясь все выше и выше, минуя горные леса, луга,
занесенные снегом, пока, наконец, розовым ледяным утром над ним не заклубились туманы
перевала. Орки давно не преследовали его - может боялись гор, может потеряли след. Назад
пути не было, а впереди - что там, в горах?
День был неяркий, жемчужный, и совсем не больно было смотреть на тусклое,
расплывчатое солнце. Ветра не было. В неестественной тишине слышалось только тяжелое
дыхание Берена, карабкавшегося по обнаженным ветром обледенелым камням к перевалу. Он и
не заметил, что пятнает их своей кровью - ноги и руки его были истерзаны донельзя, обувь
Пирамида