Наконец взгляд его сфокусировался.
- Кардинал Лурдзамийский, - прошептал воскресший.
- Да, отец Дюре, - сказал кардинал. Он бережно держал в руках
огромную серебряную чашу.
Обнаженный человек поморщился и облизнул губы, словно проснулся с
ощущением неприятного вкуса во рту. Он был стар - худое, изможденное
лицо, печальные глаза, испещренное шрамами тело. На груди, как две
опухоли, мерцали лилово-красным два крестоформа.
- Какой нынче год? - спросил он после долгого молчания.
- 3131 от Рождества Христова, - ответил кардинал.
Отец Поль Дюре закрыл глаза.
- Пятьдесят семь лет с моего последнего воскрешения. Двести
семьдесят девять лет с Падения порталов... - Он открыл глаза и посмотрел
на кардинала. - Двести семьдесят лет с тех пор, как вы отравили меня,
убив Папу Тейяра Первого.
Кардинал Лурдзамийский издал смешок.
- Хорошо считаете. Быстро вы восстановились после воскрешения.
Поль Дюре перевел взгляд на человека в сером.
- Альбедо. Посмотреть пришли? Или ручных иуд приходится
подбадривать?
Высокий человек ничего не ответил. Кардинал Лурдзамийский
побагровел, поджал свои и без того тонкие губы - теперь их уже
невозможно стало различить в багровых складках щек.
- Может, хочешь еще что-нибудь сказать напоследок, антипапа
проклятый?
- Не тебе, - прошептал Поль Дюре и закрыл глаза в молитве.
Два швейцарских гвардейца схватили отца Дюре за руки. Иезуит не
сопротивлялся. Гвардеец резко запрокинул ему голову, и на тощей
старческой шее выступил кадык.
Кардинал Лурдзамийский осторожно подошел поближе. Из складок алого
шелкового рукава выскользнул острый кинжал с роговой рукоятью. Кардинал
взмахнул рукой - легко и небрежно. Из перерезанной артерии Поля Дюре
хлынула кровь.
Отступив, чтобы не запачкать одежды, Симон Августино спрятал нож в
складки рукава, поднял огромную чашу и подставил ее под пульсирующую
струю. Когда чаша наполнилась почти до краев, а струя иссякла, он кивнул
швейцарским гвардейцам, и те тут же отпустили голову отца Дюре.
Воскресший снова был мертв. Голова его запрокинулась, глаза были
закрыты, рот разинут в немом крике, края раны разошлись, словно губы в
зловещей ухмылке. Швейцарские гвардейцы уложили тело на плиту и сдернули
с него покров. Обнаженный мертвец был жалок - перерезанное горло,
испещренная шрамами грудь, длинные белые пальцы, впалый живот, дряблые
гениталии, костлявые ноги... Смерть и в эпоху воскрешения лишает
достоинства всех, даже тех, кто всю жизнь прожил в суровой аскезе.
Гвардейцы держали роскошный покров на безопасном расстоянии.
Кардинал Лурдзамийский плеснул кровью из чаши в мертвые глаза, в
открытый рот, в ровную ножевую рану на горле, на грудь, на живот, в пах
- и все покрылось алыми, в тон кардинальской мантии, брызгами.
- Sie aber seid nicht fleischlich, sondern geistlich, - произнес
кардинал. - He плотью, но духом ты сотворен.
Высокий человек в сером поднял бровь:
- Бах?
- Разумеется - Кардинал поставил опустевшую чашу на мраморную
плиту, кивнул швейцарским гвардейцам, и те накрыли тело сложенным вдвое
покровом. Роскошная ткань мгновенно пропиталось кровью. - Jesu meine
Freunde [Иисус - мой сотоварищ (нем.).], - добавил кардинал.
- Именно. - Человек в сером вопросительно поглядел на Симона
Августино.
- Да, - кивнул кардинал Лурдзамийский. - Пора.
Человек в сером обошел саркофаг и встал позади гвардейцев, всецело
поглощенных своей работой. Когда, тщательно расправив покров, они
выпрямились и отошли от саркофага, человек в сером поднял руки и
приложил ладони к их шеям. Гвардейцы широко распахнули глаза, открыли
рты - но не успели даже закричать глаза их вспыхнули, кожа сделалась
прозрачной, и сквозь нее проступило оранжевое пламя. Еще мгновение - и
они исчезли, испарились, разлетелись на мельчайшие частицы.
Человек в сером вытер ладони, стряхивая тончайший слой пепла.
- Какая жалость, советник Альбедо, - густым басом пророкотал
кардинал.
Человек в сером посмотрел, как оседает в воздухе пыль, перевел
взгляд на кардинала и вновь вопросительно поднял бровь.
- Нет-нет-нет, - пробасил кардинал. - Я о покрове. Эти пятна ничем
не выведешь. После воскрешения придется ткать новый. - Он повернулся и,
шелестя одеждами, направился к потайной двери. - Пойдемте, Альбедо. Нам
нужно поговорить, а мне еще мессу служить.
Дверь скользнула на место, и в полумраке часовни осталось лишь
накрытое дорогим покровом тело. Легкий серый дымок таял, поднимаясь к
куполу, словно отходили души тех, кто был убит здесь несколько минут
назад.
2
В ту неделю, когда Папа Юлий умер в девятый раз и в пятый раз был
убит отец Поль Дюре, мы с Энеей находились в 160 000 световых годах от
Пасема, на похищенной планете Земля - на Старой Земле, настоящей Земле,
- вращавшейся вокруг чужой звезды класса G в чужой галактике - Малом
Магеллановом Облаке.
Для нас это была необычная неделя. Мы, конечно, не знали, что Папа
умер, - между похищенной Землей и планетами Империи не существовало
никакой связи, кроме, разве что, бездействующих порталов. На самом-то
деле - теперь я это знаю - до Энеи известие о кончине Папы дошло, и
дошло таким способом, о котором мы тогда даже не догадывались, но она
никогда не говорила о том, что происходит в Священной Империи (чаще мы
называли ее между собой Орденом), а нам и в голову не приходило об этом
расспрашивать. Все годы изгнания на Земле наша жизнь была настолько
простой, спокойной и полноценной, что сейчас это даже трудно понять, а
вспоминать - почти что больно. Ту неделю мы прожили весьма полноценно,
хоть и не сказать, чтобы спокойно: в понедельник умер Старый Архитектор
(Энея училась у него последние четыре года). Во вторник, холодным зимним
Скачать книгу [0.56 МБ]
Пирамида