За эти годы он вновь обрел свое истинное призвание.
За его спиной в маленькой комнате суетился Пабло - мальчик снял
свои грязные грубые башмаки и переобулся в дешевые фибропластовые туфли
- мать велела ему надевать их только на мессу.
Отец де Сойя поправил облачение. Сегодня, вознося молитву над
дарами, он принесет бескровную жертву во искупление грехов вдовы... или
убийцы... и старика со шрамами на последней скамье.
Пабло, улыбаясь, подскочил к священнику. Де Сойя положил руку ему
на голову, пытаясь пригладить волосы и заодно передать мальчику свое
спокойствие. Затем обеими руками он взял чашу и тихо сказал: "Пора".
Пабло, чувствуя торжественность момента, перестал улыбаться и первым
шагнул к двери в алтарную часть.
Де Сойя сразу заметил, что сегодня в часовне пять человек. Не
четыре. Прихожане стояли, приклонив колени на своих привычных местах, но
был и еще кто-то, пятый, - его высокая фигура едва виднелась в глубине
маленького нефа сбоку от двери.
Присутствие незнакомца беспокоило отца де Сойю, и ему все никак не
удавалось полностью сосредоточиться на таинстве, частью которого был он
сам.
- Dominus vobiscum [Господь с вами (лат.).], - произнес отец де
Сойя.
Вот уже более трех тысяч лет - он верил - Господь действительно был
с ними... с ними со всеми.
- Et cum spiritu tuo... [И со духом твоим (лат.).]
Пабло эхом повторил его слова, а священник слегка повернул голову:
вдруг пламя, свечей выхватило высокую, худощавую фигуру во мраке нефа?
Нет. Безнадежно.
Во время евхаристической молитвы отец де Сойя забыл о таинственном
незнакомце, сейчас он видел только гостию, которую, держа в негнущихся
пальцах, возносил над алтарем.
- Hoc est enim corpus meum [Сие есть тело Мое (лат.).], - отчетливо
произнес иезуит, ощущая всю силу этих слов и моля - в десятитысячный
раз, - чтобы его Господь и Спаситель в милосердии Своем омыл его от тех
беззаконий, что совершил он, капитан Флота [Имеется в виду литургическая
молитва, произносимая священником перед пресуществлением даров: "Омой
меня, Господи, от беззакония моего и от греха моего очисти меня".].
К причастию пошли только близнецы Переллы. Как всегда.
- Corpus Christe [Тело Христово (лат.).], - произнес де Сойя,
протягивая им гостию. Он боролся с желанием бросить взгляд на
таинственную фигуру в тени.
Месса закончилась почти в полной темноте. Вой ветра заглушил
завершающую молитву и ответное "аминь". Электричества в часовне не было
- здесь никогда не было электричества, - и десяток мерцающих свечей не
мог разогнать мрак. Отец де Сойя благословил паству, отнес чашу в темную
ризницу и поставил ее на малый алтарь. Пабло вбежал следом, скинул
стихарь и натянул анорак.
- До завтра, отец.
- Да, спасибо, Пабло. Не забудь...
Поздно. Мальчишка уже выскочил из церкви и помчался к мельнице - он
работал там вместе с отцом и дядьями. В неплотно прикрытую дверь
мгновенно просочился красный песок.
Будь все, как обычно, отец де Сойя должен был бы сейчас снять
облачение и убрать его в шкаф. Позже, днем, он отнес бы одежду домой и
привел в порядок. Но сейчас он медлил. Почему-то ему казалось, что
облачение еще пригодится, будто это - пластокевларовая боевая броня и он
сейчас не на Мадре-де-Диос, а на борту факельщика, в битве в Угольном
Мешке.
Высокая фигура остановилась у входа в ризницу. Отец де Сойя молча
ждал, борясь с желанием осенить себя крестным знамением, схватить святые
дары и выставить их перед собой как щит - от вампира или от дьявола.
Ветер за стенами церкви застонал как баньши.
Незнакомец шагнул вперед, и свет лампы упал на его лицо. И де Сойя
узнал капитана Марджет By, адъютанта адмирала Марусина, командующего
Имперским Флотом. И второй раз за это утро де Сойя мысленно поправил
себя - не капитана, теперь уже адмирала Марджет By на ее воротнике
поблескивали адмиральские шевроны.
- Отец капитан де Сойя? - спросила Марджет By.
Иезуит медленно покачал головой. На этой планете, где в сутках
всего двадцать три часа, было всего семь тридцать утра, но он уже
чувствовал себя бесконечно усталым.
- Просто отец де Сойя, - ответил он.
- Отец капитан де Сойя, - повторила адмирал By, и на этот раз в ее
голосе не было вопроса. - Вы вновь призваны на действительную военную
службу. У вас десять минут на сборы.
Федерико де Сойя вздохнул и закрыл глаза. Он чуть не плакал. "Прошу
тебя, Господи, Отче, да минует меня чаша сия". Когда он открыл глаза,
чаша по-прежнему стояла на алтаре, а адмирал By по-прежнему выжидающе
смотрела на него.
- Есть, - тихо ответил он и медленно, бережно начал снимать свое
облачение.
На третий день после смерти и погребения Папы Юлия Четырнадцатого в
саркофаге началось движение. Тончайшие пуповины и чуткие зонды
скользнули в сторону и исчезли. Сначала человек, лежавший на каменной
плите, казался безжизненным, только поднималась и опадала грудная
клетка, затем он вздрогнул, застонал и - долгие, томительные минуты
спустя - приподнялся на локте и осторожно сел. Богато расшитый льняной
покров соскользнул с него, обнажив до пояса.
Несколько минут человек сидел на краю мраморной плиты, обхватив
голову дрожащими руками. Потом поднял взгляд и посмотрел на панель,
скрывавшую потайной ход в стене часовни. Панель с еле слышным шипением
сдвинулась. Кардинал в пурпурном облачении шагнул в сумрак зала. Тихо
шелестел шелк. Постукивали четки. Следом за кардиналом вошел высокий
стройный мужчина с пепельными волосами и серыми глазами. На нем был
простой элегантный костюм из серой - под цвет волос и глаз - фланели. В
трех шагах позади кардинала и мужчины в сером вышагивали два швейцарских
гвардейца в оранжево-черных мундирах эпохи Возрождения. Оружия при них
не было.
Обнаженный человек на мраморной плите моргнул, словно его глазам
был невыносим даже приглушенный свет, проникавший в сумрак часовни.
Скачать книгу [0.56 МБ]
Пирамида