мятеже супротив короля пострадал, в Брокилоне от кары хорониться вынужден.
Нет, и впрямь конец света пришел. Точно!"
- Здравствуй, Мария.
Мильва вздрогнула. У стоящей при сосне дриады глаза и волосы были цвета
серебра. Заходящее солнце окружало ее голову кроваво-красным ореолом на фоне
пестрой стены леса. Мильва опустилась на одно колено, низко склонила голову.
- Здравствуй, госпожа Эитнэ.
Владычица Брокилона засунула за лыковый поясок золотой ножик в форме
серпа.
- Встань. Пройдемся. Хочу с тобой поговорить. Они долго шли по
заполненному тенями лесу, маленькая среброволосая дриада и высокая девушка с
льняными волосами. Ни та, ни другая не прерывали молчания.
- Давно ты не заглядывала в Дуэн Канэлль, Мария, - сказала наконец
дриада.
- Времени не было, госпожа Эитнэ. До Дуэн Канэлли от Ленточки долгая
дорога, а я... Ты же знаешь.
- Знаю. Устала?
- Эльфам нужна помощь. Ведь я помогаю им по твоему приказу.
- По моей просьбе.
- Во-во. По просьбе.
- Есть у меня еще одна.
- Так я и думала. Ведьмак небось?
- Помоги ему.
Мильва остановилась, отвернулась, резким движением отломила
зацепившуюся за платье веточку жимолости, повертела в пальцах, кинула на
землю.
- Уже полгода, - сказала она тихо, глядя в серебристые глаза дриады, -
я рискую головой, провожу в Брокилон эльфов из разгромленных команд. А как
токо передохнут, раны подлечат, вывожу обратно... Мало тебе? Недостаточно я
сделала? Каждое новолуние темной ночью на тракт отправляюсь... Солнца уже
боюсь, ровно летучая мышь или сова какая...
- Никто не знает лесных тропок лучше тебя. - В дебрях мне не узнать
ничего. Ведьмак вроде бы хочет, чтобы я вести собирала, к людям пошла. Это
бунтовщик, на его имя у ан'гиваров уши наставлены. Мне самой никак
невозможно в городах показываться. А вдруг кто распознает? Память о том еще
жива, не засохла еще та кровь... А много было тогда крови, госпожа Эитнэ,
ох, много.
- Немало. - Серебристые глаза пожилой дриады были чужими, холодными,
непроницаемыми. - Немало, правда твоя.
- Если меня узнают, на кол натянут.
- Ты осмотрительна... Ты осторожна и внимательна.
- Чтобы добыть сведения, о которых просит ведьмак, надо забыть об
осторожности. Надо расспрашивать. А сейчас любопытствовать опасно. Если меня
схватят...
- У тебя есть контакты.
- Умучают. Заистязают. Либо сгноят в Дракенборге...
- Ты - мой должник.
Мильва отвернулась, закусила губу.
- Да, должник, - сказала она горько. - Не забыть.
Она прикрыла глаза, лицо вдруг сморщилось, губы дрогнули, зубы
стиснулись сильнее. Под веками призрачным, лунным светом той ночи бледно
забрезжило воспоминание. Неожиданно вернулась боль в щиколотке, схваченной
ременной петлей, боль в выворачиваемых суставах. В ушах загудели листья
резко распрямляющегося дерева... Крик, стон, дикое, сумасшедшее метание и
жуткое чувство охватившего ее страха, когда она поняла, что ей не
освободиться... Крик и страх, скрип веревки, раскачивающиеся тени,
неестественная, перевернутая земля, перевернутое небо, деревья с
перевернутыми кронами, боль, бьющаяся в висках кровь... А на рассвете -
дриады, вокруг, веночком... Далекий серебристый смех... Куколка на
веревочке! Дергайся, дергайся, куколка, головкой книзу... И ее собственный,
но чужой визгливый крик. А потом тьма.
- Да, должник. Конечно, - повторила она сквозь стиснутые зубы. - Да,
конечно, я же висяк, снятый с веревки. Похоже, пока я жива, мне с этим
долгом не расплатиться.
- У каждого свой долг, - сказала Эитнэ. - Такова жизнь, Мария Барринг.
Долги и кредиты, обязательства, благодарности, расплаты. Что-то кому-то
должен сделать. А может, себе самой? Ведь если по правде, то каждый всегда
расплачивается с самим собой, а не с кем-то. Любой долг мы выплачиваем себе
самим. В каждом из нас сидит кредитор и должник одновременно. Главное -
уравновесить этот счет. Мы приходим в мир как частица данной нам жизни, а
потом все время только и знаем, что расплачиваемся за это. С самим собою.
Для того, чтобы в конце концов сошелся баланс.
- Тебе дорог этот человек, госпожа Эитнэ? Этот... ведьмак?
- Дорог. Хоть он и сам этого не знает. Возвращайся в Коль Серрай, Мария
Барринг, Иди к нему. И сделай то, о чем я прошу.
В котловинке хрустнул хворост, скрипнула ветка. Громко и зло прозвучал
крик сороки, взлетели зяблики, мелькнув белыми правильными перышками. Мильва
затаила дыхание. Наконец-то!
"Чек-чек, - крикнула сорока. - Чек-чек-чек". Снова скрипнула ветка.
Мильва поправила вытертый до блеска, на славу послуживший кожаный
наплечник на правом предплечье, вложила кисть руки в прикрепленную к грифу
лука петлю. Вынула стрелу из плоского колчана на бедре. Автоматически, по
привычке проверила острие и оперение. Стержни стрел она покупала на
ярмарках, выбирая в среднем одну из десятка предложенных, но перья
прилаживала всегда сама. У большинства готовых стрел были слишком короткие
воланы и укреплены они были по оси стрелы, а Мильва пользовалась
исключительно стрелами со спиральными воланами длиною не менее пяти дюймов,
Она наложила стрелу на тетиву и уставилась на выход котловинки, в
зеленеющее между стволами пятно барбариса, отягощенного гроздьями красных
ягод.
Зяблики улетели недалеко и снова принялись тень-тенькать. "Ну иди же,
козочка, - подумала Мильва, приподнимая и натягивая лук. - Иди. Я готова".
Но косули пошли по балке в сторону болотца и источников, питающих
ручьи, впадающие в Ленточку. Из котловинки вышел козел. Стройный, на глаз
фунтов сорока весом. Он поднял голову, застриг ушами, потом повернулся к
кустам, сорвал ветку.
Стоял он удачно - задом. Если б не ствол, заслонявший цель, Мильва
выстрелила бы, не раздумывая. Даже попав в живот сзади, стрела прошила бы
его и добралась до сердца, печени или легких. Попав в бедро, она рассекла бы
Скачать книгу [0.27 МБ]