да, при демографическом взрыве, наверное. Ежесекундно рождалось
восемьдесят тысяч детей. Или восемьсот тысяч. Что за разница?
"Мыслист", "мыслянт", "мысель", "коренная", или "дышловая",
мысль, "мыслина" -- "дышлина". Профессор, ты вот здесь пишешь, а
там мир погибает! -- чуть было не крикнул я. Под бумагами что-то
блеснуло -- противогаллюцин, тот самый флакончик. Какую-то долю
секунды я колебался, потом, решившись, осторожно вдохнул и
огляделся вокруг.
Удивительно: комната почти не изменилась! Книжные шкафы,
полки со справочными пилюлями -- все осталось как прежде, только
огромная голландская печь в углу, наполнявшая комнату матовым
блеском своих изразцов, превратилась в так называемую "буржуйку"
с прожженной насквозь жестяной трубой, выведенной через дыру в
стене; пол возле печки был в черных оспинах. Я быстро,
по-воровски, поставил флакон на место -- в передней послышался
свист, и вошел Троттельрайнер.
Я рассказал ему о Луна-парке. Он удивился, попросил показать
ножик, покачал головой, взял флакон со стола, понюхал, а потом
дал понюхать мне. Вместо ножа у меня в руках оказалась трухлявая
веточка. Я поднял глаза на профессора -- он как-то сник, выглядел
куда менее уверенным в себе, чем накануне, Троттельрайнер положил
на письменный стол папку, распухшую от реферативных леденцов, и
вздохнул.
-- Тихий, -- сказал он, -- поймите: экспансия масконов не
вызвана чьим-то коварством...
-- Какая еще экспансия?
-- Многие вещи, реальные год или месяц назад, приходится
заменять миражами, по мере того как подлинные становятся
недоступными, -- объяснил он, явно озабоченный чем-то другим. --
На этой карусели я катался месяца три назад, но не поручусь, что
она еще там стоит. Может быть, вместе с билетом вы получаете
порцию карусельного пара (лунапаркина) из распылителя; это было
бы, впрочем, гораздо экономичнее. Да, да, Тихий, сфера реального
тает с невиданной быстротой. Прежде чем поселиться тут, я
остановился в новом "Хилтоне", но, признаюсь, не смог там жить.
Вдохнув по рассеянности очухан, я увидел себя в каморке размерами
с большой ящик, нос мой упирался в кормушку, под ребра давил
водопроводный кран, а ноги касались изголовья кровати в соседнем
ящике, то бишь апартаментах -- меня поселили в номере на восьмом
этаже, за 90 долларов в сутки. Места, обыкновенного места
катастрофически не хватает! Проводятся опыты с псивидимками --
психимическими невидимками; но результаты не обнадеживают. Если
маскировать огромные толпы на улице, выделяя лишь отдельных
прохожих вдалеке, получится всеобщая давка; тут наука пока
бессильна.
-- Профессор, я заглянул в ваши заметки. Прошу прощения, но
что это? -- Я указал на листок бумаги со словами "мультишизол",
"уплотнитель множелина".
-- А, это... Видите ли, существует план, или, скорее, идея,
хинтернизации (по имени автора, Эгоберта Хинтерна) -- восполнять
нехватку внешнего пространства иллюзорным внутренним, то есть
пространством души, метраж которой физическим ограничениям не
подлежит. Вам, должно быть, известно, что благодаря различным
зооформинам можно на время стать -- то есть почувствовать себя --
черепахой, муравьем, божьей коровкой и даже жасмином (при помощи
инфлоризирующего преботанида). Можно расщеплять свою личность на
две, три, четыре и больше частей, а если дойти до двузначных
цифр, наблюдается феномен уплотнения яви: тут уж не явь, а мывь,
множество "я" в единой плоти. Есть еще усилители яви,
интенсифицирующие внутреннюю жизнь до такой степени, что она
становится реальнее внешней. Таков ныне мир, таковы времена,
коллега! Omnis est Pillula. [Все сущее -- пилюля (лат.).]
Фармакопея теперь -- Книга судеб, альфа и омега, энциклопедия
бытия; никаких переворотов не ожидается, раз уж есть бунтомид,
оппозиционал в глицириновых свечах и экстремин, а доктор Гопкинс
рекламирует содомастол и гоморроетки -- можно спалить небесным
огнем столько городов, сколько душе угодно. Должность Господа
Бога тоже вполне доступна, цена ей семьдесят пять центов.
-- А еще появилось такое искусство -- зудожество, -- заметил
я. -- Я слышал... нет, осязал "Скерцо" Уаскотиана. Не скажу,
чтобы оно доставило мне эстетическое наслаждение. Я смеялся в
самых серьезных местах.
-- Да, это все не для нас, мерзлянтропов, потерпевших
крушенье во времени, -- меланхолически подтвердил Троттельрайнер.
Словно бы что-то преодолев в себе, он откашлялся, посмотрел мне в
глаза и сказал: -- Как раз сейчас, Тихий, начинается конгресс
футурологов, иначе говоря, дискуссия о бустории человечества. Это
LXXVI Всемирный съезд; сегодня я был на первом заседании
оргкомитета и хочу поделиться впечатлениями...
-- Странно! Я читаю газеты довольно внимательно -- нигде ни
строчки об этом конгрессе...
-- Потому что он тайный. Вам понятно, я думаю: ведь среди
прочих будут обсуждаться проблемы химаскировки!
-- И что? Дело плохо?
-- Ужасно! -- произнес профессор с нажимом. -- Хуже и быть
не может!
-- А вчера вы пели другие песни, -- заметил я.
-- Верно. Но учтите, пожалуйста, мое положение -- я только
сейчас знакомлюсь с последними результатами исследований. То, что
я слышал сегодня... это, знаете ли... впрочем, сами можете
убедиться.
Он достал из папки целую связку информационных леденцов --
их палочки были перевязаны разноцветными ленточками -- и протянул
ее мне через стол.
-- Прежде чем вы это пролижете, я вам кое-что объясню.
Фармакократия -- это психимиократия, основанная на жирократии.
Вот девиз Новой эры. А проще сказать -- всевластию галлюциногенов
сопутствует подкуп. Впрочем, иначе не видать бы нам всеобщего
разоружения.
-- Наконец-то я узнаю, как это случилось!
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида