столика и, когда лежащий одиноко, как валун, шарик оказался в перекрестье
черных нитей, прибавил увеличение. Объектив как бы наезжал на
деформированный с провалившейся серединой эритроцит, который казался уже
кружочком скального кратера с черными резкими тенями в провалах кольцевой
кромки. Потом кромка, ощитинившаяся кристаллическим налетом ионов серебра,
ушла за границу поля микроскопа. Появились мутные, словно просвечивающие
сквозь переливающуюся воду контуры белка. Поймав в черное перекрестье одно
из уплотнений белковых обломков, я слегка подтолкнул рычаг увеличения,
потом еще; вот-вот должен был показаться конец этой дороги вглубь,
приплюснутая тень одной молекулы заполнила весь окуляр, изображение
прояснилось, - сейчас!
Но ничего не произошло. Я должен был увидеть дрожащие пятнышки атомов,
похожие на колышущийся студень, но их не было. Экран пылал девственным
серебром. Я довел рычаг до конца. Гудение усилилось, стало гневным, но я
ничего не видел. Повторяющийся звонкий сигнал давал мне знать, что
аппаратура перегружена. Я еще раз взглянул в серебряную пустоту и выключил
ток.
Я взглянул на Хари. Она как раз открывала рот в зевке, который ловко
заменила улыбкой.
- Ну, как там со мной? - спросила она.
- Очень хорошо, - ответил я. - Думаю, что... лучше быть не может.
Я все смотрел на нее, снова чувствуя эти проклятые мурашки в нижней
губе. Что же произошло? Что это значило? Это тело, с виду такое слабое и
хрупкое - и в сущности неистребимое, - в основе своей оказалось состоящим
из... ничего? Я ударил кулаком цилиндрический корпус микроскопа. Может
быть, какая-нибудь неисправность? Может быть, не фокусируются поля?.. Нет,
я знал, что аппаратура в порядке. Я спустился по всем ступенькам: клетки,
белковый конгломерат, молекулы - все выглядело точно так же, как в тысячах
препаратов, которые я видел. Но последний шаг вниз вел в никуда.
Я взял у нее кровь из вены, перелил в мерный цилиндр, разделил на
порции и приступил к анализу. Он занял у меня больше времени, чем я
предполагал, я немного утратил навык. Реакции были в норме. Все. Хотя,
пожалуй...
Я выпустил каплю концентрированной кислоты на красную бусинку. Капля
задымилась, посерела, покрылась налетом грязной пены. Разложение.
Денатурация. Дальше, дальше! Я потянулся за пробиркой. Когда я снова
взглянул на каплю, тонкое стекло чуть не выпало у меня из рук.
Под слоем грязной накипи, на самом дне пробирки, снова нарастала
темно-красная масса. Кровь, сожженная кислотой, восстанавливалась! Это была
бессмыслица! Это было невозможно!
- Крис! - услышал я откуда-то очень издалека. - Телефон. Крис!
- Что? Ах да, спасибо.
Телефон звонил уже давно, но я только теперь его услышал. Я поднял
трубку.
- Кельвин.
- Снаут. Я включил линию так, что мы можем говорить все трое
одновременно.
- Приветствую вас, доктор Кельвин, - раздался высокий, носовой голос
Сарториуса.
Он звучал так, как будто его владелец вступал на опасно прогибающиеся
подмостки, подозрительный, бдительный и наружно спокойный.
- Мое почтение, доктор, - ответил я.
Мне хотелось смеяться, но я не был уверен, что причины этой веселости
достаточно ясны для меня, чтобы я мог себе ее позволить. В конце концов над
чем я мог смеяться? Я что-то держал в руке: пробирку с кровью. Я встряхнул
ее. Кровь уже свернулась. Может быть, все, что было перед этим, только
галлюцинация? Может быть, мне только показалось?
- Мне хотелось сообщить коллегам некоторые соображения, связанные с...
э... фантомами, - я одновременно слышал и не слышал Сарториуса. Голос как
бы пробивался к моему сознанию. Я защищался от этого голоса, все еще
уставившись в пробирку с загустевшей кровью.
- Назовем их существами F, - быстро подсказал Снаут.
- А, превосходно.
Посредине экрана темнела вертикальная линия, показывающая, что я
одновременно принимаю два канала, по обе стороны от нее должны были
находиться лица моих собеседников. Стекло было темным, и только узкий
ободок света вдоль рамки говорил, что аппаратура действует, но экраны
чем-то заслонены.
- Каждый из нас проводил разнообразные исследования... - Снова та же
самая осторожность в носовом голосе говорящего. Минута тишины. - Может
быть, сначала мы обменяемся нашими сведениями, а затем я мог бы сообщить
то, что установил лично... Может быть, вы начнете, доктор Кельвин...
- Я?
Вдруг я почувствовал взгляд Хари. Я положил пробирку на стол, так что
она закатилась под штатив со стеклом, и уселся на высокий треножник,
пододвинув его к себе ногой. В первый момент я хотел отказаться, но
неожиданно для самого себя сказал:
- Хорошо. Небольшое собеседование? Хорошо! Я сделал совсем мало, но
могу сказать. Один гистологический препарат и парочка реакций.
Микрореакций. У меня сложилось впечатление, что...
До этого момента я понятия не имел, что говорить. Внезапно меня
прорвало:
- Все в норме, но это камуфляж. Маска. Это в некотором смысле
суперкопия: воспроизведение более четкое, чем оригинал. Это значит, что
там, где у человека мы находим конец зернистости, конец структурной
делимости, здесь дорога ведет дальше благодаря применению субатомной
структуры.
- Сейчас. Сейчас. Как вы это понимаете? - спросил Сарториус.
Снаут не подавал голоса. А может быть, это его учащенное дыхание
раздавалось в трубке? Хари посмотрела в мою сторону. Я понял, что в своем
возбуждении последние слова почти выкрикнул. Придя в себя, я сгорбился на
своем неудобном табурете и закрыл глаза. Как это выразить?
- Последним элементом конструкции наших тел являются атомы.
Предполагаю, что существа F построены из частиц меньших, чем обычные атомы.
Гораздо меньших.
- Из мезонов? - подсказал Сарториус. Он вовсе не был удивлен.
- Нет, не из мезонов... Мезоны удалось бы обнаружить. Разрешающая
способность этой аппаратуры здесь у меня, внизу, достигает десяти в минус
двадцатой ангстрем. Верно? Но ничего не видно даже при максимальном
усилении. Следовательно, это не мезоны. Пожалуй, скорее нейтрино.
Скачать книгу [0.14 МБ]
Пирамида