Забившись в угол возле дымохода, я ни разу не звякнул
цепями ему в такт, - я знал, что дело плохо. Хуже и быть не
могло. Этот похититель не был, к сожалению, настолько уж темен,
как мне поначалу показалось, раз до него дошли обрывки нашей
всеобщей истории, а дистанция между нашими мирами заранее
обрекала на неудачу любые попытки защитить себя: он считал меня
шпионом уголовной звездной расы, и я не представлял себе, как
втолковать ему тонкости, убедительные для любого земного суда,
но не здесь, в чужепланетном подвале. Я был словно в параличе,
не имея ни сил, ни охоты снова лезть за перочинным ножом, как
вдруг послышались какие-то неотчетливые крики, топот, и в двери
ворвался орущий клубок энциан. Я узнал художника Кситю,
антипредседателя и Гагуся - они все еще имели человеческий
облик, но некоторых я до сих пор не видел, возможно, это были
товарищи моего стража, не знаю, ведь ни одного из них я не мог
рассмотреть в темноте, когда они запихивали меня в сундук. В
первое мгновение мне показалось, что они дерутся друг с другом,
но это было нечто иное, гораздо более удивительное: каждый из
них словно боролся с самим собою. Мой стражник вскочил с пола,
ничуть не удивленный, и закричал:
- Сымайте одежу, мигом, - вас уже схватывает, вот зараза,
не иначе криминофильтры пробило! кальсонами нас повяжет! Ну,
живо, а то уже застывает... - вопя таким образом, он в то же
время стаскивал с себя штаны, но шло это у него все тяжелее,
все медленнее, а те, дергаясь и выгибаясь как рыбы на берегу,
тоже боролись, кто с курткой, кто с рубахой, или, может,
туникой, и все же двигались все медленнее, словно их заливал
какой-то невидимый, быстро схватывающий клей, какой-то густой
сироп, - и через каких-нибудь полминуты едва подергивали руками
и ногами, прямо как мухи в невидимой паучьей сети. Мой цербер,
который перед пляской сбросил с себя куртку, имел дело с одними
только штанами, но они так держали его, что он мог лишь ползать
по полу на спине, задрав ноги к бревенчатому накату; он рвал
перья на голове и ругался ругательски. Так что же, выручка?
Помощь? Никого, однако, в подвале не было, кроме меня -
по-прежнему ничем не стесненного в движениях, хотя и на цепи...
а они, валяясь кто на боку, кто на животе, кто навзничь,
кричали с яростью и отчаянием:
- Зараза... фильтр криминальный пробило... ох,
задыхаюсь... Гургакс, помоги же, у тебя рука свободна... куда
ты своими ножищами, кретин... это не я, это штаны...
председатель, есть у тебя кримистор?.. откуда!.. ох, повязали
нас без фараонов... погибаю-ю-ю!!!
Их жалостливые стоны и визги так меня заморочили, что я,
совершенно забыв про цепь, встал с лавки. Ошейник сдавил мне
горло, я упал, и горло сдавило еще раз, но как будто бы мягче,
и, к моему изумлению, звенья цепи разошлись... голова у меня
шла кругом, я опустился на колени, все еще в ошейнике, но когда
я инстинктивно просунул палец между ним и шеей, то
почувствовал, что ошейник словно из теста... с необычайной
легкостью я разорвал его и выпрямил подгибающиеся ноги, глядя
на своих похитителей, первой и второй очереди, которые все еще
барахтались на полу - вяло, беспомощно; я уже понял, что это не
агония, что им, собственно, ничего не грозит и держит их только
одежда, затвердевшая, как гипсовая отливка, сковывая руки,
ноги, тела...
- Млекопит уходит, млечный его помет, держи его, кто в
честь верует... - захрипел Гургакс, тот самый, что минуту назад
распевал и отплясывал мне на погибель. Как видно, он был
неистовей остальных, - те старались словно бы вовсе не замечать
меня в позорном своем положении... а я стоял над ними, тяжко
дыша, с размякшим обломком ошейника в руке, не зная, бежать ли
куда глаза глядят или заговорить с ними... уж не напрашиваться
ли со своей помощью? Признаться, на это я был не способен. Я
поочередно прошел мимо застывшего Ксити, Гагуся с задранными
кверху руками в окаменевших рукавах куртки и тишком, молчком
выбрался через дверь, ожидая все время, что и моя одежда вдруг
взбунтуется все тем же, непонятным мне образом; но страхи
оказались напрасны. Я нашел лестницу, массивные стальные двери
были приоткрыты, их громадные задвижки свисали, словно
растопленные огненным жаром, хотя они были совершенно холодные;
стараясь почему-то не прикасаться к фрамуге, поднялся по
лестнице, увидел усыпанное звездами небо, ощутил холодное
дуновение ветра... я был свободен. Луна исчезла бесследно.
Черная, кромешная тьма. Вытянув перед собой руки, я осторожно
ступал под звездным небом; вдруг какая-то звезда изменила цвет
и начала ко мне приближаться. Прежде чем я понял, что это
значит, послышался гул, звезда превратилась в пульсирующий
сгусток света, который залил меня и все вокруг ртутным блеском,
я бросился бежать, споткнулся и рухнул в какой-то колючий
кустарник. Что-то мягкое упало на меня сверху, я вскрикнул и,
должно быть, тогда потерял сознание. Не знаю, как долго я
оставался в таком состоянии. Очнувшись, я услышал непонятные
голоса, но не смел приподнять веки. Я лежал на чем-то
прохладном и очень легком, словно на воздушном шаре. Руки и
ноги были свободны. Я приоткрыл щелочкой один глаз. Надо мною
склонялся энцианин в серебряном плаще с маленьким огоньком на
лбу.
- Кси, кса, - произнес он.
В ту же минуту что-то подо мной - словно из глубины этой
надутой подушки - заговорило:
- Любезный господин Тихий, воспрянь духом. Ты в окружении
одних лишь друзей, под наблюдением искушенных медикаторов и
медикансов, и волос не упадет у тебя с головы. В силах ли ты
говорить? Соблаговоли издать земной голос из своего естества,
дабы знали мы, что ты нас уразумел.
- Уразумел, ох, уразумел, - простонал я и сам удивился
этому, потому что чувствовал себя превосходно.
- Ксу, ксу, - сказал все еще склонявшийся надо мною
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида