либо неабсолютным, от чего-то зависимым, либо не абсолютно
благим; впрочем, толкований было гораздо больше. За
проповедование Учения о Трех Мирах император Зиксизар
приговорил Ксиракса к самому суровому наказанию - двум годам
смерти, то есть медленных мучений, причиняемых медиками (от
палача в империи требовалось владение медицинскими навыками) с
такой заботливостью, чтобы приговоренный не умер до времени:
его поочередно пытали и лечили. Самые сильные доводы против
учения Ксиракса выдвинул в эпоху Нижнего Средневековья
Рахамастеракс, один из создателей химии. Он доказывал, что и
нейтральном, и в благосклонном мире жизнь размножалась бы
лавинообразно, поэтому в нейтральном мире она, заполнив мир до
краев, быстро покончила бы самоудушением, а в благосклонном
понадобились бы особые ограничители, сдерживающие гибельное
размножение. Тем самым мир, по видимости нейтральный, оказался
бы смертельной ловушкой, а благосклонный - узилищем, ведь
свобода любых действий была бы там ограничена. Этот аргумент,
однако, косвенным образом усиливал атеистическую суть Учения о
Трех Мирах и укреплял безбожников в их неверии, демонстрируя
кривобокость мира по отношению к жизни: будучи в нем чем-то
случайным, жизнь может рассчитывать только на себя самое.
Поэтому Рахамастеракс тоже поплатился за труд своей жизни
смертью, но в качестве менее опасного еретика был подвергнут
милосердному усекновению главы. Свое последнее возрождение
Учение о Трех Мирах пережило в Новое время, в эпоху бурного
развития гравитационной физики. Ноусхорукс, энцианский
Эйнштейн, изложил существо дела просто: чтобы ответить, почему
мир таков, каков он есть, нужно сперва посмотреть, возможен ли
другой мир, способный породить жизнь (иначе в мире не было бы
никого, а тем самым проблема снимается). Ответить на
поставленный таким образом вопрос нельзя н_и_к_о_г_д_а_, ведь
проект другого мира равнозначен проекту другой физики. Для
этого нужно сначала до конца познать физику этого мира, то есть
_и_с_ч_е_р_п_а_т_ь_ ее в формулах абсолютной истины, что
невозможно. Именно здесь на сцену возвращается Тайна древних
философов, поскольку нам неизвестно, почему мир (а значит, и
физику) можно познавать бесконечно. Ни одна теоретическая
модель не способна полностью его исчерпать, а это значит, что
разум и мир не до конца сводимы один к другому.
Предпринимавшиеся впоследствии попытки доказать, что именно так
должно быть в любом из возможных миров, потерпели неудачу, и
последний вывод, к которому пришла энцианская философия,
гласит: нет доказательств ни в пользу устойчивой кривобокости
мира и разума, ни в пользу невозможности такой физики, которая
отличалась бы от существующей и превосходила ее по части
благосклонности к жизни. Сорокадвухвековая битва за право
поставить миру окончательный диагноз закончилась, по мнению
одних, ничейным исходом, а по мнению других, - поражением.
Тем не менее она в огромной степени определила развитие
цивилизации в Люзании и государствах поменьше к северу от нее,
которые находились под люзанским влиянием. Не подлежит
сомнению, что концепция этикосферы как абсолютно надежной
опекунши общества восходит к "Трем Мирам" Ксиракса, но в то же
время эхо его аргументов звучит в диатрибах, похоронивших
предложенный ранее проект автоэволюционной переделки энциан.
Яростные дискуссии по поводу этого проекта несколько десятков
лет будоражили общественное мнение. Философия на Энции не пала
так низко, как это случилось у нас в век науки. Об этом
свидетельствует участие философов в схватках сторонников
автоэволюции с ее противниками, и прежде всего - роль, которую
суждено было сыграть Ксиксокту в осознании так называемого
автоэволюционного парадокса, называемого обычно парадоксом
Ксиксокта.
Каждый хотел бы, чтобы у него был красивый и умный
ребенок. Но никто не желает, чтобы его ребенком была умная и
прекрасная цифровая машина, пусть даже она будет в сто раз
умнее и здоровее живого ребенка. Между тем программа
автоэволюции - это скользкая покатая плоскость без
ограничителей, ведущая в пропасть нонсенсов. На первой стадии
эта программа скромна - она ставит целью всего лишь устранение
генов, снимающих жизнестойкость, служащих причиной увечий,
наследственных изъянов и т.д. Но такое усовершенствование не
может остановиться в однажды достигнутой точке: даже самые
здоровые заболевают, даже самые умные на старости лет впадают в
маразм. Ценой, которую придется заплатить за устранение и этих
изъянов, будет постепенный отход от природного,
сформировавшегося эволюционно плана устройства организма. Тут в
автоэволюционной деятельности появляется парадокс лысого.
Выпадение одного волоса еще не означает появления лысины, и
нельзя сказать, сколько волос должно выпасть, чтобы она
появилась. Замена одного гена другим не превращает ребенка в
существо иного вида, но нельзя указать, где, в какой момент
возникает новый вид. Если рассматривать функции организма
порознь, усовершенствование каждой из них желательно. Кровь,
которая питает ткани лучше, чем натуральная, нервы, не
подвергающиеся вырождению, более прочные кости, глаза, которым
не угрожает слепота, зубы, которые не выпадают, уши, которые не
глохнут, и тысяча иных составных частей телесного совершенства
пригодились бы нам вне всякого сомнения. Но одно
усовершенствование неминуемо влечет за собой другое. Более
сильные мышцы требуют более прочных костей, а быстрее
соображающий мозг - более обширной памяти; если того потребует
следующая стадия усовершенствования, увеличится объем черепа и
его форма, пока наконец не наступит время, когда белковый
материал придется заменить более универсальным, ибо тогда
эффективность организма возрастет скачкообразно. Небелковый
организм не боится высоких температур, радиоактивного
излучения, космических перегрузок; бескровный организм, в
котором снабжение кислородом совершается просто путем обмена
электронов, без примитивного посредничества кровообращения,
Скачать книгу [0.28 МБ]
Пирамида