тысяч ученых, но средний возраст доцента составлял уже 61,7 года, а
пополнения не было. Все тонуло в такой скуке благополучия, что, как
утверждал Рассел, слухи о грозящем вторжении с Луны большинство людей
восприняло с удовлетворением, а мнимая паника была выдумкой радио и
телевидения -- для оживления рынка новостей. Судебные инстанции не успевали
разбирать дела о так называемых С/Оргиаках, суицидальных, то есть
самоубийственных,-- оказалось, что, ударяя себя током в центр наслаждения
между лимбическими и гипоталамическим участками мозга, можно отдать концы с
максимальным удовольствием. С трансцедерами (трансцендентальными
компьютерами, служащими для установления связи с потусторонним миром) также
возникли юридические проблемы. Речь шла о том, является эта связь
реальностью или иллюзией, но опросы общественного мнения показали, что для
потребителей эта разница -- казалось бы, колоссальная -- не имела никакого
значения. Большим успехом пользовались и агиопневматоры* [от agios -- святой
и pneuma -- дуновение, дух (греч.)], позволяющие устраивать короткое
замыкание со святым духом; почти все церкви включились в борьбу с
агиопневматизацией, но практически безуспешно. Mundus vult de-cipi, ergo
decipatur* [мир хочет быть обманутым, следовательно, да будет обманут
(лат.)] -- так закончил свои философские рассуждения мой этнолог, когда в
бутылке бурбона показалось дно. Полевые исследования жизни миллиардеров так
разочаровали его, что он впал в полный цинизм и вместо окон богачей
направлял свой перископ в сторону солярия, где нагишом загорали сестры и
санитарки. Это показалось мне несколько странным -- он мог ведь просто пойти
туда и посмотреть на каждую из них вблизи, но когда я сказал ему об этом, он
только пожал плечами. В том-то вся и беда, что теперь уже все можно, ответил
он.
В рекреационном зале нового павильона возились монтеры, заканчивая
установку воображаторов. Как-то вечером Рассел затащил меня на такой сеанс.
В воображатор вкладывается прекс (предлагающая кассета), и в пустом
пространстве перед аппаратурой появляется картина, то есть, собственно, не
картина, а искусственная действительность, например Олимп с толпой греческих
богов и богинь или что-нибудь более жизненное -- двуколка, полная сиятельных
особ, которых под улюлюканье толпы везут к гильотине. Или же дети-сиротки,
объедающиеся пряничной черепицей перед избушкой Бабы-Яги. Или же, наконец,
монастырская ризница, в которую вторглись татары или марсиане. А вот что
будет дальше -- зависит от зрителя. Под ногами у него две педали, в руке --
управляющая рукоять. Сказку можно превратить в побоище, организовав
восстание богинь против Зевса, головы, упавшие в корзину под гильотиной,
снабдить крылышками, растущими из ушей, чтобы они куда-нибудь улетели, или
дать им прирасти снова к телам, чтобы их воскресить. Можно вообще все.
Ведьма делает из сироток котлеты, но может подавиться ими, а возможен и
обратный ход событий. Гамлет может украсть золотой запас Дании и сбежать с
Офелией (или Розенкранцем, если нажать клавишу "гомо"). Воображатор имеет
клавиатуру как у фисгармонии, только вместо звуков возникают различные
эффекты. Инструкция -- довольно толстая книжка, но и без нее легко обойтись.
Достаточно несколько раз двинуть ручку, чтобы убедиться, что при нажиме
влево включается сначала садомат, а потом извратитор. Толкнув ручку в другую
сторону, наоборот -- получаем лиризм, сентиментальную слащавость и
хэппи-энд. Если бы мы оба не были навеселе, эта забава наскучила бы нам
очень скоро, но и так через четверть часа мы отправились спать. Санаторий
приобрел двенадцать воображаторов, но почти никто ими не пользовался.
Доктора Хоуса это очень огорчало. Он приходил то к одному пациенту, то к
другому и убеждал их дать волю воображению, ибо это лучшая психотерапия.
Оказалось, однако, что ни один из миллионеров и миллиардеров никогда не
слыхал о Бабе-Яге, греческой мифологии, Гамлете и средневековых монахах. В
их понимании татары ничем не отличались от марсиан. Гильотину они чаще всего
принимали за увеличенную машинку для обрезания сигар, а все вместе, считали
они, не стоит ломаного гроша. Доктор Хоус, видимо, полагая это своим долгом,
каждый день ходил в воображальню и, пересаживаясь с кресла на кресло,
скрещивал Шекспира с Агатой Кристи, запихивал каких-то спелеологов в жерло
вулкана и вытаскивал их оттуда живыми, невредимыми и с прекрасным загаром.
Меня он тоже уговаривал, но я отказался. Я все еще ждал весточки от Лакса, а
Грамер тоже как будто чего-то ждал и, должно быть, поэтому избегал меня.
Возможно, у него не было новых инструкций. А в общем-то я чувствовал себя
совсем неплохо, тем более что достиг прекрасного взаимопонимания с самим
собой.
X. Контакт
Был уже конец августа, и, зажигая вечером лампу на письменном столе, я
обычно закрывал окно от ночных бабочек. К насекомым я отношусь скорее с
неприязнью, за исключением, пожалуй, божьих коровок. От дневных бабочек я не
в восторге, но как-то их переношу, но вот ночные почему-то пугают меня. А
как раз тогда, в августе, их развелось множество, и они безустанно мелькали
за окном моей комнаты. Некоторые были так велики, что я слышал, как они
мягко ударяются о стекло. Сам вид их для меня неприятен, и я уже собирался
задернуть занавески, как услышал стук -- резкий и отчетливый, словно кто-то
металлическим прутиком снаружи постукивал по стеклу. Я взял со стола лампу и
подошел к окну. Среди беспорядочно трепещущих бабочек я заметил одну,
совершенно черную, крупнее других, поблескивающую отраженным светом. Раз за
разом она отлетала от окна, а затем ударяла в стекло с такой силой, что я
чувствовал содрогание рамы. Больше того, у этой бабочки вместо головы было
что-то вроде маленького клюва. Я смотрел на нее, как зачарованный, потому
что она ударяла в окно не беспорядочно, а с равномерными перерывами, по три
раза, затем отлетала на некоторое время и возвращалась снова, чтобы
отстучать свое. Три точки, пауза, три точки, пауза,-- это повторялось долго,
пока я не понял, что это буква S азбуки Морзе. Признаюсь, я не сразу решился
отворить окно, уже смутно догадываясь, что это не живое существо, я не сразу
решился отворить окно: опасение, что я напущу в комнату обыкновенных
бабочек, меня удерживало. Наконец, я превозмог себя. Она мгновенно влетела
через щель. Заперев окно, я отыскал ее взглядом. Она села на бумаги,
устилавшие письменный стол. У нее не было крыльев, и теперь она ничем не
напоминала бабочку и вообще насекомое. Она выглядела скорее как черная
блестящая маслина. Признаться, я непроизвольно отшатнулся, когда она
непонятным образом взлетела и, зависнув в полуметре над столом, зажужжала.
Поскольку она не вывелась из куколки, то уже не вызывала у меня отвращения.
Держа лампу в левой руке, правую я протянул за этой маслиной. Она позволила
взять себя пальцами. Твердая -- металлическая или пластиковая. Я снова
Скачать книгу [0.20 МБ]