глухи; подстерегает Неведомец караваны, а когда гонит его алчба к золоту и
скелетам, выдыхает он черный прах в щиты солнц, путь указующих, а погасив
их и сведя путников с пути безопасного, тут же, вьюном вертясь, из небытия
выпрыгивает, тесными кольцами окружает и в пустоту замка своего уносит,
бережливо стараясь самомалейшей застежки рубиновой не обронить - столь он
в своей ужасности аккуратен. Потом лишь обглоданные останки выплывают
ниоткуда и кружат по Пустыне, а вслед за ними еще долго летят корабельные
заклепки, будто косточки, выплюнутые из пасти Неведомца-чудовища. С той
поры, однако, как невольничьим трудом мириадов рабов-ракетчиков тоннель
ворозавронский открыт и судовожденье по тому светлейшему руслу поведено,
обезумел Неведомей, добычи лишенный, и заревом лютости своей столь мрак
Пустыни озаряет, что тело Неведомца просвечивает сквозь черную пелену
гравитации, точно костяк личинки, в коконе своем могильно и фосфорично во
прах обращающейся. Иные ж мудрецы рекут, будто вовсе нет Неведомца и
никогда не бывало; хорошо же им свое утверждать и нетрудно, но гораздо
труднее в боренье вступать с вещами, коих и слово не имет, в летней тиши,
вдали от Мрака и Жара рожденное. Легко им в чудовище не верить, трудней
одолеть его и алчности его мерзкой избегнуть. Не поглотил он неужто самого
Кибернатора Мургундского со свитой осьмидесятной на трех судах, причем от
вельмож этих и остались-то лишь пряжки обглоданные, кои жители селений
Малой Солярии нашли на их берег прибоем туманностным выброшенные? Не
пожрал он неужто иных мужей неисчислимых без жалости и милосердия? Да
воздаст же хоть тихая память электронная почесть им, без могилы канувшим,
коль не найдется храбрец, кто б зломучителю по-рыцарски отметил, старым
обычаям звездопроходцев следуя".
Все это вычитал Трурль однажды в пожелтевшей от времени книге,
купленной по случаю у какого-то торговца; без промедленья отнес ее
Клапауциусу и еще раз, уже вслух, небылицы эти ему прочитал от начала и до
конца, столь сильно они ему понравились.
Клапауциус - конструктор, мудрости исполненный, в космосе сведущий, в
обращенья с солнцами и туманностями всех мастей понаторевший, - только
усмехнулся, кивнул головой и сказал:
- Надеюсь, ты ни единому слову этой сказочки не веришь?
- Отчего бы это мне не верить? - обрушился на него Трурль. - Посмотри,
тут есть даже искусная гравюра, изображающая, как Неведомей пожирает два
солнечных парусника, а добычу в подземелья прячет. Впрочем, разве же нет
на самом деле тоннеля в сверхгиганте, правда в другом, в Бет-эль-Гейзском?
Ты не такой уж невежда в космографии, чтобы подвергнуть это сомнению.
- Что до гравюр, то могу я тебе немедля нарисовать дракона с зеницами в
тысячу солнц каждая, если рисунок ты считаешь доказательством истинности,
- ответил на это Клапауциус. - Если же говорить о тоннеле, то, во-первых,
протяженность его лишь два миллиона миль, а не какие-то там миллиарды, а
во-вторых, навигация в нем не представляет ни малейшей опасности, о чем ты
великолепно осведомлен, ибо сам по нему ходил. Что же касается так
называемой Пустыни Кромешной, то на самом деле это просто скопище
космического мусора шириной в десять килопарсеков, кружащееся между
Меридией и Тетрархидией, а не около каких-то там огнеглавцев или
Ворозавронов, которых вообще не существует; и еще правда, что там темно,
однако попросту от скопления грязи. Никакого Неведомца там, разумеется,
нет! Это даже не добропорядочный стародавний миф, а просто-напросто
дешевая байка, произросшая в чьей-то глупой башке!
Трурль сжал губы.
- Оставим тоннель, - сказал он. - Ты считаешь его безопасным, потому
что по нему ходил я; если б это был ты, то слышалось бы всем другое. Ну да
ладно, оставим тоннель в покое. Что касается Пустыни и Неведомца, то
убеждать словесными аргументами не в моем вкусе. Нужно туда поехать и
посмотреть, что из сказанного здесь, - тут он поднял со стола толстенную
книгу, - правда, а что - нет!
Клапауциус начал отговаривать Трурля от этого намерения, как мог, когда
ж убедился, что тот со своим неизменным упрямством и не помышляет об
отказе от столь своеобразно задуманного путешествия, заявил сначала, что
не желает его больше в глаза видеть, однако вскоре стал и сам собираться в
путь, не хотел он позволить другу погибать в одиночку - вдвоем как-то
веселее смотреть смерти в глаза.
Нагрузив корабль всякой всячиной, поскольку путь их лежал через места
пустынные (хотя и не столь уж живописные, как рассказывалось в книге),
друзья отправились в путешествие на испытанном своем корабле; в полете они
делали то тут, то там остановки, стремясь разведать, что и как, особенно
когда вышли из области, о которой имели подробные сведения. Однако от
местных жителей можно было узнать лишь немногое - они толковали дельно
лишь о своей округе, а о том, что находилось или происходило там, где они
сами никогда не бывали, плели явные несуразицы, расписывая со вкусом
леденящие смазку подробности. Клапауциус называл такие повести
коррозийными, имея в виду тот самый склероз-коррозию, который столь часто
поражает старческий разум.
Все же, когда они приблизились миллионов на пять-шесть огненных выдохов
к Черной Пустыне, до них дошли слухи о каком-то великане-насильнике,
звавшемся Разбойником Диплоем, причем никто из повествующих сам разбойника
никогда не видел и не имел понятия, что должно значить странное слово
"Диплой", которым существо это определяли. Трурль допускал, что это
искаженный термин "Диполь" и что он свидетельствует о полярной и вместе с
тем противоречивой, двойственной природе разбойника, однако более трезвый
Клапауциус предпочел от гипотез воздержаться. Разбойник - гласили слухи -
был очень жесток и легко приходил в ярость: полностью обобрав свою жертву
и все еще не удовлетворив свою чудовищную алчбу, ибо любая добыча казалась
ему недостаточной, он очень долго и мучительно бил пленника перед тем, как
отпустить на волю. Конструкторы минуту взвешивали, не обзавестись ли
оружием, холодным и огнестрельным, пока они еще не пересекли границу
Черной Пустыни, но под конец наилучшим оружием сочли собственный разум, в
конструкторском искусстве отточенный, дальновидный и универсальный, и
двинулись дальше как есть.
Должно признать, что во время дальнейшего путешествия Трурль переживал
горчайшие разочарования, ведь и звездороссыпи звездные, и пламена
пламенистые, и пустыни пустынные, и блуждающие рифы, и скалы метеорные
гораздо красивей были описаны в старой книге, чем представлялись в натуре
глазу путешественника. Звезды в этой местности встречались редко, к тому ж
из себя невидные и очень старые; одни едва помигивали, будто угольки,
дотлевающие в пепле, другие снаружи совсем потемнели, и лишь сквозь
трещины в шлаковой скорлупе, покрытой неряшливыми морщинами, просвечивали
у них красные жилки; никаких пламенных джунглей или таинственных завертей
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида