сыне-машине, о мопсе своем электронном, об одной из трехсот своих жен,
которая умеет такие соуса готовить на ионах сочных, что и сам император
Труболюд подобных не едал; доверил он также коменданту полиции самый
большой свой секрет, а именно что условился он с капитаном корабля, чтобы
тот отдал сокровища любому, кто на палубе появится и тайное слово
произнесет.
Алчно выслушивал Балерион-комендант бессвязное его повествование, ибо и
вправду все это казалось ему логичным: Клапауциус хотел, видимо, укрыться
от полиции и совершил это, перенесясь в тело чужеземца, которого избрал
потому, что муж сей облачен был в великолепные одежды, а значит, наверняка
богат; благодаря такой пересадке возможно было обзавестись немалыми
средствами. Видно было, что различные мысли Балериона одолевают. Всячески
старался он выпытать тайное слово от лжечужеземца, который, впрочем, не
очень тому противился и наконец шепнул ему на ухо это слово, а звучало оно
так: "Ныртек". Теперь уже видел конструктор, что привел Балериона туда,
куда нужно, ибо Балерион, на головоломках помешанный, не желал, чтобы
преподнесли их королю, поскольку сейчас сам он королем не был: уверовал он
во все, а следовательно, и в то, что Клапауциус имел второй аппарат, да и
не было у него причин сомневаться в этом.
Сидели они теперь молча, и видно было, что какой-то план созревает в
голове Балериона. Начал он кротко и тихо выспрашивать у мнимого чужеземца,
где стоит его корабль, как на него попасть и так далее. Клапауциус
отвечал, на алчность Балериона рассчитывая, и не ошибся, ибо тот внезапно
поднялся, заявил, что должен слова его проверить, и вышел из кабинета,
тщательно заперев двери. Услыхал также мнимый чужеземец, что, наученный
недавним опытом, поставил Балерион на пост под окном комнаты вооруженного
стражника.
Знал, разумеется, Клапауциус, что корыстолюбец ни с чем вернется, ибо
ни корабля такого, ни сундуков с головоломками, ни заводных девиц и в
помине не было. Однако на этом его план и основывался. Едва закрылись
двери за королем, подбежал Клапауциус к столу, достал из ящика аппарат и
поскорее нацепил его на голову, а потом преспокойно стал дожидаться
Балериона. В скором времени услыхал он грохот шагов и извергаемые сквозь
зубы проклятия, потом заскрежетал ключ в замке, и ввалился в комнату
комендант, с порога еще выкрикивая:
- Мерзавец, где корабль, где сокровища, где головоломки?!
Однако больше он ничего не успел вымолвить, потому что Клапауциус,
притаившийся за дверью, прыгнул на него, как взбесившийся козел, боднул
его в лоб и, прежде чем успел Балерион как следует расположиться в новом
теле, Клапауциус-комендант во весь голос заорал, вызывая полицейских, и
велел заковать короля, тут же в каземат отправить да стеречь хорошенько!
Ополоумев от неожиданности, Балерион в новом теле понял наконец, как
позорно его провели; уразумев, что все время имел дело с ловким
Клапауциусом и никакого чужеземца не существовало, разразился в темнице
ужасающими ругательствами и тщетными угрозами, - ибо не было уже у него
аппарата.
Клапауциус же хотя временно и утратил свое хорошо знакомое тело, но
зато получил обменник индивидуальности, чего и добивался. Так что
облачился он побыстрее в парадный мундир и отправился прямиком во дворец
королевский.
Король по-прежнему спал, однако Клапауциус в качестве коменданта
полиции заявил, что необходимо ему хоть на десять секунд повидать короля,
поскольку речь идет о деле величайшего значения, интересах государства, и
такого всякого наговорил, что придворные перепугались и допустили его к
спящему. Хорошо зная привычки и причуды Трурля, Клапауциус пощекотал ему
пятку; Трурль подпрыгнул и немедленно пробудился, ибо щекотки боялся сверх
меры. Он быстро пришел в себя и удивленно глядел на незнакомого исполина в
полицейском мундире, но тот, склонившись, сунул голову под балдахин
кровати и шепнул:
- Трурль, это я, Клапауциус, мне пришлось пересесть в полицейского,
иначе я не добрался бы до тебя, а к тому же я и аппарат при себе имею...
Рассказал тут Клапауциус о своей хитрой проделке, и Трурль, чрезвычайно
обрадованный, встал немедля и заявил, что чувствует себя отменно. А когда
обрядили его в пурпур, воссел он со скипетром и державой на троне, дабы
отдать многочисленные приказания. Велел он поначалу, чтобы привезли ему из
больницы его собственное тело с ногой, которую свихнул Балерион на
портовой лестнице; когда же сделали это, наказал он лекарям придворным,
дабы пострадавшего немедля величайшей заботой и опекой окружили.
Посоветовавшись затем с комендантом полиции, сиречь Клапауциусом, решил
Трурль действовать во имя восстановления всеобщего равновесия и подлинного
порядка.
Нелегко это было совершить, ибо история безмерно запуталась. Однако же
конструкторы не имели намерения вернуть все души в прежние их телесные
оболочки. Ранее всего, со всей возможной быстротой следовало так учинить,
дабы Трурль и телесно стал Трурлем, равно как Клапауциус - Клапауциусом.
Повелел поэтому Трурль привести пред лицо свое скованного Балериона в теле
коллеги прямо из каземата полицейского. Совершили тут же первую пересадку,
Клапауциус снова стал собой, королю в теле экс-коменданта полиции пришлось
выслушать немало весьма неприятного, после чего отправился он опять в
каземат, на этот раз - королевский; официально же объявили, что впал он в
немилость вследствие неспособности к решению ребусов.
Назавтра тело Трурля до такой степени уже выздоровело, что можно было
на пересадку отважиться. Одна лишь проблема нерешенной оставалась: неловко
все же было покинуть эту страну, вопроса о престолонаследии должным
образом не уладив. Ибо о том, чтобы извлечь Балериона из оболочки
полицейской и снова на престол усадить, конструкторы и думать не желали.
Решили они поэтому рассказать обо всем тому честному матросу, который в
теле трурлевом обретался, взяв с него великую клятву, что сохранит он
молчание. Увидев же, как много содержится разума в этой простой душе
матросской, сочли они его достойным властвовать, и после пересадки Трурль
стал самим собой, матрос же - королем.
Еще ранее повелел Трурль доставить во дворец большие часы с кукушкой,
каковые заприметил в антикварном магазине поблизости, когда бродил по
городу. И пересадили разум короля Балериона в тело кукушечье, а кукушкин
разум - в тело полицейского; тем самым восторжествовала справедливость,
ибо королю с той поры пришлось добросовестно трудиться и аккуратным
кукованьем, к которому принуждали его в соответствующее время уколы
часовых шестеренок, весь остаток жизни искупать, вися на стене тронного
зала, безрассудные свои забавы и покушение на здравие конструкторов.
Комендант же вернулся на свою прежнюю работу и отлично с ней справлялся,
Скачать книгу [0.11 МБ]
Пирамида