Он указал на хрипящего.
- Понимаете, там уже не мой отдел.
- Но этот человек...
- Семерка им займется. Ага, вот уже идут из Теологического, видите?
И в самом деле, по коридору к нам приближался офицер-священник, перед
которым шел мальчик с колокольчиком.
Заходя в лифт, я все еще слышал стук шифрованной агонии.
Кабина остановилась на десятом этаже, но майор не спешил отворять
дверь.
- Могу я попросить у вас кодосохранитель?
- Извините? - не понял я.
- Я имел в виду ту ампулу...
- А-а, конечно...
Я все еще сжимал ее в руке. Он спрятал ее в кожаный футляр,
напоминающий портмоне.
- А что в ней такое? - спросил я.
- Да, собственно, ничего особенного.
Он дал мне первому выйти из лифта.
Мы направились к ближайшей двери. В квадратной комнате сидел неимоверно
толстый человек, который, помешивая чай, грыз конфеты из бумажного пакета.
Кроме него здесь никого не было. В задней стене кабинета имелась
маленькая, совершенно черная дверца. Даже ребенок едва ли смог бы в нее
протиснуться.
- Где Прандтль? - спросил Эрмс.
Толстый офицер, не переставая жевать, показал ему три пальца. Мундир на
нем был расстегнут. У меня создалось впечатление, что он вот-вот стечет со
стула, на котором сидит.
У него было отекшее лицо, налившаяся жиром шея, вся в складках, дышал
он шумно, с присвистом. Казалось, того и гляди задохнется.
- Ладно, - сказал майор. - Прандтль сейчас придет. Вы пока подождите
здесь. Он вами займется. Когда освободитесь, зайдите, пожалуйста, ко мне за
талонами. Хорошо?
Я обещал, что не премину это сделать.
Когда он ушел, я перевел взгляд на толстяка. Тот с хрустом поглощал
конфеты.
Я присел на стул у стены, стараясь не смотреть на болезненно жирного
офицера, потому что он раздражал меня своим чавканьем, а еще более тем, что
выглядел так, словно его в любую минуту может хватить апоплексический удар.
Складки кожи на его шее прямо-таки посинели под щетиной коротко остриженных
волос. Его тучность была его крестом, мученичеством. Он дышал, прилагая
такие усилия, на которые можно было решиться, пожалуй, лишь в случае крайней
необходимости, и то на минуту, а он делал это постоянно, и притом будто бы
вообще этого не замечал.
Он боролся за каждый глоток воздуха и грыз конфеты. Я испытывал
неодолимое желание вырвать у него пакет со сладостями. Он жрал их, глотал,
краснел, синел и лез липкими пальцами за новыми. Я переставил стул и сел к
нему боком. Повернуться к нему спиной я как-то не решился - вовсе не потому,
что это было бы невежливо, но просто я боялся, что он там сзади задохнется,
а мне вовсе не хотелось иметь позади себя труп.
На некоторое время я прикрыл глаза. Много бы я дал, чтобы выяснить,
улучшилась ли моя ситуация. Мне казалось, что да, но слишком многое этому
"да" противоречило. То, что Эрмс готов был меня отравить - а сомнений в
отношении содержимого ампулы у меня не было, - в этом я не имел к нему
претензий. Несколько хуже обстояло дело со старичком в золотых очках. У меня
не было уверенности, окончательно ли я развязался с этой историей. Во всяком
случае, не было похоже, чтобы это дело грозило мне какими-либо
неприятностями в будущем. Теперь у меня была более серьезная причина для
озабоченности - инструкция. Дело было вовсе не в том, что она очень уж
сильно походила на протокол моих перемещений внутри Здания и даже, более
того, моих мыслей. В конце концов я все еще мог оставаться объектом
испытаний, хотя Эрмс и отрицал это категорически. Ведь он сам потом признал,
что разговор наш не следует понимать буквально, что он является шифром, а
значит, каким-то образом соотносится с не названными непосредственно
значениями, которые стояли за ним, как невидимые призраки. Гораздо хуже было
нечто иное.
В глубине души я начал сомневаться в самом существовании инструкции.
Правда, я старался убедить себя, что ошибаюсь, что моя подозрительность
не имеет оснований, что без действительного намерения послать меня куда-то с
весьма важной миссией никто не интересовался бы мной и не подвергал никаким
испытаниям. Ведь у меня ничего не было на совести, и я не имел здесь,
собственно, никакого веса, кроме этого неожиданного назначения, этой все
время откладываемой, задерживаемой и вновь частично подтверждаемой миссии.
Если бы мне позволили в ту минуту задать один, только один-единственный
вопрос, он звучал бы так: чего от меня хотят? Чего от меня хотят на самом
деле?
Я готов был с радостью принять любой ответ - кроме одного.
Офицер за столом оглушительно засопел. Я вздрогнул. Высморкавшись, он
заглянул в платок, потом, сопя, с разинутым ртом и оттопыренными губами,
спрятал его обратно в карман.
Дверь отворилась. В комнату вошел высокий, худой, сутулый офицер. Было
в нем что-то такое - трудно было сказать, что именно, - отчего он производил
впечатление штатского, переодетого в мундир.
В руках у него были очки, которыми он быстро вертел, стоя в шаге от
меня.
- Вы ко мне?
- Я к господину Прандтлю из Отдела Шифрования, - ответил я, слегка
приподнимаясь с места.
- Значит, ко мне. Я капитан Прандтль. Пожалуйста, не вставайте. Вы
насчет шифров, да?
Эта фонема прозвучала как сделанный в меня выстрел.
- Да, господин капитан.
- Пожалуйста, без званий. Чаю?
- Охотно.
Он подошел к маленькой черной дверце и из руки, которая через нее
высунулась, принял поднос с двумя уже наполненными стаканами. Он поставил
его на стол и надел очки. Тут же лицо его словно бы подобралось, худое,
вызывающее, все в нем встало на исходные позиции и застыло.
- Что же такое, по-вашему, шифр? - спросил он. - Пожалуйста, расскажите
мне, что вы об этом знаете.
Он словно бы бил металлическим голосом во что-то твердое.
Скачать книгу [0.18 МБ]
Пирамида
